Войти на сайт
27 Апреля 2024 года

 

  • Асхат ашлыкъ сата, юйдегиси ачдан къата.
  • Джылар джаш, атасыны сакъалы бла ойнар.
  • Тойгъа барсанг, тоюб бар, эски тонунгу къоюб бар.
  • Юйлю уругъа ит чабмаз.
  • Къолунгдан къуймакъ ашатсанг да, атаны борчундан къутулмазса.
  • Эр сокъур болсун, къатын тилсиз болсун.
  • Кёбден умут этиб, аздан къуру къалма.
  • Къулакъдан эсе, кёзге ышан.
  • Башда акъыл болмаса, эки аякъгъа кюч джетер.
  • Байны къызы баймакъ болса да, юйде къалмаз!
  • Билген билмегенни юретген адетди.
  • Ойнаб айтсанг да, эслеб айт.
  • Алтыда кюлмеген, алтмышда кюлмез.
  • Ач къарным, тынч къулагъым.
  • Къыз тиширыу кеси юйюнде да къонакъды.
  • Окъугъанны бети джарыкъ.
  • Тил – кесген бычакъ, сёз – атылгъан окъ.
  • Аман хансны – урлугъу кёб.
  • Кийимни бир кюнню аясанг, минг кюннге джарар.
  • Тил джюрекге джол ишлейди.
  • Ашха уста, юйюнде болсун
  • Ёлмесенг да, къарт дамы болмазса?
  • От кюйдюрген, сау болса да, тот кюйдюрген, сау болмаз.
  • Гугурук къычырмаса да, тангны атары къалмаз.
  • Накъырда – кертини келечиси.
  • Шайтан алдады, тюзлюк къаргъады.
  • Эл тойса, тоймагъан, эл къойса, къоймагъан.
  • Халкъны джырын джырласанг, халкъ санга эжиу этер.
  • Сакъ юйюне сау барыр.
  • Айтылгъан буйрукъ, сёгюлмез
  • Ата джурт – алтын бешик.
  • Эки элинги тыйсанг, джети элде махталырса.
  • Ишни аллы бла къууанма да, арты бла къууан.
  • Джерни букъусу кёкге къонмаз.
  • Ач уят къоймаз.
  • Сёлеш деб шай берген, тохта деб, сом берген.
  • Аман къатын сабий табса, бий болур…
  • Телиге акъыл салгъандан эсе, ёлгеннге джан салырса.
  • Бичгенде ашыкъма, тикгенде ашыкъ.
  • Чомартны къолун джокълукъ байлар.
  • Ёмюрлюк шохлукъну джел элтмез.
  • Тили узунну, намысы – къысха.
  • Тёзгеннге, джабылгъан эшик ачылыр.
  • Бюгюн дуния кибик, тамбла ахыратды.
  • Джангыз торгъай джырламаз.
  • Кёл – къызбай, къол – батыр.
  • Ауузу аманнга «иги», деме.
  • Джигер – джаннга къыйынлыкъ.
  • Ачыу алгъа келсе, акъыл артха къалады.
  • Акъыл аздырмаз, билим тоздурмаз.

 

Архив Форума » Бёлюмле :: Тематические разделы » Ана тилде :: Ana tilde
Страницы: 1 2 След.
RSS
Халкъыбызны уллу джазыучулары. Батчаланы Мусса., Бизни адабиятны дуния дараджагъа чыгъаргъан адамлагъа аталады тема
 
#1
Джаратама1
25.02.2013 17:19:02
Батчаланы Мусса кесини суратлау чыгъармалары бла бизни адабиятны дуния дараджагъа чыгъаргъан адамды. Прозасы, драматургиясы, поэзиясы бла да аны тенглигине чыгъалгъан джокъду бюгюн да бизде. Башха уллу джазыучубуз, Муссагъа бек ышаннган, анга болушхан да - Байрамукъланы Халимат эди. Муссаны юсюнден ушакъны Халиматны статьясы бла башлайбыз.
 
 
 
#2
Джаратама0
25.02.2013 17:23:26
ХАЛИМАТ БАЙРАМУКОВА: ЖИЗНЬ В КАДРЕ И ЗА КАДРОМ ( ПИСАТЕЛЬ О ПИСАТЕЛЕ)

Я не был, к сожалению, знаком с Муссой Батчаевым. И никогда даже не видел его. Мы разминулись, как говорится, возрастом, временем и эпохой. Но все опубликованное им на русском языке не может не вызывать восхищения и уважения к писателю, которому судьба отвела всего 43 года земной жизни.
И можно только представить, сколько он написал бы еще высокохудожественных произведений, обогатив родную и российскую литературу в целом новыми образами и темам, если бы не роковой случай, оборвавший его яркую жизнь. Судьба оказалась к наделенному Божьим даром писателю, автору знаменитых повестей «Элия» и «Серебряный дед», безжалостна. Тем не менее, написанное Муссой Батчаевым еще при жизни выдвинуло его в ряд незаурядных мастеров слова не только родной Карачаево-Черкесии, но и России.
Незадолго до ухода из жизни, выдающаяся российская поэтесса, классик карачаевской литературы Халимат Байрамукова, с которой мне посчастливилось быть знакомым и общаться на протяжении многих лет, предложили записать на магнитофонную пленку свои воспоминания о Муссе Батчаеве. Мог ли в тот для себя памятный день знать, что наша встреча с Халимат Башчиевной окажется последней. После прозвучавшей радиопередачи, текст воспоминаний поэтессы по её просьбе был передан в газету «День республики» и опубликован в сентябре 1996 года. А через два месяца Халимат Байрамуковой не стало.
Прошло много лет, но, полагаю, мысли, изложенные Халимат Байрамуковой, её оценка творчества Муссы Батчаева не потеряла своей актуальности и значимости. Кроме того, предлагаемая статья Халимат Байрамуковой « Жизнь в кадре и за кадром» проливает свет на многие, далеко не всегда известные широкой аудитории страницы жизни и творчества Муссы Батчаева. Особенно в период его становления как писателя- философа, успевшего за очень короткий жизненный и творческий срок, отпущенный ему Всевышним, оставить в родной карачаевской, впрочем, как и во всей литературе Карачаево-Черкесии и России, свой весьма заметный след.
М. Накохов

О Муссе Батчаеве я писала немало, говорила в устных своих выступлениях не раз, ибо облик настоящего писателя в моем понимании олицетворяется с его обликом. Вскоре после его гибели вышла моя статья «Мелькнувшая молния», а затем другая – «Вспоминая Муссу». В альманахе «Ставрополье» вышла фундаментальная статья о нем, написанная по моей просьбе кандидатом филологических наук Фатимой Урусбиевой. О нем будут писать всегда.

Я не собираюсь здесь анализировать творчество Муссы, это сделают другие. Мое слово о том, что было за кадром, то есть за его книгами, ибо от судьбы самого писателя-человека зависит многое в его творчестве.

Трагедия народа застала его мальчиком, и он испил чашу горя вместе со всеми. В его творчестве нашли отражение переживания этого мальчика, не понимавшего, собственно говоря, для чего люди рождаются на свет, коль им выпали такие тяжелые испытания.

Жизнь Муссы не была легкой и потом, но он со свойственной ему тактичностью переносил все в себе, не жаловался, не копал яму тем, кто это делал для него. Он полностью отдавал себя творчеству, и это было лекарством от всех напастей. Он был доверчив и наивен, как все талантливые люди, и иные пользовались этим, чтобы уколоть, сделать ему больно.

Как он вошел в литературу? Газета «Кызыл Карачай», как только была воссоздана, письма получала чуть ли не мешками, и среди них – большое количество рифмованных слов, называемых стихами. Люди, вернувшись в родные места свою радость выражали таким образом. И правильно делала газета, печатая их, ведь голод на родное слово был неутолимым.

В то время я уехала учиться в Москву, и мне присылали газету. В очередном номере я прочитала настоящие стихи, а внизу было написано: «Мусса Батчаев». Работая в газете, я не знала такого автора. Стихи взбудоражили меня, я все повторяла про себя « Къуш уяча къая ранда турад Къарачай».

Жизнь за кадром. Она у Муссы была недолгой, но внутренне драматичной. Он все также жил в Кумыше и преподавал там в школе. Часто встречались, чувствовалось, что его распирает желание высказать себя, у него хорошо был развит юмор, с ним можно было легко беседовать на любую тему.

С 1964 года я стала работать в Союзе писателей. Мусса теперь часто заходил к нам, порой приносил стихи или новеллы, совершенно зрелые в творческом отношении и я с удовольствием читала их, передавая в газету и на радио.

Вообще Мусса не имел творческой молодости, в семью литераторов он вошел уже зрелым писателем.

Жизнь за кадром.

Мусса выдавал прекрасные стихи, новеллы, рассказы. В 1968 году вышли его книги «Быть человеком», написанная на русском языке, новеллы и книга стихов «Раздумья». В обеих книгах философский подход к теме, новеллы и стихи жизненны, афористичны, образны. Вот, например, новелла «Тетя Поля»: « Когда-то очень давно, мы приходили в первый класс.
- Здравствуйте, - говорили мы.
- Здрасьте, - улыбалась нам тетя Поля. Она работала уборщицей и каждый день встречала нас в коридоре, прося чистить ноги. И каждый день, когда мы уходили, мыла в классах полы. Три класса по сорок квадратных метров и коридор – первая смена, три класса и коридор – вторая смена.
С деревьев облетали листья – приходила осень, наваливал снег – зима, потом, как водится, наступали весна и лето. И каждый день тетя Поля мыла полы…
И опять проходили годы, время текло рекой. Первоклашки становились десятиклассниками. К тете Поле привыкли, как привыкают к школьной парте или доске… [
Видеть часто – значит, не видеть. Было так.
Сегодня у меня волосах седина. Я опять прихожу в школу, но уже сам ставлю малышам оценки «хорошо», «плохо». [/JUSTIFY] [JUSTIFY]
- Здрасьте, - говорю я басом тете Поле.
- Здравствуйте, - улыбается она.
Тетя Поля по-прежнему моет полы. Четыре класса и коридор – первая смена, четыре класса и коридор – вторая смена. Много ли будет квадратных метров, если взять это столько раз, сколько восходило солнце за всю жизнь тети Поли?! Может быть, земная часть нашей планеты…Вымыть земной шар!»

Какая неожиданная и философская концовка! Собственно, чего удивляться, талант всегда проявляет себя с неожиданной стороны.
Помню, как Мусса поступал в члены Союза писателей. Несколько раз я ему напоминала о том, что ему надо подготовить документы и принести. Казалось, он не обращал на это никакого внимания – внешние атрибуты его не интересовали, для него главным являлся творческий процесс как таковой.
Наконец, удалось вырвать у него документы и послать в приемную комиссию в Москву , где в скором времени рассмотрели их. Потом мне показывали протокол заседания комиссии, где были записаны такие выступления:
« Сегодня мы присутствуем при рождении настоящего таланта, за последние 10-15 лет мы не принимали в Союз человека с таким талантом». А известный поэт и переводчик Яков Козловский вскоре прислал письмо Муссе, где написал о том, что хотел бы перевести его стихи.

Вот так он вошел в ряды Союза писателей СССР с достоинством, без суеты, спокойно. И поневоле вспоминаешь некоторых наших нынешних людей, объезжающих чуть ли не всю страну, собирая документы- свидетельства известных писателей, никогда не читавших их произведения о том, что они талантливы. Или же обивают пороги Союза писателей РСФСР, плача, угрожая, чтобы вступить в члены Союза.

Талант – это то, что является само документом и ни в каких бумажках не нуждается.
Мусса с самого начала принимал активное участие в работе писательской организации. Мы практиковали дни поэзии Карачаево-Черкесии в различных республиках и городах страны, эти мероприятия помогали пропагандировать нашу литературу на всесоюзной арене. Мусса был постоянным участником этих выездов, и, когда он выходил на трибуну где-нибудь в Херсоне или Ленинграде, я была спокойна – выступит достойно.

Мусса начал сотрудничать с драмтеатром. Пригласил на первую премьеру, которая прошла с большим успехом. Помню его смущенного, улыбающегося, как будто он был виноват в том, что своей пьесой собрал сюда столько людей. Сотрудничая с театром, он очень хорошо относился к актерам, всегда тепло говорил о главном режиссере Борисе Тохчукове.

Жизнь за кадром.
У настоящего писателя она всегда драматична и не вмещается в обычные стереотипы. Мусса рос творчески не по дням, а по часам, и это начало раздражать окололитературщиков, ведь серость всегда завистлива, она терпит только себе подобных. Начались гонения, наветы, но доброе, отзывчивое сердце Муссы никому не желало зла, он лишь был предан своей работе. Конечно, он переносил эти уколы болезненно, но не выдавал свою боль. Мне кажется, что его родной аул был тем средством, которое излечивало его от всяческих поношений, в нем созревала его будущая книга о своих земляках. Как все талантливые люди, он был несколько наивен и добродушен, и это его качество тоже обращали недруги против него.
Помню статью, напечатанную в газ. «Ленинни байрагъы». Мусса в ней обвинялся во всем. С этой статьей сразу после выхода я познакомилась в самой редакции. Меня спросили авторы: «Ну, как?». Смысл этого вопроса был таков: «Ну, теперь ты убедилась, какой он писатель?!».

