Translit
Возьму твою боль
02.11.2020
0
7891
...Через много лет по рассказам стариков
молодые напишут книги...
(Из народной песни)
Трагический путь длиною в 14 лет... Он начался в то осеннее утро, когда, превратив рельсы в бесконечные носилки, а грузовые вагоны – в большие деревянные гробы для целого народа, карачаевских стариков, женщин и детей отправляли на Восток.
Чем измерить боль тех 69 267 человек, которые не знали, за что были обречены называться бандитами? Может, километрами того адова круга, что пришлось пройти; пятью тысячами дней, проведенными в изгнании; пролитыми там слезами или душевными ранами, которые и времени не подвластны?..
Не знаю.
С людьми, пережившими депортацию, я «побывала» в Кургате, Арысе, Мерке, Чубаровке, Михайловском, Таласе, Баяуте, Сарыагаче, Келесе, Пахта-Арале, Покровском, Джамбуле, Чалдоваре, Абай-Базаре, Казалинске, Манкенте, Фрунзе, Чимкенте, Чактуле, Сайраме...
Став пленниками горя, люди вмиг потеряли не только родные очаги, но и доброе имя, и мечту, и свое завтра. Депортированные в то трагическое утро 2 ноября 1943 года в Среднюю Азию, называют его «къыяма кюн» (день светопреставления). Чтобы понять, какой смысл в эти слова вкладывают очевидцы, мне, родившейся спустя 10 лет после этого адова дня и этих страшных событий, пришлось переступать пороги домов и слушать горькие рассказы многих людей.
В то раннее утро, в одно мгновение, в один голос, как вопль, как стон, над всем Карачаем прозвучал вопрос: «За что?!» Ответа не последовало. Карачаевцы задавались этим вопросом все 14 лет депортации. Но и сегодня нет вразумительного ответа на него.
Кто в эти трагические дни проживал в карачаевских селениях? Старики, женщины, дети... и вернувшиеся с фронта солдаты-инвалиды. Не было среди них Героев Советского Союза Османа Касаева, Харуна Богатырева, Аскера Бархозова, Ажыу Канаматова, Дугербия Узденова, Солтан-Хамита Биджиева, Магомета Гербекова, Кичибатыра и Юсуфа Хаиркизовых, Юнуса Каракетова, Харуна Чочуева, Хамзата Бадахова, Джанибека Голаева, Османа Гочияева, Абдуллы Ижаева, Магомета Декушева, Шукура Крымшамхалова, Исмаила Салпагарова, Абдуллы Хапаева, Солтана Магомедова... Не было в тот суровый день в своих селах и других славных сынов Карачая из ущелий Кубани, Теберды, Джегу-ты, Мары и Гума… Все они на полях сражений вели героические бои с фашистами… 15 тысяч человек, то есть каждый пятый карачаевец, были на фронтах Великой Отечественной войны… А в это время их отцов, матерей, младших братьев, сестер, жен, детей под дулами автоматов и винтовок выгоняли из собственных домов и в товарняках насильно увозили на восток, на верную смерть. По официальным данным, в годы депортации погибло 42 тысячи карачаевцев, из них 22 тысячи были дети. Народ был депортирован без обвинения, следствия и суда.
А за год до этого, перед казнью, партизанка Залихат Эриккенова из застенков гестапо написала матери: «За меня не плачь. За меня отомстит Красная Армия, а Зарему (малолетняя дочь Залихат – прим. Ф.Б.) воспитает Советская власть».
«…Именно 2 ноября 1943 года, в день выселения карачаевцев, мужественная горянка Халимат Эбзеева, командуя кавалерийским взводом, с боями форсировала Днепр. В этот же день ее семья на станции Баталпашинская отправлялась в Среднюю Азию под усиленным конвоем.
3 ноября 1943 года командир пулеметного отделения 125-го полка морской пехоты пулеметчик сержант Хызыр Хачиров совершил героический подвиг. Его семья, обвиняемая в предательстве, на станции Невинномысской под дулами автоматов пере-селялась неведомо куда.
5 ноября 1943 года в Белоруссии командир партизанского отряда сержант Юнус Каракетов, за голову которого немецкое командование назначило 50 000 марок, разрушил три моста на оккупированной территории. Его семья на станции Астрахань в вагоне для скота увозилась в чужедальние края.
6 ноября 1943 года командир танковой бригады гвардии полковник Харун Умарович Богатырев – Герой Советского Союза – освобождал Киев. Его семья на станции Гурьев под конвоем держала путь на высылку.
7 ноября 1943 года бывший политрук 229-го стрелкового полка Борис Казиев в шестой раз приговаривался немцами к смертной казни за побег из лагеря смертников и организацию антифашистской деятельности. Его беззащитная семья находилась на станции Аральская по пути на высылку.
