Дружина
Этот военный институт складывался еще в эпоху "военной демократии". Первоначально дружинники носили тюркское наименование - салымчы, эррейчи или иррейчи, сарайым эр. Впоследствии за ними закрепилось арабское название - муртазак (от араб. " муртазак" - наемный солдат, наемник ). Формировалась дружина из особой, служилой категории узденского сословия, представители которой именовались сарайма-ёзден - сарайма-уздени.
Дружинники представляли собой постоянную, профессиональную военную силу, находившуюся под личным командованием олия. Часть их, наряду с погранично-караульной службой на рубежах (чекле) Карачая и Балкарии, выполняла и функции внутреннего караула, т.е. полицейские обязанности. Внутренние стражи именовались также бегеул, они выполняли и другие обязанности. В Балкарии муртазаки, помимо олия, подчинялись и Тёре, который назначал командира дружины. X. X. Малкандуев и X. М. Сабанчиев отмечают: "Тёре имел "мыртазакъ аскер" - отряд специальных стражников, выполнявший особо важные задания совета. Профессор Ф. И. Леонтович писал, что они же охраняли Тёре в период его работы... Предводитель мыртазаков мог присутствовать на Тёре только по приглашению и всецело подчинялся его решению... Искусно и преданно выполнял роль руководителя таких отрядов Молла Сотта, житель аула Тузулгу".
На наш взгляд, определение дружины муртазаков как "отряда специальных стражников" неточно, само слово "аскер" означает войско, а не отряд. Преувеличенной в приведенном высказывании представляется и роль Тёре, поскольку сам Тёре функционировал в Балкарии не в качестве полностью самостоятельного органа, а при верховном правителе, который и утверждал окончательно решения этого органа. Полевые исследования позволяют утверждать, что дружинниками становились в основном пришлые в общество лица (в Карачае, - Богатыревы, Кипкеевы, Каракетовы и др.) и их потомки. "С самого начала дружина создавалась вне рамок традиции и объединяли ее членов не родственные и не общинные связи... Основой здесь служили профессиональная военная деятельность, ориентация на военный грабеж как главный источник средств к существованию, дополнявшиеся личной преданностью удачливому военному предводителю... Отнюдь не случайно множества предклассовых и раннеклассовых обществ... знало постоянную "гвардию" правителя, чаще всего сформированную из чужаков, людей без сколько-нибудь прочных корней в данном обществе".
Дружинники не входя (на раннем этапе) в джамагат, не участвовали в деятельности общинных институтов и не входили в подчинерие последних, управлялись олием, на содержании которого находились, от которого получали землю и т. д. Даже если служилые люди призывались извне, то и они в конечном итоге попадали под управление старшего князя, являвшегося военным предводителем. Как отмечает А. X. Магометов, "нередко ельские общины призывали к себе в качестве караульников людей извне. Неся караульную службу за определенную плату, эти "охранники, набравшись сил, постепенно возвышались над нанявшим их коллективом, присваивая силой общинные земли". Необходимо отметить, что приглашение чужаков-наемников для несения военной службы имело место во многих обществах (например,наемные варяжские отряды в Древней Руси, кипчакские отряды в Грузии и т. п.). Нередки были случаи, когда наемники захватывали власть в этих обществах, причем не столько в форме силовой узурпации, сколько под видом необходимости обеспечения безопасности данного общества. Не исключено, что в предании о появлении в Балкарском обществе родоначальника княжеского сословия Басията отражается реальный исторический эпизод приглашения - прихода какого-то наемного военного отряда. Предание указывает на то, что Басияту удалось подчинить себе аборигенов применив огнестрельное оружие, которого местное население не знало. "Является воин по имени Басият верхом на лошади и с огнестрельным оружием, о котором в то время горцы не имели понятия. Басията сопровождали люди, которые ему прислуживали. Порох в его ружье воспламенялся, и раздавался выстрел, когда он подносил к дырочкам ствола ружья огонь" (надо полагать, это было фитильное ружье).