Да, я убедилась, тот Мусса, о котором писалось в статье, действительно, не был писателем, это был какой-то и халтурщик, и антисоветчик, и я сказала: «Да это статья о ком-то, но я знаю другого Муссу».
Дома перечитала те вещи Муссы, о которых говорилось в статье, и ничего общего. Но грязь всегда находится, если ею решили облить человека.

О его произведениях начали писать в центральных газетах, зато здесь, на родине, писались иные письма в различные инстанции. Помню, с каким трудом мне пришлось отстоять его кандидатуру на премию краевого комсомола имени А.Скокова. Материал оформлялся через обком комсомола, а там уже лежали анонимные письма о Муссе, которые считались сильнее всего, но, как ни странно, удалось переубедить некоторых товарищей, и Мусса был удостоен этой премии.

О писателе нужно судить по его взлету, а не по падению. Творческим взлетом Муссы я считаю его повесть «Элия». В этой повести все совершенно: изложение материала, правда жизни, изобразительные средства, язык, национальный колорит и т.д. Она впервые была напечатана в журнале «Юность» № 4 за 1976 год. Вскоре Мусса получил письмо о том, что повесть «Элия» не уступает повести Ч.Айтматова «Прощай, Гульсары». Иной пишущий носился бы с таким письмом, показывая его каждому встречному, но только не Мусса. Мало кто знает об этом.

Это был думающий писатель, имеющий обо всем свое мнение, на мир смотрел глазами философа. Он, как свои пять пальцев, знал наш фольклор, издал вместе со Е.Стефанеевой наши легенды. Знал историю нашей литературы с первых её шагов. Доискивался до всего, изучал историю нашего народа, прослеживал пути его известных людей. Вместе с К.Лайпановым написал книгу об Умаре Алиеве.

Стать обладателем членского билета для некоторых престижно, для Муссы же это не имело значения – ему было важно высказать себя. Настало время для меня выйти на пенсию, и я в тот же день пошла с заявлением в обком партии. Когда меня спросили, кого же вы думаете поставить на свое место, я, не задумываясь, ответила: «Муссу Батчаева, потому что он всем своим обликом, творчеством , авторитетом у читателей заслужил это».

На это заметили, что они такого же мнения, хотя о нем частенько приходят к ним анонимки, как, впрочем, и о Вас. Одним словом, пошлите его на учебу в Москву, а до его возвращения работайте.

Так, я его отправила на Высшие литературные курсы, где он проучился два года и вернулся в 1975 году. После возвращения с ним беседовали в обкоме, взяли у него нужные документы, а мне сказали ввести его в курс работы писательской организации. В это время в Москве готовился очередной съезд Союза писателей СССР. В обкоме мне сказали, чтобы я выхлопотала гостевой билет на съезд для Муссы как будущему руководителю писательской организации области.

Стали готовиться к отчетно-выборному собранию писателей, но кто мог знать о том, что недруги Муссы в это время не спали ночами, чтобы вновь облить его грязью. С одной стороны прослышали о том, что его собираются рекомендовать на мое место, с другой стороны не могли простить, что он становится известным – о чем уже писали в Москве, в частности, известный в то время критик Валерий Гейденко. И разве можно было допустить, чтобы его выделяли ! Парадоксально то, что некоторые организаторы этой кампании сегодня причисляют себя к друзьям Муссы.

Сегодня, особенно молодым, наверное, трудно поверить в то, что донос имел свое влияние на судьбу человека. А это было так. Донос решал все. Человек, на которого он писался, уже считался в чем-то замешанным, запачканным, в идейном отношении неблагонадежным. Так кандидатуру Муссы уже нельзя было выдвигать. Кто знает, перейди он тогда на работу в Черкесск, может быть, и не случилась бы трагедия. Это наша общая беда, когда подставляют ногу человеку неординарному, талантливому, ведь серость прощает только себе подобных и преследует непохожих на неё.

Мусса продолжал творить. Проза его была блестящей. Поэзия тоже. Его пьесы открыли новый этап в работе нашего театра. Выступал он и как талантливый публицист. Принимал активное участие в общественной жизни. Но ухищренные гонения продолжались. С помощью тогдашнего начальника управления культуры Юсуфа Кочкарова удалось вновь отправить его на учебу в Москву, на этот раз по драматургии. Таким образом, он получил возможность два года работать спокойно, творчески.

В 1977 году в Москве вышла моя публицистическая книга «Мать отцов». Я её еще не видела, когда получила письмо от Муссы. Это письмо характеризует не только его стиль, но его, как человека, потому я привожу его :
« Неделю тому назад мне принесли друзья Вашу новую, пахнущую типографской краской книгу. Вы еще раз, как никто до этого, талантливо воспели мать отцов наших – Карачаево-Черкесию. Как житель её - горд, как литератор – завидую и рад, как поклонник настоящего таланта – в восторге, как любящий Вас карачаевец – счастлив, что Вы, несмотря ни на что, полны сил и творческой энергии». Так своеобразно мог написать только Мусса.

Он вернулся во второй раз с учебы. На этот раз, как мне показалось, с головой ушел в драматургию. Когда я заметила ему об этом, он сказал:
- Нет, это не совсем так. Я задумал большую прозаическую вещь, пока назвал «Горизонт бескрылых». Понемногу работаю над ней.

Он был своим человеком в моей семье. Моя сноха Земфира, тоже Батчаева. сначала заваривала ему кофе, а после уже Мусса, как свой, проходил на кухню и кофе заваривал сам, видимо, свой рецепт нравился ему больше. Однажды, в один из своих приходов, он сказал:
- Сколько лет мне в голову приходит вопрос, но никак его Вам не задам. Как Вы себя чувствовали в октябре 1957 года, когда после четырнадцатилетних унижений и оскорблений на высылке выступали в Москве на площади у Курского вокзала, а затем – в Колонном зале Дома Союзов от имени участников Декады, ведь между этим событием и Вашим возвращением на родину прошло каких-нибудь два-три месяца, и вы пока еще не были раскованы? Об этом я думаю давно, - сказал он.

В памяти вспыхнули те моменты из моей жизни. Я ответила так, как было на самом деле.
- Была,- сказала я, - невменяема, не знала, как выступала, не понимала, почему аплодируют.
Этот поразительный контраст запечатлелся в памяти Муссы.

В мае 1982 года в Черкесск приехал из Орджоникидзе музыкальный театр с первой национальной оперой «Последний изгнанник». Её написал композитор Салим Крымский на мое либретто. Кстати, сейчас её записали на фирме «Мелодия» и вышел клавир. Мусса пришел к нам домой задолго до вечера. Одет был празднично, на нем ладно сидела вельветовая тройка. Заметив, что я его рассматриваю, сказал:
-Это моя сестра Фатима заставила одеть.
И пошел готовить себе кофе. Вернулся в кабинет, тихо прохаживаясь, отхлебывал кофе, сказал:
- Вот теперь у нас есть опера. Как здорово!

На премьеру он пошел вместе с нами, и мы сидели рядом. Он был взволнован, настроен празднично. Он умел радоваться чужой радости.
После премьеры он был на праздничном ужине. Тостов взаимных было много, но его тост не затерялся среди них. Поздно ночью он проводил нас, заходить не стал, и больше я не видела его живым.

Через несколько дней он позвонил по телефону.
- Был на даче, поработал, а теперь еду в аул, - сказал он.
- Работать на даче хорошо, но ты не забудь о «Горизонте бескрылых», - сказала я.

Главы «Горизонта бескрылых» я прочитала уже без него. Это – художественно-публицистическая, философско-лирическая проза, в ней перемешивается действительность с вымыслом. Будь оно закончено, стало бы своеобразной, необычной вещью в нашей литературе. Между прочим, в ней есть строчки-оценки Муссы, данные некоторым нашим сегодняшним знакомым, меткие и правдивые.

Жизнь Муссы, внешне спокойная, уравновешенная, на самом деле была драматичной, но он никогда не жаловался, не старался мстить недругам – жалел их. Талантливый человек всегда нуждается в поддержке, это парадоксально, но это так, потому что он не умеет, да и не хочет работать, как всякая серость. Он не стремится к вождизму, народ сам делает его своим лидером, прислушивается к его слову. Никогда не надо делить места, это бесполезно, ибо место каждому писателю дают читатели и время.

Опубликовано: газета «День Республики», 24 сентября 1996 год.
 
 
 
#3
Джаратама0
25.02.2013 17:43:50
Фатима Урусбиева

О творчестве Муссы Батчаева

Он ушел от нас за три года до перестройки в самом расцвете жизненных и творческих сил, и в то же время, по особой логике таланта, осуществив в главном свое назначение.

Сам уход его - от заземлившейся молнии высоковольтной линии в шесть тысяч вольт - был кричаще несправедлив, и долго еще казалось, что он в очередной раз мистифицирует, - он, так часто игравший в своих рассказах и повестях со смертью.

Самый факт этой нелепой и ранней смерти как будто бы подтверждал правоту своеобразного нравственного ригоризма М. Батчаева не участвовать, не "включаться", не порицать словами, не подсказывать, не подвергать нравственному суду "своих земляков" - но быть всегда открытым и беззащитным для их суда. И в частных отношениях, и о сфере общественной этот принцип действовал почти безотказно. И в этом высшая нравственность художника, близкая к аскезе, и высшая свобода от жизни для творчества. Боязнь просто жить, просто любить. Многие не любили его, считали мудреным, но он был и сам неуязвим для нравственного суда "многих"...

Именно нравственная взрослость побуждала его звонить в колокол о зле непонимания: "И хочется крикнуть на весь мир, хотя бы на весь СССР (скажем, ворвавшись на центральную радиостанцию, чтобы гремели все репродукторы): "Дорогие мужчины и женщины! Пишите друг другу! Оставьте все дела, оставьте обиды! Найдите время, чтобы заполнить страничку! Будьте добры, внимательны к людям, которые Вас любят. Которые умереть за Вас готовы. Очень может быть, что все наши принципы, руководствуясь которыми Вы наказываете друг друга молчанием, яйца выеденного не стоят... Война, болезнь, трагический случай могут оборвать Вашу жизнь, и Вы покажетесь себе мелочными и злыми! И как наказание за свою жестокость, вдруг однажды почувствуете в душе неуходящую боль, незаполняемую отныне пустоту"... (Из личного письма). Он не знал тогда, что предсказывает свой собственный трагический уход, но пережил его в творческом допущении, и каким же это стало наказанием оставшимся 8 живых и больным недочувствием, человеческой незрячестью людям из его близкого окружения!..

Он ненавидел всякую анемичность, музейность в искусстве, предпочитая им "всяческую жизнь" и считал, что теперь, когда он усвоил в возможных пределах категорию "как", то есть хитрости ремесла, на первый план для него выходит категория "что". Ибо "я чувствую, что время - шелестит, как песок, сбегая по ресницам"...

И теперь надо писать со скоростью руки, имея перед собой лицо, которому ты рассказываешь, а не просто выражаешь себя. Обращенность к конкретному собеседнику, под которым он понимал не обязательно интеллектуала высокой пробы, а уважал "средне-человеческое" в человеке, не сковывающее доверительность рассказа. В этом и заключается секрет демократичности, "людности" и, как высшее ее выражение, народности его прозы, постоянно отождествляющей себя с каждым среднечеловеком, со своими земляками и, в конечном счете, с родом человеческим.

"Писатель - канарейка в шахте" -это изречение было для него определяющим.
"Национальное", "интернациональное" и "общечеловеческое" - эта понятийная триада рассматривается у него не в отвлеченных дебатах, а на уровне среднечеловеческого общения: на базаре, где представителя рода человеческого продают картошку в жесточайших условиях "рыночного закона конкуренции", или в фарсовых ситуациях (злоключения поборника новых обычаев - сельского учителя Козлова-Текеева в повести "Аул Кумыш", или введением с локально этническую среду "космополитических" персонажей (еврейский мальчик в новелле о расстреле немцами жителей села, цыганка, иностранка в "Горизонте бескрылых" - неоконченном романе писателя, девушка Инга в повести "Когда осуждают предки".

Первый его редактор, работавший с книгой "Быть человеком", сразу сделавшей писателя известным, был удивлен краткостью его слога, не оставляющей места для редактуры. Каждая фраза будто шарада, и связана с предыдущей и последующей накрепко. Можно изучать, как нотную запись, его короткие повести, рассказ "Сколько у козла ног?", новеллы из книги "Быть человеком". Судя по сохранившейся, испещренной его пометками книжечке с рассказом Маркеса "Самый большой утопленник", его заявления о легкости письма кажутся не относящимися к нему самому.

Мусса Батчаев уплотнил до предела свою прозу, насыщая ее ткань диалогами и идейными оппозициями.

Его созвездие от рождения - "Весы"...
Творчество Муссы Батчаева пришлось на время трудных сдвигов в социальном и в этнопсихологическом сознании.

Родоплеменное сознание, не прошедшее этап общей духовной культуры, выработанной человечеством, легко и механически накладывалось на социальные механизмы застойного периода, порождая чудовищные паллиативы, замещения сущностей.