9 ноября 1943 года за разгром 27 немецких гарнизонов легендарный командир 121-го партизанского полка капитан Осман Касаев представлялся к присвоению звания Героя Советского Союза. Его семья на станции Кызыл-Орда конвоировалась к местам выселения...» (Борлакова З.М. Депортация и репатриация карачаевского народа. 1943–1959 гг. М. 2005).
Данная книга является сборником «исповедей», жизнеописанием незаслуженно оклеветанных людей. В долгое лихолетье они не могли даже поделиться друг с другом своим горем. Горечь пережитого навсегда осталась в сердцах этих людей…
...Начиная повествование о беде, постигшей карачаевский народ, с глубоким сожалением осознаю, что упущено время и многих очевидцев я не успела застать в живых. Ушли они в мир иной, и пусть земля им будет пухом...
...Главные герои этой книги – сами рассказчики. В большинстве своем это те, чье детство или молодость омрачены годами депортации. Среди них старики и люди среднего возраста. Они не знакомы друг с другом, но их объединяет страшное слово «депортация».
«Не слишком ли жестоко бередить их старые раны?» – задавала я себе каждый раз один и тот же вопрос, видя полные слез глаза уже пожилых людей.
О своих переживаниях я рассказала известной не только у нас в Карачае, но и за ее пределами писательнице, автору книги «Четырнадцать лет» Халимат Байрамуковой. Она, испившая полную чашу той трагедии, ответила, что «это – не жестокость, это – боль наших сердец, вечная спутница наша». «Нужное дело ты начала, доведи до конца», – напутствовала она. Вскоре, встретившись в Карачаевске с бывшей учительницей Балдан Урусовой, я поняла мудрость совета Халимат Башчыевны. В конце нашей беседы, обессилев от воспоминаний, Балдан свою благодарность в мой адрес закончила словами: «Если бы я умерла, не поведав кому-нибудь о том, что я испытала в те годы, могила моя треснула бы пополам...»
Встречалась я и с такими, которые говорили: «Зачем, дочка, нашей болью ранишь сердце свое?» Не все, с кем я общалась, смогли рассказать о тех далеких, страшных днях – когда сердце горит от печали, трудно говорить о ней. И в этом я убеждалась не раз. Тяжким грузом на сердце ложились воспоминания о голодной смерти детей в Средней Азии. Многие беззвучно плакали. Их глаза сквозь слезы смотрели на меня, но в эти минуты они видели не меня, а свое трагическое прошлое. То же самое происходило и со столетней Байдымат, которая до конца своих дней (умерла она в 1989 году) пронесла тяжелую ношу воспоминаний.
Слушая бабушку Байдымат Гербекову, я твердо решила рассказать людям о трагедии моего народа, поведать о временах беззакония устами тех, кто испытал это на себе, осмыслить беспрецедентный подвиг моих соплеменников на чужбине, показать величие их духа... Я шла к людям, пережившим великую скорбь потери родины, к людям, чье человеческое достоинство помогло сохранить добро в израненном сердце.
Да, «ничто не забыто, ничто не прошло». Да можно ли такое забыть! Вот один из многочисленных примеров.
Молодая женщина была депортирована с малыми детьми. Рядом – никого из родственников. Муж – на фронте. Без еды и крова. Детей было семеро! В течение короткого времени, словно больные цыплята, шестеро умерли, и осталась она с самым маленьким. Но и он прожил недолго. Мать от горя потеряла рассудок: она не отдавала ребенка похоронить. Пошла с ним на кладбище и здесь, посреди могилок, безымянных бугорков своих шестерых детей, скончалась, так и не выпустив из своих оцепеневших рук бездыханное тело малыша…
А как сможет забыть те годы мать, о которой рассказал врач Маджир Канаматов, ныне живущий в Черкесске! «В селении, где мы жили, одна женщина (я тогда был мало- летним и ее имени и фамилии не помню), видя, что дети могут умереть с голоду, начала ночами ходить на колхозные поля и собирать там колосья. Каждую ночь приносила несколько горсточек пшеницы. И в одну из таких ночей двое объездчиков-сторожей, заметив, погнались за ней. Она знала, если поймают – или изобьют до смерти, или отправят в тюрьму. Когда поняла, что от преследователей ей не уйти, женщина, добежав до речки, остановилась и у моста сорвала с головы платок, взъерошила волосы и села. Всадники, увидев ее, оцепенели от страха и с криком «Ведьма!» побежали назад. А «ведьма» эта еще не один раз, пугаясь даже собственной тени, но прижав к груди горсть зерна, возвращалась в полуночной мгле к своим детям...»
Другая мать, по воспоминаниям очевидцев, в первое время, когда депортированные в изгнании гибли семьями от голода и холода, желая любым путем сохранить жизнь четверых своих детей, отдала их в казахские семьи. Через несколько лет, когда миновала голодная смерть, она пошла просить своих детей обратно. Но из них двоих не нашла. И на всю жизнь на лице этой женщины осталась печать боли отчаяния и ожидания.