Аналогичное предание сохранилось у дигорцев, родоначальник князей которых Бадилят считается братом Басията. В легенде о Бадиляте (Баделяте, Баделе) Ф. X. Гутнов первым увидел возможность отражение исторического факте прибытия в Дигорию служилых наемников, вооруженных огнестрельным оружием. Указывая на то, что такое оружие впервые на Северном Кавказе применялось армией Тимура в конце XIV в., он пишет, что пищали "среди горцев распространились в XV - XVI в.в. В начале XVII века ружье в горах уже не в диковинку. В 1604 г. на послов М. Татищева и А. Иванова недалеко от Ларсова Кабака напали "горские люди с вогненным боем". Таким образом, не исключено, что балкарские князья-басияты (Абаевы, Жанхотовы, Айдеболовы, Шахановы) и дигорские бадиляты (Кубатиевы, Караджауовы, Кабановы, Чегемовы, Абисаловы, Битуевы, Тугановы) действительно имеют "военно-дружинное" происхождение, что в истории многих народов было нередким явлением (династии гвардейцев-мамелюков в Египте, Бундов в Иране и т.д.).
В целом вопрос о роли военных дружин в политогенезе заслуживает, на наш взгляд, пристального и специального внимания. В целях поддержания боеспособности своих дружин балкарские таубии устраивали т. н. "басият-коши" (басият къош) - сезонные лагеря. Басият-кош устраивался весной и осенью на плоскости перед входом в Балкарское ущелье, где таубии и их "стрелки" (дружинники) обучались военному искусству, показывали умение верховой езды,точности в стрельбе, владение холодным оружием и т. п. Нередко басият-коши посещала молодежь из аристократии соседних народов - Кабарды, Дигории, Сванетии и др. Дружины, обитавшие на басият-кошах, помимо обучения военному делу, выполняли и вполне конкретные функции по охране проходов в ущелье. Нередко они организовывали набеги. Как пишет М. К. Абаев, отряд, несший службу на басият-кошах, охраняя "общество и стада его от неприятеля, одновременно командировал партии из молодцов-сотоварищей в разные стороны за наживой, так, что войско содержало само себя. Отряд этот зимою иногда летом, отдыхал, молодежь скучала, разыгрывались страсти, и если почему-либо не удавалось предпринять поход на южную сторону гор - в Сванетию или Имеретию - за наживой, то он частенько обижал своих единоплеменников - безенгиевцев, хуламцев и чегемцев, угоняя у них скот".
Походы (джортуул) приносили таубиям и их дружинникам немалые доходы. Объектом захватов являлись скот и пленные. Последних можно было обратить в рабов или, если пленник был знатной особой, получить большой выкуп. Джорттулы в Закавказье со стороны Балкарии имели место, судя по всему, еще в XIV - XV в.в. В результате одного из них, например, был пленен наместник царя Имеретии-эристав ксанский Ризия Квенипневели, доставленный в Черекское ущелье (по-грузински "Басиани"). Об этом сообщает надпись на золотом Цховатском кресте XIV - XV в.в.: "Спас Цховатский, я, Квенипневели, эристав Ризия, пожертвовал Цховатской пречистой Богоматери имение двух дымов в Зенубане с его горами и равнинами. Попал в плен в Басиане и выкупился твоими вещами. Пусть никакой владетель не изменит". Эристав, как можно понять из текста, был выкуплен имуществом Цховатской церкви. О походе в Имеретию балкарского князя Алибека, который в 1629 г. напал на крепость в верховьях р. Риони сообщает один из документов того времени: "городок пуст, каменной, что имал Алибек болхарский владелец". Объектом джортуулов являлась и Сванетия, прежде всего т. н. "Вольная Сванетия", поскольку "Княжеская Сванетия" традиционно была союзницей таубиев. В историко-героической песне "Бекмырзы, Кайсыны" сообщается об одном из таких набегов на Сванетию, осуществленном князьями Бекмырзой и Кайсыном, сыновьями Жабо Тазретовича (из Балкарского общества), совместно с Током Рахаевым (из Безенгиевского общества) и Кучуком Урусбиевым (из Баксанского общества). Песня сообщает, что набег был осуществлен в целях удовлетворения желания неких "ханских гостей", прибывших из местности Гемиргеу. В другом варианте этой же песни говорится, что "ханские гости" прибывали из местности Брагуны и желали от таубиев пленников-джесир. Судя по всему, послы безымянного хана из Брагун были не просто "гостями", а прибыли за данью-джасакъ. Отмечая, что Брагуны (Борагуны) являлись "небольшим тюркским владением, находившимся в междуречье Сунжи и Терека, рядом с Сунженским русским острогом или крепостью", Ю. Н. Асанов пишет: "Если гости из Брагун были бы просто гостями, то вряд ли балкарские владельцы, рискуя жизнью, решились бы на столь опасное предприятие". Т. Ш. Биттирова в связи с Брагунами отмечает, что "Брагуны - русская транскрипция топонима "Борагъай". Данная строчка в оригинале звучит: "Борагъайдан хан къонакъла келдиле". В карачаево-балкарском фольклоре сохранились намеки на некогда существовавший город Борагай, который якобы являлся столицей ханства, объединявшего в своем составе предков крымских татар, кумыков, карачаево-балкарцев и другие тюркские племена Северокавказского и Черноморского ареала".