Так, роль интеллигенции в культуре народа подменялась волевым некомпетентным администрированием, разумные принципы хозяйствования, основанные на вековом опыте народа и рачительном отношении к природе - кампаниями, заклейменными в литературе под ставшим знаковым в 60-е годы "созвездием Козлотура", принадлежащим: Фазилю Искандеру. В Кумышских "мистериях" Муссы Батчаева "Мои земляки" такие социальные аномалии существуют не в "негативной", как тогда это называлось, подаче, а растворены живой карнавализованной стихией здорового народного бытия. Кампания с изгнанием ишаков, непомерные налоги на масло, обобществление лошадей, внедрение нового обряда и кампании по праздничному убранству проезжих улиц с подкрашиванием заборов, как в потемкинских деревнях - все это существует на фойе естественного бытия Кумыша, который предстает "некой неформальной общиной со своей Конституцией"1, подвергается ее суду и преодолевается тем же нормальным течением народной жизни. В публицистике последнего времени обозначился "феномен" Павлика Морозова, стали говорить о деструктивном значении всякой гражданской войны для национального и общечеловеческого сознания... Сколько писательской мудрости и исторической "взрослости" (пользуюсь его же термином) понадобилось тогда Муссе Батчаеву, чтоб, не дождавшись официального соизволения, писать о народе правдиво, не сбиваясь на бесовские соблазны ярлыков и радостного приятия или неприятия и без того уже признанного и дозволенного.

Старший его собрат по карачаевской литературе Халимат Байрамукова в некрологе, названном ею "Мелькнувшая молния", писала об этом его отношении к прошлому, далекому и недавнему: "А что касается таких сложных тем, как военная, пережитки прошлого, он шел от личного к общечеловеческому и избегал даже малейшей надуманности.

Как жаль, что мы вытаскиваем из-под спуда ярко и законченно сформулированные мысли только тогда, когда надо оградить себя высказыванием из классика. Вот оно, высказывание В.И. Ленина, которое так было необходимо все эти годы и которое работает на наше сегодня - о "приоритетности интересов общественного развития, общечеловеческих ценностей над интересами тою или иного класса". И о том, как "вредно смешивать политику (особенно плохую) и культуру".

Обвинения доносителей, выдвигавшиеся после очередной новой публикации или премьеры пьесы Муссы Батчаева, всегда выстраивались в эту самую систему "плохой политики"... Как бы не замечая, что не было в то время в Карачае писателя-современника более работающего на время и живущего не показными, из последней передовицы, а "длинными" мыслями о прошлом, настоящем и будущем своего народа, ответственностью за него. Трудно было уложить в мистерии, в смешные истории новый быт Кумыша, а вместе с ним и всего Карачая, и он перешел на прямую публицистику - в своих пьесах, статьях по поводу негативных явлений и "отклоняющегося" поведения, он говорил о хулиганстве и т. д. корни которого он, как всегда, искал глубоко.

Самым глазным идейным врагом его был кулак всех времен и формаций. Для него это было понятие не классовое, а из области антидуховной, разрушающее человека, нацию. Таков власть предержащий в послевоенном селе кулак из пьесы "Аймуш", почти плакатно обращенный к нашему дню...

Бороться с кулаком во всех его исторически изменяющихся ликах было его миссией.
Таким же деструктивным, разрушающим для национальной культуры, для нашего человеческого "качества" злом он считал "человека без памяти". Этот человек, не выдерживая органики изображаемого им столь пестро и многолюдно сообщества "земляков", выглядит почти искусственным.

Теперь это зло уже названо и талантливо изобличено пером Чингиза Айтматова, став художественным символом "манкурт" из "Буранного полустанка". Но трудно приходилось писателю столь немногочисленного "национального меньшинства" у себя дома, где литература существовала в условиях жестокого социологического подхода со стороны курирующих организации. Ленинский принцип соотношения свободы и партийности в литературе на местах часто извращался пониманием единства как противопоставления.

И чем талантливее был писатель, тем легче было учинить "охоту на ведьм", ища крамолу в любом факте литературной условности.

"Почему положительные герои Даут и Хаджидаут в повести "Аул Кумыш" пьют?" - возмутились ревнители.

Другой вопрос: "Почему в полуфольклорной пьесе-легенде "Честь и судьба" герой - не из народа, а князь?"

Мы не приводили бы здесь эти вопросы, если бы они не ставились на заседании, посвященном разбору произведений М. Батчасва в присутствии сотрудника обкома КПСС, с записью беседы на магнитофон...

Впрочем, результаты заседания были сведены к нулю, и следующие анонимки так же тщательно разбирались, но уже на заседаниях райкомовских активов...

Писательская родословная М. Батчаева много объясняет в этом несовпадении с господствовавшим тогда духом услужении и идейного прагматизма ("чего изволите?", установившимся в литературной среде.

Его талант раскрыло время 60-х, время после 20-го съезда КПСС, обретения им возвращенной родины, возрождения культурного строительства в Карачае во всех областях, включая собирательство и издание фольклора.

"Здесь чужая юность брызжет кровью на мои поляны и луга"...- любимые им есенинские строки связались для него навсегда с "полянами" и холмами Карачаевска, города его студенческой юности, когда все казалось возможным, все было по плечу. Общее оздоровление духовной жизни, громкие поэтические "штудии" Евгения Евтушенко, Андрея Вознесенского, проза шестидесятников - все это стало на всю жизнь "символом веры", сформировало характер присутствия в литературе, который уже не менялся применительно к обстоятельствам в "застойные" 70-е.

Повезло ему и с литературными наставниками. Первое напутствие в литературу, данное ему чуткой к молодым и старавшейся быть всегда заодно с талантом Халимат Байрамуковой, семинар С. Антонова, уроки партийности и гражданственности, полученные из курса Г. Куницына, общение с товарищами по Высшим литературным курсам - Ю. Селезневым, В. Ковдой, И. Ракшой, Тер-Акопян - все это стало его литературным и гражданским семинаром, а не просто отметкой об образовании.

Еще был семинар драматургов при ГИТИСе в конце семидесятых, где слушателями были энтузиасты нового "поствампиловского"
театра.

Надо сказать, что его присутствие в качестве ученическом заслуживает оговорки. Нестандартность личности, нравственная и художественная зрелость принимались сразу, он становился как бы "тамадой" не только в смысле общения неформального, но и как человек, воплощающий в себе качества мужчины, "хорошего человека" и человека профессии, несуетного, с безошибочными ориентирами.

Он, пожалуй, не только учился, но и воздействовал на другую среду уже своей личностью, приобщая все большее количество знакомцев и болельщиков к своей национальной культуре.
"Мне чертовски понравился Мусса. Я поверил, что он хороший писатель, даже ничего не прочитав..." - так высказался о нем критик Вадим Ковский, увидев его однажды... "Батчаев верил в читателя и любил его так же полно и открыто, как своих земляков. У этой веры и любви никогда не было осторожных оговорок, оглядок через плечо - была простота и надежность сильного чувства, сильного человека" (из предисловия Игоря Штокмана к последней, вышедшей в Москве книге "Быть человеком".

У него не было пиетета перед понятиями "тайна творчества", "призвание". Он пришел в литературу со своим содержанием: "быть человеком", и в этом смысле литература для него была самой активной формой "собеседования", влияния на жизнь.

По тому, как он ощущал время, что вся жизнь и творчество были поделены на "этапы", четко им разграниченные, по тому, как вообще относился к писательству, которое не было для него какой-то каторгой, на которую обречен, а было делом. Однажды на упрек, что так не следует поступать писателю (по какому-то житейскому поводу) он ответил, что охотно откажется от писательства, если придется выбирать между ним и здоровьем, допустим, брата Ахмата, даже мизинцем этого младшего брата. Обыкновенность подхода к своему призванию - еще и оттого, видимо, что он вырос в большой семье, где нужно было поднимать детей, и где писательство не было в особой чести, а почиталось наравне с другими занятиями, привилегий за это не полагалось. Удивляет бескорыстие и безбытность его, отсутствие хлопот о своем житейском обустройстве.

В конце жизни осуществил для себя только маленькую "Аркадию" - дачку, да и то скорее для друзей и нечаянных гостей: с каким-то ненормально плодородным огородом, урожай с которого он с детской гордостью раздаривал... Мечтал посадить большой сад у себя в Кумыше... Собрался строить у дороги то ли дом, то ли писательскую гостиную... Собирался...

Писательство было мечтой, прорывом в "другую жизнь", которого так и не получилось - не позволяли многие заботы, более неотложные.

При жизни он был полупризнанным пророком своей родины, ее глашатаем, известным многим собратьям по перу и читателям за пределами своего края, но девушки со швейной фабрики, находившейся неподалеку от его дома, или ближайшие соседи могли не догадываться о том, кто живет с ними рядом. Хотя он очень гордился тем, что какая-то девушка, пожелавшая остаться неизвестной, в каждый день рождения присылала ему букет белых цветов.

И то, как он произносил, "Мусса Батчаев", в одно слово, без дальнейших обязательных представлений, как паспорт, данный ему народом, - тоже говорило об осознании миссии.
Заниматься делом развития национальной культуры было для него насущным и естественным, не требующим специальных виз и признаваемым всеми безоговорочно.

Он не ждал официальных установлений, когда способствовал созданию карачаевской переводческой группы при Литинституте, изданию книг о соратнике В.И. Ленина - Умаре Алиеве в Ставрополе и Политиздате, появлению альбома о Домбае в издательстве "Планета" в уникальном полиграфическом исполнении, для издания которого собрал сообщество людей, с полной отдачей работающих для этого. Судьба молодежного литобъединения, или конкурсов на лучший рассказ, либретто для первого карачаевского балета...

Все новое для национальной культуры приветствовал первым - будь то вернисаж молодых художников, эстрадный дебют Лидии Батчаевой или появление своих карачаевских "бардов"-Альберта Узденова и др.

С каким-то острым любопытством относился к театру, старался делать его сам - от совершенно новой драматургии, которая писалась именно для этой публики, и даже для определенных актеров, до присутствия на репетициях. Помню, как настойчиво он искал оптимальную декорацию к неопубликованной пьесе "Особые обстоятельства", которая бы конструктивно и образно выражала идею пьесы и помогала актерам.

Уникальным было и отношение к жизни спектакля уже после премьеры. Он разъезжал с актерами по всему маршруту его "проката", дабы участвовать в процессе общения со зрителями. Ему, видимо, была интересна реакция именно этого зала, этого села, и он сам был зачинателем ^обсуждений и бесед после спектакля.

"Театр Муссы Батчаева" напоминал площадный театр 30-х годов с его импровизированными подмостками, с громкими рукоплесканиями зрителей, сливающихся в одном чувстве.
Его не пугала эта соборность, иногда смех невпопад, стулья в проходах и атмосфера митинга, ибо он сам, своей фантазией и талантом, своей родной речью, звучащей у него так убедительно и узнаваемо, сотворял этот праздник, где на его глазах "толпа превращалась в нацию".
Читатель и писатель совпадали в "эффекте присутствия" "здесь и теперь", и об этом, наверно, втайне мечтает каждый писатель.

Театр-колокол, театр ярко агитационный, лечащий и просвещающий - был его сознательной установкой уже зрелых лет, был альтернативой кабинетному творчеству, в рамках которого ему уже было тесно.

Он подарил своим землякам Лопе де Вега на их родном языке - испанские гранды и кокетки чувствовали себя на карачаевском в "Хитроумной влюбленной" вполне естественно, на деле осуществляя тот перевод или диалог культур, который так необходим всякой развивающейся культуре.

Но его театр становился плакатным, словно раздвигал сценическую площадку до пространства всего Карачая, когда нужно было звонить в колокол, говоря народу о его нравственном неблагополучии. Словно глашатаи, перекликаются со скалы на скалу голоса в пьесе "Аймуш".
"Странные" сюжеты его пьес всегда содержали, кроме видимого, событийного, злободневного, еще и бытийный, экзистенциальный слой.

"Аймуш" так и осталась бы социальной драмой образца 30-х годов, если бы конфликт в ней был между новым и традиционным. Здесь же - не рецидивы этнически отсталой психологии, а новые трудности чисто социального плана. Это - тема одиночества, опасности, некоммуникабельности в обществе, где на смену родовому единству приходят волчьи законы приобретательства, престижа.

Это - пьеса идей, а не событий, как и пьеса "Особые обстоятельства". В последней такой же странный сюжет, явно сконструированный, судя уже по названию... Особые обстоятельства - это пропажа опытной партии яков, привезенных в горы из Сибири, поиск их группой из четырех человек.

"Быть человеком", - понятие антологическое для прозы Муссы Батчаева, то; ради чего он пришел в литературу. Его не интересует описание само по себе, или "культурные" сюжеты сами по себе, или самовыражение само по себе.

Нравственность, по нему, органически присуща человеку. Ведь нельзя предсказать все ситуации "как поступить", должен быть генетический код, иначе наступает "дурная бесконечность", человек "рассыпется".

Недаром он проверяет нравственность на "слезе ребенка", по Достоевскому, перевесившей мир. Летописцы всех событий, случающихся со взрослыми, у его - дети. Маленький праведник Хохалай с больным сердцем, находящийся на попечении как бы всего села, ведущий "Красную книгу" села Кумыш; мальчик из "Серебряного деда", забросивший рога со счастьем в воду и считающий себя виновником всех бед, приключившихся и с дедом; мальчик, а затем юноша, герой повести "Элия", так рано узнавший неравнозначность утешений и потерь.