Возможно ли спокойно слушать эти короткие, но полные трагизма и ужаса рассказы моих земляков?!
«Я помню, как пришли к нам солдаты. Они сначала застрелили нашу собаку…» (Хачиров И.).
«Дети подземелья – все, кто родился и вырос в землянках Средней Азии. Мы видели, как старики хоронили своих внуков» (Б. Каппушев).
«В ауле Эльтаркач, когда вывозили людей, из рук матери, которая сидела в кузове грузовика, выпала девочка… Рыдающей матери не остановили машину» (И. Гербеков)...
...«В первые месяцы выселения тело умершего вне дома не разрешали родственникам приносить домой и хоронить по адату. Даже тяжелобольные были вынуждены выходить на работу. Были случаи, когда людей, скончавшихся на поле, заставляли тут же где-нибудь закопать, как труп животного» (П. Абазалиева).
«Отцу было 96 лет. Четверо его сыновей сражались на фронте. Когда он умер, это было в 1944 году, мы с братиком с раннего утра до позднего вечера рыли ему могилу. И какая это была могила... Едва управились. До того были слабы...» (М. Лайпанов).
Когда мною был собран огромный материал, знакомясь с очередным очевидцем депортации, думала: неужели расскажет что-то не похожее на ранее услышанное об этих трагических годах? Но каждая судьба неповторима…
Судьба Балли Байкуловой из села Важное (умерла в 1989 году) – еще одна печальная и страшная страница той большой трагедии, которая не закончилась четырнадцатью годами депортации моего народа.
Беседуя с ней, я узнала о том, что муж ее погиб на фронте, трое детей похоронены в Баяуте. Депортация сделала ее похожей на высохшее дерево. В ее небольшой комнате, с фотографий, висящих на стене, смотрели на нас три пары детских глаз и глаза молодого мужчины, мужа Балли. Эта пожилая, больная женщина среди них казалась пришедшей из прошлого века. И кто знает, кому из них больше повезло: им, обреченным остаться навсегда юными и молодыми, или ей, которая прожила долгую мучительную жизнь во «вчерашнем дне»: после 1946 года у нее не было ни настоящего, ни будущего. В тот год, положив свою душу в могилу вместе с детьми, она до 1989 года просуществовала, желая лишь одного: скорее покинуть этот мир. «Беды окружили мое прошлое, но я не отрекаюсь от него – там остались и дети мои, и счастье мое», – сказала мне Балли.
В дороге скончалась мать одной женщины. Ее не дали ни похоронить, ни везти в вагоне дальше. Бросили тело на обочине дороги. Дочь ее (мать троих детей, муж ее был на фронте), желая облегчить и унять жгучую боль сердца, во время остановок поезда садилась прямо на снег. Когда ее тело остывало, ей казалось, что боль утихает и в сердце. Так сильно жгло ее горе... А позже у нее перестали ходить ноги...
...Как описать до конца страдания народа, бесправность, беззащитность его?..
...Появление солдат в горных аулах Карачая жителями было воспринято без каких-либо подозрений. Наоборот, матери-горянки принимали их как своих сыновей, которые сражались на фронтах Отечественной войны. Во многих аулах солдаты были расселены по домам. Солдатские матери отдавали им лучшие комнаты, угощая всем, что есть. И это длилось целый месяц.
Прибывшие солдаты расчищали дороги, строили новые там, где их не было (как потом оказалось, чтобы беспрепятственно могли пройти автомашины с депортированными), помогали тем, кто еще не успел собрать урожай... Они не говорили, зачем строят дороги, не предупреждали жителей, что им не стоит от зари до зари работать в поле, так тщательно готовиться к зиме, потому что...
Легко ли было солдатам после всего этого насильно выдворять из родных очагов гостеприимных хозяев?! Этот бесчеловечный акт был насилием не только по отношению к депортируемым, но и к тем, чьими руками это делалось. Что должно было произойти в душах этих солдат за одну эту ночь – с первого на второе ноября 1943 года – чтобы «забыть», что еще вчера вечером они пили из рук радушных хозяек парное молоко? Еще вчера они слушали их рассказы о сыновьях или мужьях-фронтовиках. А утром… обернувшись неумолимыми исполнителями чужой воли, стали выгонять беззащитных женщин, детей и немощных стариков из их собственных домов...
...Но не все были перевертышами... Народ хранит добрую память о других офицерах и солдатах. О тех, кто не только в душе сочувствовал депортированным. Были и такие, которые помогали женщинам собраться за те 15 минут, что было им отпущено, советовали, что взять в дорогу. Мне поведали и о таком случае: офицер, который пришел в дом старой женщины, чтобы вывести ее, увидел на стене фотографии четырех солдат. На его немой вопрос она ответила тоже без слов – показала четыре «похоронки». И офицер, не проронив ни одного слова, вышел в коридор и застрелился. Думаю, что смерть молодого офицера эта женщина восприняла как пятую «похоронку».