Говоря о набегах, необходимо делать различие между джортуулами и барантой (барамта). Здесь автор солидарен с мнением Т. Ш. Биттировой о том, что "джортуул сродни европейским рыцарским походам, ничего общего не имел с бытовыми набегами и абречеством". Выше мы уже сравнивали джортуулы с осетинскими балцами, которые также выступали не только в качестве способа обогащения, но и возможности испытания личного мужества и отваги, приобретения славы. Баранта (барамта) являлась обычным хищением и его участники рассматривались как преступники, поскольку баранту совершали и в отношение собственных общинников. Конечно, же, в основе джортуулов лежали экономические мотивы. Походы способствовали усилению материальной мощи биев и дружинников. "Размеры добычи предоставляли новые возможности для углубления принципа неравенства доли, выразившегося в преимущественном праве добывающих ее воинов". Джортуулы сыграли большую роль не только в возвышении дружины над общиной, но в возникновении сословий крепостных крестьян (чагар, джоллу-кул) и патриархальных рабов (казак, джолсуз-кул). Известно, что, за редким исключением, член джамагата не мог быть по адату обращен в кула. Единственным источником приобретения таковых был захват пленных или работорговля. В песне "Татаркан" есть строки, указывающие на цели походов:
Ой, Шакманов князь Тамма
С Чегема пришел белый витязь,
У него трофеи похода - два невольника
Князю Тамма нужны невольники
А также и скот.
В фольклоре имеются упоминания о том, из кого состояла княжеская свита во время похода: четыре вассала (эгет), один конюший (атчысы), один повар (шапасы). Фактически эта свита, численность которой колебалась в зависимости от могущества бия, представляла собой личных нукеров князя (бий нёгерле).
Основной, изначальной функцией дружины являлась защита от внешних врагов, отражение набегов и т. п. В фольклоре зафиксировано множество случаев такого рода. В песне "Отара Кубановых" рассказывается о том как дружина под начальством князя Салат-Герий - хана Коджакова отбила в кровопролитном бою угнанный мегрельским отрядом скот . Другая песня - "Татаркан" сообщает о том, как дружина в составе Иммолата Крымшамхалова (Кызылкёнчек-улу), Богатырева (по другим данным - Бегеулова) Татаркана, Зулия Алботова, Муку-улу Байчагыра и других отбили скот и пленников, угнанных абазинцами-кызылбеками. Лишь в русской записи 1848 г. сохранилась песня, рассказывающая об отражении баксанской дружиной одного из нападений:
Беда! Отовсюду враги на нас налетели,
Для отпора дружину сильную Баксан высылает.
На реку Азаугу пришли отдыхали,
И в полночь злодеи несметной толпой с перевала скатились...
Кровожадных грабителей окликнув к нам,
Зачем ты явился, скажи! Балованный сын Дударука.
Очевидно, здесь идет речь о нападении на Баксанское ущелье одного из абазинских отрядов во главе с князем Дударуковым (дударуковцы, названные по правящему роду, - племя абазин-тапанта; с 1787 г. жили в верховьях Кумы, куда переселились из-за Кубани.