У каждого сколько-нибудь серьезного писателя есть проблема, которую он пытается разрешить в своей жизни и творчестве, обозначает, но не до конца разрешает, ибо и сам писатель ведь - только инструмент познания, текучая материя...

Есть она и у Муссы Батчаева, это - раздвоенность между человеком рода и общечеловеком, "гуманоидом", как назвал своего героя Нодар Думбадзе. Ведь род налагает на человека известные ограничения, он, чтобы выжить, не потеряться, не распылиться в космической пыли со своей выработанной культурой, кодексом нравственности, закрывает свои границы для других общностей.
Именно эта рассогласовка родового и личностного составляет пружину действия повести "Когда осуждают предки".

Живая кровь проблем, несогласие с самим собой, а не схоластика готовых истин строит прозу Муссы Батчаева, потому так различимо возвышаются они, эти проблемы, а его прозе, похожей на горную местность, а не на унылую равнину. Вот некоторые из них:
слово и молчание, соблазн познания и верность колее предков, жизнь и смерть как бытийственные превращения, жестокость и доброта в их нерушимой диалектической связи, вертикаль и горизонталь духа, которые тоже не могут одна без другой.

Это уже - состав философский, а не просто проблемный, позволяющий его прозе остаться в будущем.

Он вернулся в Черное ущелье по Колее предков.

И если его Элия убегает от предков героя и от нас в необозримость, то он, уйдя, вернулся к нам... Его творчество обратилось к землякам, ушло в Карачай.

Процессия, провожавшая его в последний путь, шла но обжитому пространству: вот Кубань с плотиной, швейная фабрика, где прошла жизнь Аймуш, вот школа, где Мусса учительствовал и где уборщицей работала тетя Поля. Вот тропа, ведущая на кладбище, в Черное Ущелье, где произошел знаменитый поединок Шамды с Даутом и еще всякие забавные истории...

Все уже готово было принять его: и нежаркий летний день, и безветрие, и особая тишина, разлитая кругом, отделившая весь мир от места этого народного прощания и давшая почувствовать запах горя, настоянный на травах ущелья,

"Это она, трава Карачай, чей запах мучил нас столько лет, она, чей высохший стебель хранит в себе до сих пор рукоять отцовского меча, она, чьи соки текут в нашей крови!" - эти строки из переложенной им легенды - о нем самом и его творчестве.

...И только потом небо разразилось на неделю непрекращающимся дождем, словно омывающим народную потерю. На его могиле, как ни странно, говорились обычные речи, и он слушал их на этот раз без всегдашней улыбки" говорили и те, кто при жизни не очень его жаловал.

Мусса Батчаев, так уверенно приравнявший Бытие Кумыша к Бытию Мира, воплотил счастливое состояние духа карачаевского народа, его "золотой век в своем творческом имени, с которым, я уверена, будет отождествлять себя отныне скупой на похвалы и одобрение несуетный наш народ.

Литературно-художественный и общественно-политический
Альманах Ставропольской писательской организации "Ставрополье", №6, 1989 г.
 
 
 
#4
Джаратама0
25.02.2013 21:19:09
Bilal LAYPAN

ПАМЯТИ МУССЫ БАТЧАЕВА

Шагаю той же самою дорогой,
Которой шел большой поэт Мусса.
Я вижу те же самые отроги
И, может, слышу
Те же голоса.

И он глядел
На эти буераки,
И кажется,
Не знаю отчего,
Что лают
Те же самые собаки,
Что лаяли когда-то
На него!

Так хочется
Огреть их добрым дрыном,
Иль попросту
Ногою наподдать,
Да жалко:
Ну откуда этим псинам
Хорошего поэта угадать!?

Грозятся
Недвусмысленным оскалом,
Глазами кровожадными глядят.
А что осталось
Этим тварям малым,
Когда весь век
На привязи сидят!?

Идут года,
Меняется погода,
А им на той цепи и невдомек,
Что значит
Слово сладкое "свобода",
Свобода и для мыслей
И для ног...

Улягутся,
Насторожатся чутко,
Но так и не узнают никогда:
Как ни постылы эти
Цепь и будка, —
Совсем не в этом
Главная беда.

Там, вдалеке, —
Дубравы, горы, степи,
Но не манит их
Вольное житье:
Они уже привыкли
К этой цепи,
Они уже не могут
Без нее!...

Им ближе тесный кров
И стол обильный,
И чтоб не прерывался
Звон цепей,
Вовсю хвостом виляют
Перед сильным
И лают на того,
Кто послабей!

А если вдруг
Услышат звуки песни,
Заметят что-то новое,
Тогда —
Померкнет мир,
Ошейник станет тесен,
Как будто надвигается беда...

Шагаю той же самою дорогой.
Которой шел
Большой поэт Мусса.
Да, иногда подумаешь о многом,
Когда такие слышишь голоса!...

перевел с карачаевского Иван РЫЖИКОВ
 
 
 
#5
Джаратама0
26.02.2013 03:07:24
Н-М.О. ЛАЙПАНОВ

«От моего намного ближе к звёздам…» или о поэтической звезде
Муссы Хаджи-Кишиевича Батчаева

Мусса Батчаев в ряду корифеев карачаево-балкарской литературы занимает особое место и … время. Собственно именно время обусловило феномен его появления в карачаевской литературе 60-70-х годов прошлого века.

Будучи глубоко народным по сути, его творчество было предопределено всей предыдущей историей карачаевского народа, этого западно-кавказского «сколка» большого тюркского мира, изначально формировавшего свое национальное самосознание как изустной героической эпикой, так и «каламом» - пером, шире «билимом» («белги», «билиг» Ю. Баласагунский) – знанием, которое шифровалось им в собственной знаковой системе, становясь формой воспитания и становления духовного мира «подведомственной» территории тюркских народов.

В случае с Карачаем и Балкарией, наряду с Ногаем и Кумукией, кавказскими анклавами тюркского мира, поиск недостающих звеньев духовной общности с остальным тюркским миром, в период советской литературы, послевоенной, компенсировался обращением лучшей части творческой интеллигенции к опыту творений азиатской части интеллигенции тюркского суперэтноса (нет худа без добра: поколение карачаевцев Муссы Батчаева выросло в Казахстане и в Средней Азии в годы депортации, и ощутило сполна родство с тюрко-язычными братьями), сумевших пробиться к союзному читателю и обрести признание на русском языке, которая также, как Мусса Батчаев, пыталась в своем творчестве нащупать путь преодоления опыта довоенного и послевоенного поколений, тем более что и лучшие русские умы в центре творили на преодолении директив соцреализма.

По сути, появление Чингиза Айтматова, Олжаса Сулейменова – кыргызского и казахского шестидесятников, типично, как и появление у нас Муссы Батчаева. Естественно тут перекинуть мостки к опыту русских шестидесятников, начиная с Овечкина … и далее к Распутину, Белову (деревенщикам), к щемящему душу Рощину. А простота и искренность – к незабвенному Астафьеву. Родственность всего этого великого ряда советских писателей, очевидна, да и как иначе, если все это поколение ранено было именно войной, опытом жизни под Советами, ностальгией к истокам, где погребено было самое чистое, всамделишное и безвозвратно уходящее. Осуществление на самом деле в пределах Союза искусственной модели социализма, этой утопии в дьявольской плоти, походя разрушившей естественное бытование народов великой империи, высекло из груди целого поколения лучших творческих натур огромный пласт, взывающей к совести, прозы.

К голосу своих собратьев присоединил свой горский голос Мусса Батчаев, сын малочисленного, но испытавшего неисчислимые страдания, карачаевского народа. Но более всех творческая манера и поэтическая интонация Муссы Батчаева глубоко родственны прозе Чингиза Айтматова. Можно только с горечью констатировать, что трагический обрыв жизни Муссы в 42 года, не позволил ему выйти на зрелый этап и произведения, которые бы поставили его в ряд великого Чингиза. Но и то, что Мусса сумел создать в прозе за короткое время свое жизни, позволяет говорить о нем как о карачаевском Чингизе. Повести «Серебряный дед», «Когда осуждают предки», «Элия» - это прямые «переклички» с Чингизом. Появление же «Элчилерим» («Мои односельчане») свидетельствовало о рождении карачаевского «Кола Брюньона», автор которого вышел на большой («мировой») этап своего творчества. И это тоже закономерно: горечь и ностальгия первых прозаических опытов преодолевается Муссой в «Элчилерим» стихией народного задора и оптимизма героев, прототипы которых мастерски схвачены поэтом из гущи народной жизни. Перекличка с народными героями лучшего шедевра Ромена Роллана, созданного им в зрелые годы, очевидна. Увы, если бы не нелепая трагическая смерть, мы стали бы свидетелями больших эпических произведений Муссы, логика творчества которого подарила бы нам произведение, обобщающее непростой путь его народа в изгнании… Ведь « и дольше века длился день» и для карачаевского народа, который, в отличие от персонажей литературного произведения Чингиза, в полном составе прошел через немыслимую каторжную жизнь рядом с «литературным» Буранным Едигеем.

Нет никакого сомненья, отпусти Бог Муссе еще немного земной жизни, мы бы имели кавказский, «кубанский вариант» иссык-кульского гения.

Масштаб личности Муссы Батчаева сродни именно Чингизу Айтматову. Как знать, если бы в свое время за Муссой стоял статут республики союзного значения, что удалось бы ему сделать еще при жизни?! Не случайно, он стремился через посредство русского языка и литературы, выйти к большому союзному читателю.

И прорывался, несмотря на козни местных собратьев по перу, норовящих завсегда подставить ножку… До сих пор вызывает омерзение пасквильный некролог «корифея местной литературы», который через неделю после гибели Муссы, характеризируя его последнюю поэтическую книгу «Ёмюрню дауу»*, написал, что язык этой поэтической книги Муссы нельзя назвать вполне карачаевским. Привожу по памяти, так как в 1982 году, в год гибели Муссы, это врезалось в сознание, не оставляя желание сохранить этот номер «Ленинни байрагъы». В свое время на подобный выпад в свой адрес со стороны этого литературного охранителя власти, великий Исмаил Семенов написал стихотворение «Разговор с «известным» певцом», где рефреном проходит строка «Карачаю не нужен подобный певец», предрекая тому полное забвенье в памяти юного племени. Так оно и вышло. Исмаил на слуху нынешнего поколения, Мусса – также, а охранитель сошел в небытие, хотя его адепты до сих пор пытаются продлить свою «олимпийскую» агонию, называя подобных себе живыми классиками карачаевской литературы, тогда как их просто не читает никто. Увы, увы…

Настоящая литература - что проза, что поэзия - живёт в самом сокровенном – в сознании и в сердце народа, став его составной частью, его плотью и духом. Мусса живет в сердцах тех, ради кого ( и ради кому!) он творил. И будет жить, пока эти сердца живы, ибо они - народ!
Не вдаваясь далее в окололитературную тематику, хотелось бы остановиться на поэзии Муссы Батчаева, которая, в отличие от его прозы, не находила ни адекватных переводов, ни подобной же прессы. Между тем, она, поэзия пронизывает всю ткань и прозы Муссы, иначе бы она так не подкупала читателя. Поэтическая интонация присутствует в каждой прозаической фразе Муссы. Да и как же иначе, естественная емкость тюркского наречия, нанизывающего на перо (калам) пространство и время, и есть сама поэзия, тогда как нанизанные образы, созвучиями, оттенками, всем аллитерационным рядом, вызывают к жизни целую череду воспоминаний, вспоминаний, ассоциаций. Естественно, что Мусса был, прежде всего, поэтом, и его прозу вполне нужно отнести к прозе поэта. Для знающего всю поименованную выше прозу Муссы, чтение его поэтической книги «Ёмюрню дауу» - это продолжение трепетного действа, т.е. запойного чтения. Именно поэтому, его стихи на карачаевском – требуют такого же выхода к союзному читателю, к оглашению на другом языке, способном вынести его на просторы страны, подобно тому, как из горных теснин, вырывается Кубань на широты России.

Поэзия Муссы напрочь лишена искусственности и нарочитости, по-детски чиста и прозрачна. Она преодолевает традиционную для кавказской поэзии «советской поры» комплиментарность и заклишированность, у нее особая поэтика, свои одежды и приемы. Она появилась, потому что не могла остаться за гранью небытия. Это живой голос поэта, продолжающий жить и звучать, однажды воплотившись в карачаевские письмена. Надеюсь, его неподдельный поэтический голос ощутим и в языке перевода его стихотворений на русском, кои и представляются читателю. У этих переводов своя 22 летняя история, они переведены мной в далеком уже 1982-м - в год трагической гибели поэта. Два из них опубликованы в «Антологии литературы народов Северного Кавказа» в 2003 г. Каждый чтит ушедшего поэта по-своему. Нежданная и горькая потеря вызвала у меня естественное желание познать все оттенки творчества поэта, сделать что-то важное и нужное для увековечения его в своем сердце. Уверен, пристрастное и вдумчивое чтение переводов оставит в сердце читателя «духовные» зарубки и отметины, когда, также, вдруг услышав их звучание, нежданно и негаданно, из глубины души вырвется « Ах, Мусса!.. Почему так рано…почему, как рана ?..»