Часто думаю о депортации народов и о Ленинградской блокаде. «Блокадную книгу» Алеся Адамовича и Даниила Гранина невозможно читать равнодушно, каждая строчка отзывается болью в самой глубине сердца. Депортированные были в более худших условиях. При всей тяжести блокады, у людей не было попрано человеческое достоинство. Они знали, за что борются, знали, кто их враг, знали, что от них требуется. К тому же блокадники знали: за них болеет вся страна, их жалеют, любят, помогают изо всех сил, на них смотрят как на героев... В дни тяжких испытаний мысль обо всем этом для них была великой опорой. А для репрессированных страшной бедой были не только голод и болезни, которые унесли тысячи жизней детей и взрослых, но и их унизительное и бесправное положение. «Если бы меня выслали, обвинив в чем-то, я с меньшей болью перенесла бы это унижение», – говорила Патия Боташева из города Карачаевска. Эти слова повторяли большинство очевидцев выселения, с которыми мне пришлось встретиться.
Могилы спецпереселенцев затерялись в песках и зарослях тех далеких мест, куда они были высланы. Когда услышала, что немцы по всей России ездят и приводят могилы своих соплеменников в порядок, когда узнала, что литовцы переносят прах своих людей в родные места, я подумала о бабушке Айшаджан и старшей сестре Любочке и младшем братике Магомеде, и о тысячах соплеменниках, чьи могилы разбросаны по всей Средней Азии и Казахстану, в 480 селениях. Как быть с этими могилами? Кто позаботится о них? Эти безымянные холмики давно сровнялись с землей. Может, души оставшихся там горцев вернулись в горы, в «…солнцем коронованный край, мой Карачай»? Ведь они на чужбине так хотели глотка кубанской воды, глотка родного воз- духа...Тоска по родине была для многих страшнее самой смерти. Как быть с таким завещанием, которое осталось в народной песне-плаче:
...Строго не судите меня, друзья,
За песню-плач, сочиненную в страданиях.
Как бы мне хотелось, чтобы мои кости
Обрели вечный покой на земле отцов.
Для тех, кому посчастливилось вернуться на Кавказ, в другой песне звучит такое завещание:
...Мы вернулись в наше Отечество!
Напейтесь вволю кубанской воды.
Нас, карачаевцев, мало осталось,
Будьте добры друг к другу.
В жестоких условиях насилия и унижения наши люди на чужбине больше всего, как мне кажется, боялись ожесточиться. Знали они, если на зло ответить злом, цепь зла никогда не разорвется. Так в сердца детей можно заронить зерна зла. И тогда они, матери, с таким трудом сохранившие жизнь детям, не смогут дать им самого главного – ощущения добра. Депортированные видели, что те, кто их жизнь превращал в ад, не менее несчастны. Не зло, а свои духовные силы, любовь к жизни, свою мечту противопоставляли они тем, кто был обречен стать их карателями. И потому народ мой выжил, и потому вернулся в свой отчий дом, сохранил свои мечты и песни, любовь к жизни... Как пишет поэт Кайсын Кулиев, «…люди не только продолжали жить наперекор всем испытаниям, выпавшим на их долю, но и высекали огонь поэзии даже из своих несчастий, продолжали творить и создавать, выдвигая героев и мастеров, светом своих сердец и мощью своего гения освещающих тяжелый мрак жизни», продолжали рожать детей, строить дома, сажать деревья.
В мою память врезалось красное маковое поле, которое как зарево пронеслось мимо окон поезда, увозившего нас с чужбины на родину. Это произошло весной 1957 года, мне было четыре года. Но в доме, где я выросла, как и в других карачаевских семьях, о депортации напоминало многое: это невозможность небрежного отношения к родной земле, к крошке хлеба, горсти муки, соли, недопустимость обмолвиться словом, выражающим высокомерие…
Эта книга о тех, кто, умирая, вспоминал о небе Кавказа, о двуглавом Эльбрусе, о глотке кубанской воды, о земле отцов. Это – Книга скорби. Она памятник тем, кто остался лежать на чужой стороне без надгробного камня.
Это книга-исповедь доживших до счастливых дней 1957 года. Она написана и для тех, кто будет жить завтра, дабы не повторилась подобная трагедия нигде, ни для кого. Как бы мне хотелось хоть чем-то облегчить твою душу, мой мудрый и терпеливый Народ!
Фатима Байрамукова
1984–1991 гг.
(Предисловие из книги Когда сердце горит от печали)
Смотрите также:
Комментариев нет