Карачаевские и балкарские дружины нередко оказывали помощь и соседним народам. Балкарский "старшина" Бекби во главе своего отряда помогал восставшим в 1781 г. дигорцам. Как отмечает М. С. Тотоев, "помощь, оказанная балкарским отрядом во главе с Бекби восставшему дигорскому народу, изменила соотношение сил сторон и беделята капитулировали. Народные массы временно взяли верх над своими угнетателями - баделятами и помогавшими им кабардинскими феодалами". Отряд карачаевцев принимал участие в сражении с царскими войсками, напавшими на черкесский аул Ходзь . В 1804 г. карачаевские, балкарские, чегемские, осетинские и кабардинские дружины сражались совместно против царского отряда генерала Глазенаппа.
Погранично-караульная служба была одной из основных функций дружинников. Часть их в качестве пограничных караульщиков (чекчи къарауул) несла службу постоянно, их обеспечением занимался старший князь (олий), взымавший с этой целью подати с населения. "Расходы, которые несла община на содержание лиц, занятых организационно-управленческих функций, постепенно становились формой эксплуатации. Не только в Дигории, но и по всей Осетии знать вырастала на караульных службах, постепенно распространяя свое "право" на охраняемые ущелья", - отмечает Ф. X. Гутнов. Это положение полностью применимо к Карачаю и Балкарии. В Карачае посты находились на перевалах, ведущих в Закавказье. "Балкарское общество имело постоянную стражу в своих ущельях, по которым жители, сообщались с плоскостью, где поныне существуют сторожевые каменные башни, - писал М. К. Абаев, - на перевалах же в Закавказье и в Осетию в летнее время содержался караул".
Оборонительная система была более значительна развита в Балкарии. Каменные фортификационные сооружения здесь были представлены укреплениями трех типов - дозорными башнями, боевыми башнями и крепостями. Дозорные башни, как отмечает И. М. Мизиев, "располагались на господствующих над местностью высотах" и были расположены "за пределами общей оборонительной системы" того или иного населенного пункта. Такие функции несли, например, Мамия-Кала в Большом Карачае, Донгат-Кала, Хырджауат-Кала, Личиу-Кала в Верхнем Чегеме. Группы караульных, несших службу на дозорных башнях, были призваны выявить появление неприятеля и с помощью сигнальной системы оповестить население, находящееся внизу. В фольклоре много упоминаний о том, как "на таких башнях зажигались сигнальные костры, которые в народе называют "Дыф", "Дыф отла", "Дыфла". Боевые башни "являлись опорными, узловыми пунктами обороны, у которых происходили основные боевые действия при осаде и защите поселения". Такие функции выполняли Ас-Кала, Джияк-Нарт-Кала, Трам-Кала, Авсат-Кала, Тотур-Кала (в Верхнем Чегеме). Последняя имела дополнительную систему обороны в виде мощной стены, идущей вдоль берега р. Джылги-Су, протяженность ее составляла десятки метров. Крепости представляли собой укрепленные поселения, которые могли иметь небольшую цитадель-кремль (напр., Малкар-Кала в Черекском ущелье). В случае необходимости функции боевых башен и крепостей выполняли и родовые замки феодальной знати - Зылги, Гошаях-Кала и др. Можно добавить, что значительная часть башен и крепостей, уцелевших с аланского времени, продолжала эксплуатироваться карачаевцами и балкарцами и в последующую эпоху. Гарнизон укрепленного пункта, в первую очередь дозорных башен,был, как правило, постоянным и содержался, как отмечалось выше, за счет поборов с населения, взимаемых таубиями.
Караульщики имелись и в замках аристократов. В фольклоре сохранились многочисленные упоминания о том, как действовала оборонительная система. В песне "Сары-Асланбек" устами Жабаги Казанокова, предостерегающего кабардинского князя Кайтукина от вторжения в Большую Балкарию, говорится:
Къара Малкъарны тёгереги къысыр къаяла.
Юренмегенге джюрюрге къыйын боладыла.
Къаялада уа чыран суула агъадыла.