«Твой дом - в затишье, и куда теплее. А мой – открыт ветрам на склоне мерзлом. Но я живу … и вовсе не жалею. От моего – намного ближе к звёздам!» - писал Мусса. Он всегда хотел быть ближе к звездам, их высота и чистота были его путеводной звездой и при жизни, став главным мерилом его творческого и человеческого кредо, снискав ему заслуженное уважение среди народа.

В небе над родным его Кумышом, над всем Карачаем – горит звезда Муссы Батчаева. Кто способен, окинув ночной небосклон, увидеть звезду Муссы, непременно вернется к своему очагу, снимет с полки одну из заветных его книг, и с головой окунется в его поэтический мир, сопереживая с ним, воскрешая в памяти наше родное, человечное, карачаевское…

Примечание :
· «Ёмюрню дауу» («Веление века») - так перевел название подневольный редактор, хотя буквально с карачаевского лучше было бы перевести: «Иск века». Но какие иски могли быть к Советам ?!
 
 
 
#6
Джаратама0
26.02.2013 03:27:33
Поэзия Муссы БАТЧАЕВА в переводах Н-М.Лайпанова

***

Словно слезы чисты
Капельки дождя.
Окна мои чистят,
По стеклу скользя.

Сколько себя помню,
Все мечтаю я,
Чтобы кто-то вспомнил
С радостью меня.

Капелькою грустной
Стать бы мне одной
И смывать без устали
Грязь с земли родной.

ЯЗЫК ОДИН

Когда увидел я
На сенокосе,
Как по-мужски
Отец мой косит,
Мне вспомнилось его
Любимое присловье:
«Язык – один,
Ушей – пара,
Пара – глаз.
Сказал слово-
Вслушайся дважды,
Дважды всмотрись!
Язык – один,
Говори смело,
Говори дело.
Мало говори,
Говори мало,
Да много сделай!
Язык – один,
Рук – две.
Рук две –
Пальцев десять!
Пусть дел,
Чем слов,
Раз в десять
Будет больше!»

***

Идя в горах большой дорогой,
На склонах их увидеть вы могли
Тропинки, разминувшиеся с торной,
Что змейками к вершинам пролегли.

Они и скользки, и кремнисты, всё же
Их проложивший духом был высок:
Он кручи выбрал, не желая множить
Число глотавших пыль больших дорог.

КУСТ СМОРОДИНЫ

Высоко на вершине утёса
Куст смородины дикой растет.
Твердь пробив, он цветет, плодоносит,
Ветерок только ягоды рвет.

И смельчак на утёс не залезет,
Ягод много – достать нету сил…
И растет себе куст бесполезно,
И зачем только камень пробил?!

НЕ ЖАЛЕЮ

И ты, и я ведь зрячие… Но всё же
Пути избрали разные с тобою.
Тебе долины в зелени дороже,
А мне идти скалистою тропою.

Твой дом в затишье и куда теплее,
А мой - открыт ветрам на склоне мерзлом,
Но я живу и … вовсе не жалею –
От моего намного ближе к звездам.

***

Море черное скучает…
Я по берегу хожу,
Твое имя на песчаной
Глади камешком пишу.

А одна волна шальная
Надпись слизывает зло,
Белой пеной накрывая
Имя, милая, твоё.

Как ей знать, волне игривой,
Что из сердца моего
Имя женщины любимой
Смыть и морю не дано.

***

До свиданья, Море!
Еду я домой.
Был отраден взору
Берег голубой.

До свиданья, Море!
Как столетний дед,
На твои просторы
Я примерил Свет.

И стою здесь молча,
Волны же бегут,
Белой пены клочья
К берегу несут.

До свиданья, Море!
Возвратясь к себе,
Расскажу я много
Людям о тебе.

Кто, не зная меры,
Смотрит свысока,
Пусть к себе примерит
Твои берега!

Кто величьем бредит,
Слушая себя,
Пусть к тебе приедет,
Как приехал я!

***

Отец еще
не возвратился
с фронта…
Я тосковал,
наверно,
по отцу…
Мать как-то,
пожалев меня,
ребенка,
Вздохнув,
сказала,
гладя по лицу:

« Так только капли
схожи две,
сынок,
Как всё в тебе
отца
напоминает!..»
Отец вернулся …
И ушел
в свой срок,
А мать меня,
как прежде,
утешает…

ЕСЛИ

Если постарею и всё ближе холод,
Смерть не позову я – миг дыханья дорог!
Смерть не позову я – как бы не измолот:
Телом ослабею, сердцем – еще молод!
Если ж уроню я человека честь,
Попрошу у смерти чашу не пронесть!


***

Зима идет,
Зима идет,
Подходит к городу.
Чего боюсь,
Чего таюсь –
Так это холода!

Когда в горах
Туман и страх
Остудят кости,
Ночной порой
К тебе домой
Приду не в гости.

Но если вновь
Остудишь кровь
Холодным взглядом,
Но если вновь
Без добрых слов
Застынешь рядом, -

Тогда тоской,
Больной тоской,
Наполнюсь злою,
В глухих горах,
В чумных снегах
Я льдом покроюсь!

***

«Без путника дороги не бывает.
Когда, дорогу проложив, уйдём,
По ней потомство смело зашагает –
И годы , и века … когда уйдём…» -
Так думая, отцы наши ровняли
Дороги, по которым мы идём…

МОЛОДОСТЬ МОЕЙ БАБУШКИ

Морщины бабушки
Разглаживая,
Побелевшие косы
Расчёсывая,
В потускневшие глаза
Заглядывая,
Дочь сестры моей,
Дочурка малая,
С удивленьем спрашивала:

- Амма![1]
Молодость твоя,
Куда задевалась?
Куда ушла?
Зачем ушла?
А как ушла?
Ускакала на лошадке?
Иль по морю уплыла?
Или птицей улетела?
Сколько ты бы ни жила,
Не с тобой, зачем она?
Стали глазки тусклыми,
Стали глазки грустными
(Пожалела старую,
видно, кукла малая).

Отвечала бабушка:
- Умница глазастая!
Молодость – такое дело:
Глаза – зоркие!
Слова – светлые!
Косы – черные!
Брови – черные!
Зубы – ровные,
Снежно-белые!
Руки скорые –
На дела добрые!

Ничего на всей земле –
Нет Молодости ценней!

Если, доченька моя,
С земли совсем уходя,
Я её с собой возьму,
Быть большому мне стыду!

Не сбегала, дочка,
Ни в степь, ни горы
Молодость моя:
Сама по кусочку
Другим на здоровье
Всю я раздала.

Разделила поровну:
Часть отдала дочкам,
Сыновьям – другую.
Часть отдала, дочка,
Дедушке большую.

А тебе, душа моя,
От богатства я
Вот эти глазки -
Круглые,
Вот эти бровки -
Дуги,
Вот эти щёчки
Смуглые
отдала…


[1] бабушка (карач.-балк)
 
 
 
#7
Джаратама0
26.02.2013 10:25:48
Батчаланы Башир

БАТЧАЛАНЫ МУССАГЪА

Узакъ джерден къайтыб келиб,
Таугъа салам береме,
Саудан эсим анга бегиб,
Тюрленнгенин кёреме:

Башы бир бек агъаргъанды,
Азды чыпчыкъ, суу таууш,
Эшитгенме, ауушханды
Ол ёсдюрген уллу "Къуш".
Если радость придет, радость прими
И не гордись, будь достоин ее.
Если горе придет, губы сожми
И не страшись, будь достоин его.

К. Кулиев
 
 
 
#8
Джаратама0
26.02.2013 12:31:44
Прочитала некоторые из его произведений недавно, можно сказать, совершенно случайно.
Те, кто еще не знаком с его творчеством, прямо очень настоятельно рекомендую!
"Элчилерим", "Элия", "Хохалай и Хур-Хур", "Двое" и многое другое.
Есть очень хорошие миниатюры...

Человек, как и ряд его коллег "по цеху", родился в советское время, жил в это время, но нет в его произведениях этой навязчивой липкой просоветчины, которая невольно отвращает даже от хорошего произведения...Вроде бы и время свое описывает, и поколение свое - советское, но совсем по-другому, со стороны...Как будто он не во всем этом, а над...

Действительно очень талантливый был человек и действительно очень жаль, что он не успел воплотить свои творческие замыслы до конца...
Читала его только на русском, с нетерпением жду выхода в свет книги на родном.

В общем, у книголюбов/книгоманов и просто любителей хорошей литературы он обязательно должен появиться на полке!
You don't have a soul. You are a Soul. You have a body. © (C.S. Lewis)

Когда у меня проблемы: или финансовые, или там личные, я вспоминаю, что я молодой здоровый карачаевец)))) и сразу становится так радостно)))) (с)
 
 
 
#9
Джаратама0
26.02.2013 13:10:27
######Bilal LAYPAN

МУССАГЪА

Мусса бек фахмулу эди,
Ёлюм анга къарарыкъ болса.
Шыбыланы юйю къуруйму эди,
Фахмуну джауларын урса.

Не болса да игиге болады:
Къара кючле джаудула анга.
Ёмюрю элиядан бугьуб,
Джибимеген джауумлада
Аны ангылаяллыкъ да болмаз.

Элия элге джетерин,
Башханы сакъат этерин
Сюймей эсенг а?
Халкъ къайгьысы джюрегинги ашай,
Кесинг ючюн билмей эсенг а джашай,
Билмей эсенг а?

Кёлюнг Адамгьа, Аламгьа да ачыкъ.
Джюрегинг джерде болгьаннга ачыб,
"Ёмюрню дауун" айтала эсе уа?

...Да кетди. Гюнахы къурусун.
Аз джашаса да баш болалгьан,
Саулай халкъына джаш болалгьан
Мусса, Батчаланы Хаджи-Кишини джашы.

Поэтлик хадж къылыныр анга,
Ёмюрлюк джыр айтылыр анга.

...Елюмсюз эталмаса да дунияны,
Мусса биргесине алыб кеталды
Бир кесегин хатерсиз элияны.
1982 джыл, июлну 14
 
 
 
#10
Джаратама0
27.02.2013 02:32:06
Не позже 74-го, но вероятнее во второй половине 60-х прочитал "Эльчилерим", а может еще что-то, ....
Чисто карачаевский тонкий юмор переходящий(для внимательного) в сатиру и даже был сарказм, ну все
эмоции по всем случаям в народе. Кроме юмора(Козлова Эриха Львовича) он подмечал и историческую
ситуацию когда карачаевцам, а может и всем кавказцам запрещали держать лошадей, один из
персонажей выкрутился из ситуации экспромтом исполнив роль эфенди, за коего его приняли,
задержавшие его казаки.
В общем тогда получил огромное удовольствие от прочтения его книги.
 
 
 
#11
Джаратама0
27.02.2013 10:39:17
Мен да гитче заманымда окъургъа кюрешген эдим "Хочалай бла Хур-Хур", "Элчилерим" дагъыда Батчаланы М. башха чыгъармалары болур эди дейме бир китабны ичинде. Тюзюн айтсам бир кесек сейирсиндирген эди къайсы эсе да бир хапары бла, чырт къарачай адамны джазыууна ушамай эди, муслиман болмагъан миллетледен адам джазгъанча кёрюннген эди. Бюгюн-бюгече да, эсиме тюшюрсем, биягъы сагъышла тюшедиле эсиме, окъугъаным эсимде бек къалмаса да. Школда окъугъан бир джашчыкъны кёзю бла айтсам: бек да бюсюремеген эдим ол заманлада.
*(былайы къуру махтаула ючюн ачылгъан эсе, кечгинлик, мени джазыууму кетерирге боллукъсуз)
 
 
 
#12
Джаратама0
27.02.2013 12:19:53
http://yandex.ru/yandsearch?text=Hfccrfps+Veccs+%3Bfnxftdf&lr=100493

Кайсын Кулиев как-то заметил, что талант - достояние не только того, кому он дан, но одновременно он является национальным богатством. Одним из самых талантливых писателей Карачая и Балкарии был Мусса Батчаев.

Его художественное слово, проникнутое мощью и целомудрием народной души, так сильно и честно выразило наше время с его небывалыми потрясениями и невзгодами, что принесло ему не дешевую популярность, а глубокое всеобщее признание. Писатель сказал свое слово во многих областях литературного творчества - поэзии, прозе, драматургии. И везде ощутима печать неповторимости его дарования, свет его щедрого сердца. И как подобает подлинно талантливому писателю, он был правдив и совестлив. Как справедливо заметил Игорь Штокман - автор вступительной статьи к книге Муссы Батчаева "Быть человеком", вышедшей в 1978 году в московском издательстве "Современник", - у писателя "никогда не было осторожных оговорок, оглядок через плечо - были простота и надежность сильного чувства, сильного человека".

В творчестве Муссы Батчаева была тема, к которой он возвращался вновь и вновь - тема Великой Отечественной войны. И это понятно. Он принадлежал к тем, чье детство было опалено войной. "Легкой судьбы ни у меня, ни у моих сверстников не получилось, - писал Мусса Батчаев. - Мы были малы для войны. Воевать ушли наши отцы... Мы были малы, но мы взрослели... Израненные, изувеченные войной бывшие солдаты встречались нам всюду - во всех аулах, во всех городах. Они жили рядом, не давая нам все эти годы забыть о войне... Всякая война рано или поздно кончается, но беда ее остается на долгие годы."

Батчаев-писатель обладал необыкновенной душевной чуткостью, добротой. Он был убежден, что "люди в основе, массе своей - хороши, а не дурны, и время обязательно докажет это" (И.Штокман). В одном из своих ранних стихотворений Мусса Батчаев писал, что в день своей смерти он хотел бы забрать все человеческие невзгоды, болезни, всю печаль земли... Но судьба была к писателю жестока и несправедлива. Смерть пришла к нему внезапно, не дав ему возможности "подвести черту стариковской палочкой"; "на самом донышке посидеть на солнышке" (А. Твардовский). Он умер мгновенно от удара электрического тока высоковольтной линии во дворе дома, который начал строить...

...Я была на похоронах. Они были очень многолюдными. Боже мой! Как горячи, как искренни, как трогательны были речи над его могилой в родном ауле Кумыш! Я подумала тогда: "Как жаль, что хотя бы сотая часть этих добрых слов не была высказана при жизни писателя!" Правда, Мусса - этот общительный, щедрый и остроумный человек - не был обделен друзьями, их вниманием, заботой, добрым отношением.

Мусса Батчаев был активным собирателем карачаево-балкарского фольклора. Еще будучи студентом пединститута он неоднократно принимал участие в фольклорных экспедициях Карачаево-Черкесского научно-исследоватсльного института истории, филологии и экономики. Им были собраны многочисленные сказки, легенды, нартские сказания ("Алауган", "Сын Алаугана" и др.). Его всегда интересовало творчество народных певцов (джырчы). Неизменно вызывали его восхищение песни Капруч улу (Муссы Байчорова). Часть собранного им фольклорного материала была опубликована. Так, в 1969 году в соавторстве с Е. Стефанеевой он издал сборник легенд на русском языке под названием "Горы и нарты". Мусса Хаджикишиевич автор переводов некоторых произведений Лопа де Вегы, А.Н.Островского и др. Всего из его трудов было издано десять книг. Однако значительная часть собранного Муссой Батчаевым фольклорного материала остается не изданной.

_______________________________________________

Мусса БАТЧАЕВ

В АТАКЕ

Решили победить! Пошли в атаку.
Из окопов хлынула тысяча смертей.
Никто не остановился, и тогда враг побежал.
Отступавший последним повернулся к атакующим и выстрелил.
За громом выстрела всегда следует свинец. Гром уходит в небо, а свинец остается на земле. Или в чьем-то сердце.
Эта пуля ударила в грудь бежавшего первым. Раненый упал. Над ним склонился испуганный друг.
- Что с тобой? Вставай!.. Что я скажу твоей матери?
Умирающий торопился и не дал договорить ему. Прижал руку к останавливающемуся сердцу, потом высоко поднял ее, вгляделся в окровавленную ладонь и прошептал:
- Скажи - умер наступая...

**********

ЛАСТОЧКА

Утренний луч скользнул по карнизу дома. Ласточка вылетела из гнезда за завтраком. Писком провожали ее четыре разимутых рта.
Когда заботливая мать вернулась с оранжевой стрекозой в клюве, ни золотого карниза, ни гнезда с коричневыми малютками не было. Была только изуродованная земля да багровое пламя пожара.
Слезой искрились ласточьи глаза, острой болью свело натруженные крылья, и ласточка камнем устремилась в огонь.
Падая, подняла к небу полные изумленного отчаяния глаза и увидела в вышине большую железную птицу, но не заметила, что в ней сидит человек... Человек, у которого где-то на этой земле, под этим же солнцем греются, быть может, четверо малышей.

**********

ЛЕПЕШКИ

Женщина дала девочке кукурузную лепешку. Себе взяла такую же.
Самую большую протянула больному старику.
В последние дни она пекла ровно по три лепешки: война еще не кончилась, а муки было мало.
- Мам, к чему нашему деду столько хлеба, раз он все равно умрет? - спросила девочка с удивлением.
Женщина вздрогнула.
- Почему он умрет?! Что ты болтаешь!..
- Ты ведь сама говорила... соседкам. Я слышала.
Женщина заплакала.
Старик изможденной рукой погладил девочку по головке.
Ночью он умер.
А утром под его подушкой нашли полтора десятка нетронутых кукурузных лепешек.

**********

ПАМЯТЬ

Мальчик всматривался в знойную даль. Он был совсем маленьким, а степь велика и пески безграничны.
Там, где сейчас висело солнце, из песков вставал одинокий курган. Из-за кургана стрелой вылетала прямая желтая дорога. Мальчик смотрел туда, где она терялась. Смотрел не так, как смотрят дети, - взрослый, тревожный прищур морщил его лобик. По зтой дороге, взбивая сапогами золотую пыль, должен был вернуться с фронта его отец. Так говорила мама, и так возвращались отцы других мальчишек.
И он ждал, а отца все не было.
Под жгучим солнцем горел солончак, горячий ветер играл песком, по степи мячом скакало перекати-поле. Все это было каждый день, и каждый день не было отца.
Вечером небо пылало закатом, приходила душная ночь, и тогда мальчик садился перед матерью.
- А его нет, - говорил он тихо.
- Придет завтpa, - тихо отвечала мать.
- Он может прийти и ночью?
- Нет, ночью все должны спать... И ты тоже.
- А рано утром?
- Утром - да!
- Тогда разбуди меня утром очень рано. Хорошо?
- Хорошо.
- А если он завтра не придет?
- Тогда - послезавтра.
- Если не придет и послезавтра?
- Тогда подождем еще...
- А если и не тогда?
- Тогда папа заснул и забыл проснуться.
- Я так и думал... Какой же соня мой папа... А почему, мама, ты плачешь?.. Плакать нельзя - ты сама говорила.

**********

ТЕТЯ ПОЛЯ

Как-то, очень давно, мы приходили в школу.
- Здравствуйте! - говорили мы тогда.
- Здравствуйте, - улыбалась нам тетя Поля. Она работала уборщицей и каждый день, встречая нас в коридоре, просила вытирать ноги. И каждый день, когда мы уходили, мыла в классах полы. Три класса по сорок квадратных метров и коридор - первая смена, три класса и коридор - вторая смена.
С деревьев облетали листья - день тетя Поля мыла полы...
И опять проходили годы, время текло рекой. Первоклассники становились десятиклассниками... К тете Поле привыкали, как привыкают к школьной парте или доске...
Видеть часто - значит не видеть. Было так.
Сегодня у меня в волосах много седых волос. Я опять прихожу в школу, но уже сам ставлю малышам оценки "хорошо", "плохо".
- Здрасьте! - говорю я басом тете Поле.
- Здравствуйте, - улыбается она.
Тетя Поля по-прежнему моет полы. Три класса и коридор - первая смена, три класса и коридор -вторая смена. Много ли будет квадратных метров, если... взять это столько раз, сколько всходило солнце за всю жизнь тети Поли?! Может быть, это земная часть нашей планеты...
Вымыть земной шар!!

**********

ТУК-ТУК...

- Тук-тук-тук!
- Кто там?
- Это я - Труд! Открой двери - я поживу с тобой.
- Иди прочь! Тесно у меня.
- Тук-тук-тук!..
- Кого опять нелегкая принесла?
- Это мы - Слава, Почет, Богатство и Счастье! Впусти нас переночевать.
- Как я рад, дорогие мои! Заходите. Живите у меня до гроба - места всем хватит. Нас только двое - я да жена.
- А Труд разве не у тебя живет?!
- Нет, он поселился у соседей. Да постойте, куда же вы?
- Туда, где наш друг.
 
 
 
#13
Джаратама0
27.02.2013 12:25:20
Цитата
Abdullah пишет:
Тюзюн айтсам бир кесек сейирсиндирген эди къайсы эсе да бир хапары бла, чырт къарачай адамны джазыууна ушамай эди, муслиман болмагъан миллетледен адам джазгъанча кёрюннген эди.

А по-моему вы преувеличиваете роль мусульманства в быту, поведении и менталитете подавляющего большинства карачаевцев...Повседневная жизнь и быт, и даже убеждения - это дикая смесь из каких-то основ ислама, языческих суеверий и т.д. В большинстве своем это имеет место даже сегодня, а во времена коммунизма - и подавно)
You don't have a soul. You are a Soul. You have a body. © (C.S. Lewis)

Когда у меня проблемы: или финансовые, или там личные, я вспоминаю, что я молодой здоровый карачаевец)))) и сразу становится так радостно)))) (с)
 
 
 
#14
Джаратама0
27.02.2013 12:47:35
http://old.skgvh.ru/files/golos_kavkaza_1.pdf

Исса КАПАЕВ

ВОСПОМИНАНИЕ О МУССЕ БАТЧАЕВЕ
выступление на юбиленом вечере

В тот вечер мы были вместе: я, писатель Виктор Кустов, живущий сейчас вСтаврополе, поэт Юсуф Созаруков...
Мусса посадил нас в беседке, обвитой виноградной лозой. Сам ходил босикомпо даче, угощал овощами прямо с грядки. Говорил тосты, остроумные, с притчами.
Я помню: если в компании была женщина, Мусса любил поднимать стакан со словами:
– Гуси спасли Рим, а из-за Елены Прекрасной разрушили Трою. Так, давайте, все равно выпьем за прекрасных женщин!

Тот вечер на его даче мне запомнился на всю жизнь: ни сам Мусса, ни мы не знали, что вскоре нашего старшего товарища не станет...

Когда я учился в Литературном институте им. Горького, напечатали мой первый рассказ в журнале «Юность» (ранее я публиковался, это же была моя перваяпубликация во всесоюзной печати). Мусса учился на Высших литературных курсах,жили мы в одном общежитии. Он тогда позвал в свою комнату всех наших земляков. Он любил такие встречи и всегда был организатором их.

– Выпьем за будущего классика советской литературы! – с этими словами оноткрыл то памятное застолье. Конечно же, это была шутка. Как и любой литератор,мы к творчеству, а тем более к публикациям такого рода относились ревностно,поэтому я тогда остро ощутил, сколько было в этих словах великодушия. Этим онотличался, особенно в нашей среде, писателей из провинции.

Когда годом позже вышла повесть Муссы Батчаева «Элия», там же в «Юности», мы все, студенты литинститута, зачитывались его великолепным произведением. Перед вахтой на столе размещалась корреспонденция для живущих в общежитии. Каждый день в течение длительного времени приходили десятки телеграмм вадрес Муссы. В основном поздравляли его карачаевцы, возгордившиеся публика-
цией земляка в столь солидном издании.

К выходу «Элии» Мусса уже был известным писателем у нас в Карачаево-Черкесии и на Ставрополье. Его знали как автора повести «Когда осуждают предки» изнаменитого «Серебряного деда»... а тут на наших глазах начала расти всесоюзная
известность. Многие видели в перспективе, что растет писатель ранга Айтматова,Мустая Карима и других, тогда очень популярных... Конечно, это порождало зависть и притом черную зависть среди бездарных литераторов, которыми кишеланаша писательская организация...

Я не знаю, что было бы с биографией Муссы, останься он в Москве. Ах, лучше бы он остался! Как бы повернулась его творческая жизнь? Но у писателя нет иной жизни.

Есть только судьба. Он вернулся в Карачаево-Черкесию. Его тянуло в родные места, ксвоим, к народу... И начались черные годы. Серость и посредственность была напуганаперспективой роста карачаевского писателя. И здесь, эти шарлатаны играли втемную.Мусса же искренне верил в чистоту человеческих отношений, в благородство, во всевысокое, разумное и справедливое. Он противостоял своим противникам с раскрытойдушой, с обнаженным сердцем, а тут, у многих коллег и высокопоставленных чиновников, в рукавах были спрятаны ножи...

Помню и то знаменитое обсуждение книги «Элчилерим» («Мои земляки») в здании областного Дома политпросвещения (ныне телестудия). В тот вечер ложные, явно надуманные обвинения посыпались не только на второй вариант «Серебряного деда», но и на безобидную, полную народного юмора, жизнерадостную повесть «Мои земляки». Здравомыслящие тогда возмутились кощунством
злопыхателей. Тогда на сторону Муссы стали критики-литературоведы – черкешенка Лейла Бекизова, абазин Владимир Тугов, карачаевки Фатима Урусбиеваи Назифа Кагиева.

Когда начались нападки на драматургические произведения Муссы, я как разприехал из Москвы, где прожил около года. Встретились с Муссой, я уже был в курсе всех его дел и, чтобы посочувствовать, говорю:
– Вот, вернулся, как коммунист в пиночетское Чили... Когда же издохнет это зверье?!
Мусса понимает, улыбается своей обычной улыбкой, сжав губы и сощурив глаза, поправляет очки и кивает головой.
– Ничего, ничего, – говорит он. – Все еще изменится. Я в жизни пережил и похуже.

Видимо, он имел в виду страшное детство в выселении. Он никогда не говорил об этом времени, как что-то сокровенное держал в глубине сердца...