Алагъа да къаты къараулла саладыла.
Сени ары баргъанынгы уа билгенлей
Тёбен къараул огъарыгъа билдирир.
В Черной Балкарии вокруг голые скалы.
Тяжелы для хождения для непривыкших.
Льют с тех скал ледниковые воды.
На них ставят они крепкую стражу (караул).
Как увидят они, что идешь туда,
Нижний караул сообщит верхнему.
Важным элементом караульной службы на рубежах служила сигнальная система, которую горцы вырабатывали столетиями. Эта система включала в себе предметные, световые и звуковые сигналы. В "Песне о Карче" говорится:
Сакъ къарауул къуугъун тауш бере эди,
Сыбызгъысын согъа эди, таралтыб.
Чуткий страж (караул) звуки тревоги подал
Заунывно играя на сыбызгы. ( Сыбызгы - национальный муз. инструмент типа поперечной флейты (по Р. X. Боташеву).
На высотах, в определенном удалении друг от друга устанавливались сигнальные шесты (къурукъ) для случаев тревоги (къуугъун). На одной из высот в районе котловины Большого Карачая, к примеру, имелись шесты трех цветов - белого, черного, и красного, причем каждый шест обозначал один из аулов, располагавшихся в котловине (Карт-Джурт, Учкулан, Хурзук). Подъем одного из шестов означал, что в данном селении тревога, а если поднимались все три шеста, то тревога объявлялась по всем аулам Большого Карачая. Об одной такой всеобщей тревоге, объявленной в связи с нападением кызылбеков на карачаевский аул, упоминается в песне "Татаркан":
Къуугъун келгенди Къарачайгъа эллеге.
Ныхыт Башында сюеледиле юч къурукъ,
Дуут Аягъындан чыгъады ачы къуугъун-къычырыкъ,
Къарачайгъа къызылбек аскер киргенди.
Пришла тревога в селенья Карачая.
На вершине Ныхыта установлены три шеста,
С Дуут-Аягы раздался громкий крик-тревога,
В Карачай пришло кызылбекское войско. (Ныхыт - проход в скалистых горах; Дуут-Аягы - местность в верховьях р. Кубань).
И. М. Шаманов отмечает, что сигнальные шесты карачаевцы устанавливали на расстоянии слышимости одного крика (къычырым) друг от друга вниз по течению Кубани до местности Марджа Сын. Сигнальные шесты были употреблены и при вторжении войск генерала Эмануэля в Карачай в 1828 г., а просуществовали они вплоть до 1864 г. Другим сигналом было поднятие т. н. "флага тревоги" - къуугъун байракъ. "Сигналом к началу войны служил черный флаг как флаг войны - къуугъун байракъ", на котором были изображены пересеченные кинжалы со стрелой". Отметим, что использование флага (знамени) в военном деле тюркских народов имело давнюю традицию, уходящую корнями в эпоху раннего средневековья. В армии Тюркского каганата знаком главнокомандующего - кагана - было укрепленное на копье голубое полотнище с золотой волчьей головой. Знамена использовались и в аланских войсках. На стене "царского мавзолея" из Архызского ущелья (здесь располагалась столица Алании - город Маас) имеются изображения знамени. "Характерна форма знамени: с треугольным вырезом в полотнище и ступенчатым вырезом внизу. Это не фантазия художника, - пишет В. А. Кузнецов, - такие именно знамена в раннем средневековье были широко распространены от Сибири до Дуная и на Кавказе". Имеются сведения о бытовании у алан флагов зооморфного типа. Мовсес Хоренаци в своей "Истории Армении" сообщает о драконовидных знаменах алан: "Вьющиеся на знаменах драконы с ужасно разинутой пастью, вздымаемые дыханием ветра". В этой связи, интересным представляется наблюдение осетинского исследователя Р. Дзаттиаты, который указал на возможную связь сванского знамени "Леми" ("Лев") с аланской эпохой. Этот вывод проистекает из преданий самих сванов, согласно которым знамя Леми было отнято у "татар" во время поражения их и бегства из Сванетии. Р.Дзаттиаты пишет: "Организаторами нашествия, или скорее всего набега, были, по-видимому, северные соседи сванов - аланы, подвергшиеся позднее тюркизации, а еще позднее ставшие мусульманами (балкарцы и карачаевцы), то есть, по народным представлениям, - татарами. Еще недавно их называли "горскими татарами". По описанию В. В.Бардавелидзе, полотнище знамени Леми "сшито из желтой шелковой материи и имеет зооморфную форму..." при спокойном положении изображение висит на древке бесформенной массой, а при движении знамени оно наполняется воздухом, вздувается и принимает форму животного.
Из разных источников известно, что у карачаевцев и балкарцев использование флага осуществлялось также в тех или иных ритуальных целях. Так, на весеннем празднике первой пахоты "Гутан" использовался зеленый флаг с изображением головы тура (зеленый цвет обозначал стремления к тому, чтобы вспаханные поля зазеленели, взросли (объяснение сказителя Даута Жазаева, 1894 г. рождения). У карачаевцев бытовало сшитое из шкур знамя "кипке", которое использовалось и воинами. Знамя у карачаевцев и балкарцев именовалось "байракъ", реже -"тюк" (ср. ногайск, "ту", монг. "туг").
Как отмечалось выше, функции обеспечения внутренней безопасности, поддержания порядка также осуществлялись военно-служилым сословием - сарайма-узденями. Такие стражники именовались бегеул (ср. кумык, багавул, кабард. бейголь). Они обладали весьма широкими полномочиями: доводили до населения постановления и приговоры органов управления, в случае необходимости обеспечивали силовое принуждение к исполнению этих решений, осуществляли контроль над правильностью их выполнения. Бегеулы производили задержание правонарушителей и охрану мест заключения-зийданов.Важной функцией бегеулов было обеспечение своевременного и полного сбора с населения различного рода податей, в необходимых случаях производилась конфискация имущества, взимание штрафов (тазир). В период заседания Тёре бегеулы обеспечивали безопасность его членов.Они также выполняли роль посыльных, т.е. своего рода почтово-фельдьегерской службы. Полицейские функции были сохранены за дружиной на некоторое время и после присоединения Карачая и Балкарии к России. В документе 1834 г. сообщается, что, когда закубанские горцы угнали из Кабарды несколько десятков голов скота через территорию Карачая, "почетнейший из старшин карачаевских семидесятилетний старик Крым Шамхалов (очевидно, имеется в виду олий Ислам Крымшамхалов, - Р. X.) с 30 своих людей бросился в погоню... и не взирая на то, что их (угнавших скот, - Р. X.) было 140 человек, остановил и удерживал до того времени, пока не получил подкрепление от народа, потом отбив у них всю добычу, возвратил кабардинцам по принадлежности". Скорее всего, именно эти "свои люди" олия и являлись той частью дружины, которая осталась для осуществления полицейских функций после ее упразднения.
Подчиняясь непосредственно олию, бегеулы (как и остальные дружинники) были независимы от джамагата. Бии сами стремились к тому, чтобы военно-служилое узденство было менее всего связано с общиной какими-либо узами. Бывали случаи, когда князья превращали в служилых людей и крепостных крестьян. Балкарский олий Сосран Абаев "даже создал из своих чагаров особых стрелков". Естественно,что такие люди служили на принципах личной преданности бию и по приказу последнего могли осуществить в отношение членов общины и силовые меры воздействия. Как отмечает Л. Е. Куббель, "в число дружинников мог войти любой чужак, им мог стать вольноотпущенник и даже раб". Здесь уместно вновь напомнить пример средневекового Египта, где гвардейцами султанов Айюбидов служили рабы-мамелюки; из пленников-рабов набирали османские султаны и своих воинов в корпус янычар; можно привести и другие общеизвестные случаи.
Подытоживая изложенное, можно сказать, что военная организация карачаево-балкарцев проявляла заметную тенденцию к тому, чтобы ощутимо играть политическую роль. Выражением этого явилось то, что дружина, помимо функций защиты от внешних врагов и обеспечения внутреннего порядка, выступала и защитницей власти привилигированного сословия "белой кости", под управлением которой находилась.