Часто писатели впадают в депрессию и становятся неврастениками. Сколькоя знал Муссу, ни одной жалобы от него не слышал, а напротив, он всегда старалсяподбадривать и себя, и своих знакомых. Это подчеркивало его большое мужество.

Он воевал с системой и притом в одиночку. Ну кто тогда ему мог помочь по существу? Все делалось по сценарию, начертанному в высших партийных кругах.

Сегодня очень тяжело сознавать, что по возрасту мы пережили Муссу. А ведь он был младше... Тогда, когда он умер, ему было неполных сорок один, и он был старше нас на целых десять лет. А нам сейчас – за пятьдесят.

Горько вспоминать, что враги торжествовали и после его смерти. Они проводили себе пышные юбилеи, присваивали звания и были убеждены, что они – корифеи литературы. Они скомкали его 50-летие. Многие в 1989 году хотели отдатьдолжное таланту Муссы Батчаева, но прижизненные злопыхатели всячески воспрепятствовали.

Однако талант Муссы непоколебим и, наконец, сегодня получает достойноепризнание на своей родине. Ничтожные и беспринципные литераторы, всю жизнь профанирующие себяобщественности писателями, наивно думали, что, навесив на свое бездарное творчество звания, ордена и медали, они стали достоянием народа. Ан нет! Они были иостались всего лишь мелкими насекомыми – паразитами на народном теле.

«Серебряный дед», «Когда осуждают предки», «Мои земляки» – вот настоящие духовные, эстетические, художественные ценности.И дай Бог, чтобы у нас появились государственные мужи, ясно понимающие это!

1999 год, Черкесск, Драматический театр
 
 
 
#15
Джаратама0
27.02.2013 17:40:25
Сау болугъуз бу теманы ачханыгъыз ючюн, Билял! Мен кесим да Къумушданма да, бек кёлленеме бу джазылгъанны окъусам. Элибизни атын айтдыргъан бла къалмай, миллетибизни адабиятын алай мийикге кёлтюрген, ол адам мен туугъан, мен джашагъан элден болгъанына, мен окъугъан школда къачан эсе да окъугъанына (кечирек а, устаз болуб окъутханына) ёхтемленеме.

Мусса Хаджи-Кишиевич был лучшим другом моего дяди, старшего брата отца Батдыева Разбия (род. в 1938-м - умер в 1980-м). Он тоже был поэтом. (Его стихи включены в "Антологию карачаевской поэзии", изданной в 2006 году "Эльбрусоидом". За год до его смерти выходил в печать его сборник стихов "Ай джарыкъ" (1979). На некоторые его стихи, написаны песни: "Козерог" ("Къобузунгу ал къолгъа" ;) - исполняет группа "Учкекен", "Аманат" ("Сюйген тенглерим..." ;) , "Заманыма къайталмасам" - исполняет Азрет Байчоров, солист группы "Учкекен" и т. д... Из-за травм, полученных еще в юношеском возрасте в Средней Азии, он не ходил. Умер в 42 года (готовил второй сборник стихов)... Не был членом Союза писателей СССР... Отец рассказывает, что Мусса часто его навещал, рассказывал о мероприятиях, в которых участвовал, приносил и показывал ему свои произведения, а дядя, в свою очередь - свои, что они часто вместе ходили на прогулку...) Мусса Хаджи-Кишиевич умер спустя 2 года после смерти дяди на той самой улице, где в школе он когда-то работал, на улице, где находился его дом и где он, к сожалению, скончался от удара тока (через шоссе от своего дома). Теперь эта улица назывется " улица имени Муссы Батчаева"...

В школьной программе, помню, были его стихи,на 11-м классе пересказывали на занятиях его рассказ "Кюмюш акка", до как-то писали изложение по отрывку его рассказа "Хочалай бла Хур-хур". Все были в восторге от прочитанного и горды, что являются его земляками...

Дома я как-то находил сборник рассказов Муссы Батчаева на русском языке «Мои земляки» (1976), с дарственными надписями от автора (дяде). С удовольствием прочитал от корки до корки. Тогда я вспоминал слова учительницы по истории КЧР, которая говорила: "Не умер бы он в таком молодом возрасте, возможно, были бы и нобелевские лауреаты по литературе и у нашего народа. Его прозу сравнивают с прозой Чингиза Айтматова".

Бюгюн кюнде уа бек къыйынды табхан аны китабларын. Переиздавать бек эртдеден бери этилмегенле... Устазыбыз да сагъыныучан эди ол затны. Аллай адамларыбыз бола тургъанлай, аны атын популяризовать этилмегени миллетге бек айыб болур... Арт джыллада бек кёб зат этилед да миллетни культурасы, тили унутулмасын деб, бу сорууну да сансыз къоярыкъ болмазла деб ышанама, Аллах айтса.

(Суратда: Батчаланы Муссаны сын ташыны арт джаны Къумуш элни (Къарачай район) къабырларында юсюнде кеси джазгъан назмусу бла орусча)
Изменено: Рамазан - 17.06.2014 23:04:47
 
 
 
#16
Джаратама0
27.02.2013 21:51:41
rrrrr, атынгы билмейме, айыб этме. Разбиийни назмуларын алгъын къарачай газетде да окъуй тургъанма, китабы бла да шагъырейме. "Светлые стихи" дерге боллукъма назмуларына. Аны джазгъанларын барын да бир джерге джыйыб, Черкесскде китаб басмагъа (директору Тотуркъулланы Кази-Магомед) табдырсагъыз, кёзюую бла, бир джыл чыкъмаса, бир джыл чыгъар. Алай этерге керекди.

Муссагъа къайгъыргъанынг ючюн да сау бол. Алай а, Мусса унутуллукъ тюлдю, "Эльбрусоид" да, кърал китаб басма да чыгъарлыкъ болурла Муссаны чыгъармаларын. Эм алгъа Разбийчалагъа къайгъырыргъа керекди. Сиз, Разбийни адамлары, ол ишни тындыраллыкъ болурсуз.
Аллах болушсун.
 
 
 
#17
Джаратама0
27.02.2013 21:53:56
rrrrr, атынгы билмейме, айыб этме. Разбиийни назмуларын алгъын къарачай газетде да окъуй тургъанма, китабы бла да шагъырейме. "Светлые стихи" дерге боллукъма назмуларына. Аны джазгъанларын барын да бир джерге джыйыб, Черкесскде китаб басмагъа (директору Тотуркъулланы Кази-Магомед) табдырсагъыз, кёзюую бла, бир джыл чыкъмаса, бир джыл чыгъар. Алай этерге керекди.

Муссагъа къайгъыргъанынг ючюн да сау бол. Алай а, Мусса унутуллукъ тюлдю, "Эльбрусоид" да, кърал китаб басма да чыгъарлыкъ болурла Муссаны чыгъармаларын. Эм алгъа Разбийчалагъа къайгъырыргъа керекди. Сиз, Разбийни адамлары, ол ишни тындыраллыкъ болурсуз.
Аллах болушсун.
 
 
 
#18
Джаратама0
27.02.2013 23:31:06
Бек сау болугъуз! Ин ша Аллах, тындырыбыз.
Изменено: Рамазан - 17.06.2014 22:54:58
 
 
 
#19
Джаратама0
28.02.2013 01:54:39
БАТЧАЛАНЫ МУССАГЪА

Ачы ёлюм келсе, къурчну эрите,
«Джазыу!..» – дейбиз, анга атыб айыбны.
Нек билмейди адам инсан джюрюте
«Джашау» сууда «Джазыу» деген къайыкъны?

Джансыз тюзде ёсюб келген терекни,
Элия кюч уруб кёсеу этгенча,
Тин хазнасын тазалаучу миллетни,
Къыркъ ючюнде кетди, къаргъыш джетгенча.

Болгъан эдик 43 санны къаргъышда
Айтыр кибик туудукълары Къарчаны.
Тууарыкъмыд халкъ айтырча алгъышда,
«Ёмюр даугъа» салыр улан орчаны?

Билелмейбиз биз насыбны багъасын,
Термилтебиз суугъа аны тамырын.
Насыб кетсе, билсек аны къайтмазын,
Ол заманда ийнакълайбыз къабырын.

Халкъ джашаса, керти джашы ёлмейди,
Кюндюз болад Кюн халкъына, кече – Ай.
Бюгюн кимни ашыргъанын билмейди,
Толусу бла бушуу этген Къарачай,
Джарсыуладан тирилмеген Къарачай.

Ёзденланы Альберт
 
 
 
#20
Джаратама0
28.02.2013 01:58:34
БАТЧАЛАНЫ Мусса

НАСЫБ

Сагъыш этсенг, бек сейирди,
Бек тюрлюд джашау.
Насып марай айланабыз,
Тёрт джаныбыз – тау.

Башыбызда,узакъ кёкде –
Узакъ булутла.
Аллыбызда – келлик кюнден
Алтын умутла.

Биз билебиз –хар къайда да
Насыб барды, бард!
Алай эсе, нек болабыз
Аны сакълай къарт?

Насып кёпдю! – ол тюз эсе,
Нек багъад алай?
Нек ёлелле аны кюсей,
Аллына къарай?

Туумагъанла, туугъанла да,
Кириб джашаугъа,
Тебрейдиле джууаб излеб
Бу соруулагъа.

Кёбле насыб табадыла,
Джитирек болуб,
Бир-бирле уа, къыйынд, дейле,
Насыбны джолу.

Таурухмуду? Эски джырмыд?
Тюшмюд? Ким билед?!
Насыб меннге гитчеликден
Былай кёрюннгенд:

Узакъдан да бек узакъда,
Кюн чыкъгъан джерде,
Тюрленмейин, бирча туруб,
Хар ёмюрледе,

Бир тау барды – джангыз къушла
Къоннган юсюне,
Джулдузланы ол тизеди
Акъ джитисине.

Тёгерегин аякъ салмаз,
Бузлу тик этиб,
Ол насыбны джашырады,
Буу сыфат бериб.

Ма ол бууну тутайым деп,
Болуб джолоучу,
Булут басхан тар ёзенден
Чыгъады уучу.

Кёлю таукел, къолу батыр,
Ётгюрлюк – къанда,
Ёлюм бла джагъалаша
Хар къая ранда,

Ол барады, чырт бой салмай
Буз тиреулеге.
Антны басыб: тутмай насыб,
Къайтмазгъа элге.

Бара барыб, джигит уучу
Не джолда ёлед,
Не насыбны тутуб , джерлеб ,
Элине келед...

Таурухмуду? Сабий тюшмюд?
Кимни эсиндед?
Насыб меннге ма бюгюн да
Алай кёрюнед.

СЫЙ ДЖОЙСАМ

Къартлыкъ келиб,
Ол дуниядан
Урса аз-аз джел,
Ёлюм келме –
Къартлыкъда да
Джашау багъалыд.
Къарыу кетиб,
Къол да бут да
Болсала бечел,
Ёлюм, келме –
Сан кетсе да,
Джюрек къанатлыд...

Сый джойсам а!
«Ай ёлгеенг,
Андан эсе», – десе эл,
Ёлюм , джаным!
Ол сагъатда
Менге дженгил кел.

ТИЛ ДЖАНГЫЗДЫ

Джай чалкъыда атам ишин,
Эркишича, биширгенин кёргенимде,
Былай айтыб юйретгенин
Тюшюргенем мен эсиме:
« Тил джангъызды,
Къулакъ экид, кёз да экид,
Бир сёлешсенг,
Эки тынгыла, эки къара ...
Тил джангызды –
Ариу сёлеш,
Ачыкъ сёлеш, аз сёлеш,
Аз сёлеш да, кёп ишле...
Тил джангызды,
Къол экиди, эки къолда –
Он бармакъ,
Айтханынгдан
Этген затынг он кереге
Кёб болсун...»

ДЖОЛОУЧУ

– Бутакъланы джайып, кериб кенгине,
Тамырланы мийик джерге, тереннге,
Бу къум тюзде кесим джангыз ёсеме,
Хапар сора, салкъыныма келгеннге.

Иссиди кюн, джокъду не джел, не булут –
Бери къайт да, санларынгы бир солут...
Нек мыдахса, акъ сакъаллы къонагъым?
Джашауунгдан этмегенча чырт умут?!

– Джашаууму, джашай- джашай, ашырдым,
Джырлай-джырлай, джылларымы джашырдым!
Джарлылагъа, джан аурутуб, джюклерин,
Къарт болгъунчу, тёрт бюклениб ташыдым!

Сандан озуб, джаннга джетсе ауурлукъ,
Себеб болмай кёре эдим чыртда джукъ.
Кюлтюн болуб, джара болуб, джюрегим,
Хорлаб барад мени къартлыкъ, онгсузлукъ.

Не этейим, мыдах болмай, къарт эмен?
Туууб келе, толу этиб, бир хызен
Насыб ала келалмадым дуниягъа...
Ёлюб бара, не къояйым халкъгъа мен?!

– Кёб къыйналма, акъ сакъаллы къонагъым!
Барды сеннге себеб боллукъ джомагъым:
Къара бери – салкъын этиб къум тюзню,
Солутама, ким да болсун, джолдагъын.

Ёлюм келиб, туралмасам мен чагъа,
Отун болуб, джыйыллыкъма джатмагъа.
Чапракъларым салкъын бере тургъанча,
Джаркъаларым турлукъдула, от джагъада.


* * *

Ёлген кюнюмде, къолумдан келсе,
Игилик этерем кёбге мен.
«Аргъы дуниягъа» алыб кетерем,
Тыкъ-тыкълаб, эки хызен!

Бир хызенде – дунияны аракъы сууун.
Андан сора хар кимни джарсыуун:
Кёк эшекчикни ауур джюгюн,
Сабийни кёзюне тюшген хапчюгюн.

Мыжыкъ байталны джауурун,
Чубар джылланы къара ууун.
Андан сора да – бютеу дунияны аурууун.
Алыб кетерем биргеме
Джаншакъ адамны дауурун!

Туугъан кюнюмде, мадарын табсам,
Ала келирем бери мен эки къолумда
Топпа-толу эки хызен:

Биринде – джигитге саугъа.
Кёк кырдык – таугъа,
Джалан аякъгъа – чабырлыкъ.
Дженгил адамгъа – сабырлыкъ.
Джаншаб чалманнга – базыкъ тиреу.
Ахшы адамгъа – бюсюреу.
Къутсуз ёзеннге – берекет.
Бетсизлеге – уят, уятсызлагъа – бет.
Бир хызенде уа – халкъыма насыб.
Джюрек тынчлыкъ бла
Толу къууанчны –
Тургъанлагъа джарсып.

* * *

Сангырау адам джырлай билед,
Тилсиз адам тынгылай билед,
Къолсуз адам тепсей билед,
Бечеллеге тепси келед,
Ёлген джарлы джерде джатад.
Не джарлы да этед бир зат.

Джангыз бир джан
Табмай дагъан,
Джангыз биреу кёрмейд тиреу:
Джуртсуз къалгъан,
Элсиз къалгъан
Сокъурдан да, сангыраудан да,
Тилсизден да, тенгсизден да,
Бечелден да, ёлгенден да, –
Барындан да джарлы болад!...

* * *

Джашай келиб, ашай келиб,
Билдим бир зат:
Дунияда хар бир зат да
Кеси орнуна джаратылад.

Джазгъы кырдык
Отланыргъа джаратылад!
Бёрю къойгъа
Джутланыргъа джаратылад.

Алма битед, ашар ючюн!
Джангкъылыч а
Кёкге тиед джашнар ючюн!

Болад гудулукъ – тутулсун деп.
Болад аманлыкъ – джутулсун деп,
Урлукъ – джерине себилсин деп,
Насыб – эллеге тёгюлсюн деп!

Джохар терек ёсюб турду
Терен гоппан болур ючюн...
Атам гоппан ишлеб берди,
Акъ айрандан толур ючюн.

Сен да, къызчыкъ,
Ёсюб джетдинг,
Мени анама ахшы келин
Болур ючюн!

АЙ КЕЧЕ

Келинчикча къубулгъанды
Булутлада Ай,
Тау арада, къуш уяча,
Турад Къарачай.

Нарат ийис джайылгъанды
Рахат эллеге.
Джулдуз джарыкъ тёгюледи
Тар ёзенлеге.

Сен къатымда олтураса,
Къол къолну къысханд.
Кёб сюерге, бек сюерге
Этилгенди ант.

Джулдузланы мутхуз этиб,
От джанады ай.
Тынчаяды тау арада
Бизни Къарачай.

* * *

«Джетегейле – джети джулдуз,
Темиркъазакъ – кеси джулдуз,
Джетегейле джети айланмай, танг атмаз».
Бу сёзлени, хар ким кёре,
Солуу алмай, джети кере
Айталмагъан излегенин табалмаз.

Ойнай эдик джети сабий,
Къатымдагъы – ариу Саний,
Инбашчыгъы инбашыма къысылыб.
Джан солууум джеталмайын,
Ол сёзлени айталмайын,
Къалгъан эдим мен тылпыуум тыйылыб.

Сабийлик дженгил кетгенед,
Иги кесек джыл ётгенед,
Кюн кечени, кече кюнню ашырыб.
Мен Санийни сюе эдим,
Саний мени сюе эди,
Акъ къойнунда насыбымы джашырыб.

Артда биреу келген эди,
Эшик къакъмай кирген эди,
Къыз кёзлеге къарагъанед джитирек.
Ол къучагъын кергенинде,
Санийими кёкюрегинде
Тешилгенед мен байлагъан тюйюмчек.

Сау къал, Саний – джарыкъ джулдуз,
Эки кёзюнг – къара къундуз,
Таб болмады артда этген оюнунг.
Киритсиз мекям кёреем,
Насыбымы асырагъан къоюнунг.

«Джетегейле джети джулдуз,
Темиркъазакъ – кеси джулдуз,
Джетегейле джети айланмай, танг атмаз».
Бу сёзлени, хар ким кёре,
Солуу алмай, джети кере
Айталмагъан излегенин табалмаз.

КЪЫШ

Джашау да, Къобанча, барады,
Нени да толу сынатад.
Бериб къууанчны, зауукъну да,
Бушуу да беред, сарнатад.

Къыш ол джыл сакълатмай келген эд,
Джукъ айтмай, эслетмей, сансыз.
Бизни таулагъа, тюзлеге да
Тюшген эди къар замансыз.

Сууукъ ёзенни кючлегенед,
Къаты бузлагъан эд Къобан.
Къалын къар басыб, агъаргъан эд
Ол биз барыучу айрымкан.

Мен ол кече бек къууаныбем,
Тёзалмай чыкъгъанем тангнга...
Джылы тон кийиб тебрегенме,
Сокъмай айырыб Къобаннга.

Джылны кёзюую тёрт тюрлюдю.
Сюйген къайсысын да сюйсюн...
Къыш келмей къаллыкъ болмаз энтда,
Алай а кёзюую бла келсин!

Къышха хазырланмай тургъан зат
Кёргенд бюгече аджалын...
Хансха, терекге, чапракъгъа да
Мени къайгъырады джаным.

Ариу тизилиб, джол джаны бла
Джашил чыкъгъанакъ къайынла!
Ачы сууукъда титирейсиз, -
Сизге джюрегим къыйналад.

Ташлы джагъаны къыйыры бла
Къалын орналгъан суу джеркле!
Келиб, къаланыб, басыб къат-къат,
Сизни къар бюкгенди джерге.

Къагъыб, къарланы агъызама, –
Къобалла ёрге бутакъла...
Кесим джылыннганча боллугъем,
Сизни джылытсам, къучакълаб.

Къарны басханын кёлтюралмай,
Эки джарылгъан тал терек!
Бир зат болушур мадар табмай,
Сеннге да ауруйду джюрек.

Адам темирден ишленнгенча, –
Кеси джарсыса, тёзелед.
Башха зат азаб сынаса уа,
Аны джюреги эзилед.


 
 
 
#21
Джаратама0
28.02.2013 21:48:27
Батчаланы Муссаны талай назмусуна макъам салыныб, ала белгили джырла болуб джырланадыла...


"ЭРКИШИНИ ДЖЫРЫ" ("ЭРКИШИСЕ СЕН!";)

(музыка Альберта Узденова, стихи Муссы Батчаева и Альберта Узденова)

Энчи насыб ызламай,
Буз юйде да бузламай,
Бай кишиге сукъланмай,
Ырысхыгъа джутланмай,
Джукъунг келсе, джукъламай,
Ашамай да, ач болмай,

Припев:
Тёзе эсенг, тёзе эсенг, эркишисе сен!
Тёзе эсенг, тёзе эсенг, эркишисе сен!
Эркишисе, эркишисе, эркишисе сен!
Ант этеме, эркишисе, эркишисе сен!

Отсуз къазан къайнатсанг,
Арыкъ тайны айнытсанг,
Джуртну джаудан сакъласанг,
Онгсузланы джакъласанг,
Атлаб алгъа баралсанг,
Тюзлюкчюге саналсанг,

Припев:
Ант этеме, ант этеме, эркишисе сен,
Ант этеме, ант этеме, эркишисе сен!
Эркишисе, эркишисе, эркишисе сен!
Ант этеме, эркишисе, эркишисе сен!

Сакълай эсенг тилинги,
Джакълай эсенг дининги,
Ач этмей юйдегинги,
Тута эсенг тенгинги,
Акъсакъалгъа сый берсенг,
Къартлыкъ келирин билсенг,

Припев:
Ант этеме, ант этеме, эркишисе сен,
Ант этеме, ант этеме, эркишисе сен,
Эркишисе, эркишисе, эркишисе сен,
Ант этеме, эркишисе, эркишисе сен!

Энчи насыб ызламай,
Буз юйде да бузламай,
Бай кишиге сукъланмай,
Ырысхыгъа джутланмай,
Джукъунг келсе, джукъламай,
Ашамай да, ач болмай,

Припев:
Тёзе эсенг, тёзе эсенг, эркишисе сен!
Тёзе эсенг, тёзе эсенг, эркишисе сен!
Эркишисе, эркишисе, эркишисе сен!
Ант этеме, эркишисе, эркишисе сен!


Исполняет: группа "Учкекен" (Азрет Байчоров, Махар Каракотов, Магомед Байрамуков).
Солист: Азрет Байчоров.



Караоке-версия.
Изменено: Карачай Карачай - 04.07.2013 23:55:25
АЛЛАХ ВСЕВЫШНИЙ сказал:
«Воистину, каждый человек - в убытке, кроме тех, которые УВЕРОВАЛИ, совершали праведные деяния, заповедали друг другу истину и заповедали друг другу терпение!» (КОРАН: сура 103 («аль-'Аср»), аяты 2-3).
 
 
 
#22
Джаратама0
28.02.2013 22:17:50

"ЭКИБИЗ"

(музыка Альберта Узденова, стихи Муссы Батчаева)

Кюн батар-батмазлай,
Кёрюндю кёкде ай,
Джандыла ёзенде шынкъартла…
Баш къагыб, чайкъалыб,
Назлагъа таяныб,
Тюш кёрелле субай наратла...

Тюбюбюз да кюйюз,
Башыбыз да кюйюз,
Ак кемеча, джюзюб барад ай.
Шош кёкде - минг джулдуз,
Къатымда - бир джулдуз,
Кап къара чачларын джел тарай...

Танг атар атмазлай,
Эригиб джангызлай,
Бир джулдуз бирине джан атды.
Насыбдан биз толуб,
Экибиз бир болуб
Тургъанлай бир сейир танг атды.



Исполняет: Ася Чомаева-Семенова.




Исполняет: группа "Джёгетей".
Солист: Расул Эркенов.
Изменено: Карачай Карачай - 04.07.2013 23:57:01
АЛЛАХ ВСЕВЫШНИЙ сказал:
«Воистину, каждый человек - в убытке, кроме тех, которые УВЕРОВАЛИ, совершали праведные деяния, заповедали друг другу истину и заповедали друг другу терпение!» (КОРАН: сура 103 («аль-'Аср»), аяты 2-3).
 
 
 
#23
Джаратама0
28.02.2013 22:35:05
"АЙ КЕЧЕ" ("Бизни Къарачай")

(музыка Мустафира Жеттеева, стихи Муссы Батчаева)

Келинчикча къубулгъады булутлада ай.
Тау арада, къуш уяча, турад Къарачай.
Джулдузланы мутхуз этиб, джарытады ай.
Тынчаяды тау арада бизни Къарачай.

Нарат ийис джайылгъанды рахат эллеге.
Джулдуз джарыкъ тёгюледи тау ёзенлеге.
Джулдузланы мутхуз этиб, джарытады ай.
Тынчаяды тау арада бизни Къарачай.

Сен къатымда олтураса, къол къолну къысханд.
Кёб сюерге, бек сюерге этилгенди ант.
Джулдузланы мутхуз этиб, джарытады ай.
Тынчаяды тау арада бизни Къарачай.



Исполняет: Сергей Беппаев.



Исполняет: Алим Аппаев.
Изменено: Карачай Карачай - 04.07.2013 23:57:53
АЛЛАХ ВСЕВЫШНИЙ сказал:
«Воистину, каждый человек - в убытке, кроме тех, которые УВЕРОВАЛИ, совершали праведные деяния, заповедали друг другу истину и заповедали друг другу терпение!» (КОРАН: сура 103 («аль-'Аср»), аяты 2-3).
 
 
 
#24
Джаратама0
28.02.2013 23:24:08
Карачай Карачай,

Бек сау бол. Муссаны назмуларына макъам салыныб, джырланыб тургъанларын да билмей эдим.
 
 
 
#25
Джаратама0
01.03.2013 01:18:37
Сиз сау болугъуз. Кёб джангы затны билдик, окъудукъ Муссаны юсюнден. Энтда табханым болса, ата барырма Аллах айтса.
АЛЛАХ ВСЕВЫШНИЙ сказал:
«Воистину, каждый человек - в убытке, кроме тех, которые УВЕРОВАЛИ, совершали праведные деяния, заповедали друг другу истину и заповедали друг другу терпение!» (КОРАН: сура 103 («аль-'Аср»), аяты 2-3).
 
 
 
Страницы: 1 2 След.
Читают тему (гостей: 1)

 

Написать нам

Фонд «Содействие развитию карачаево-балкарской молодежи «Эльбрусоид»

© 2003-2024 Elbrusoid.org  |  Все права защищены Законами Гор.