"У поэта - свои юбилеи..."

Ф.А.Урусбиева

Абдуллах Бегиев - один из талантливых, многогранных деятелей национальной культуры. Он поэт, историк фольклора и литературы, публицист, переводчик и литературный критик. За годы его редакторства, журнал "Минги Тау" впервые стал живым, подлинно национальным изданием, в котором пульсировала история народа и судьбы, связанные в одно целое культуры. На его страницах ощущался заинтересованный дискурс (высказывание) его создателя, обращенный дому в отдельности читателю-собеседнику. В этом - особое сочетание поэта и редактора (вспомним пушкинский "Современник"), особая творческая от­ветственность за качество и состав каждого номера, порождающие новые рубрики в поисках правды, в не высказанном дотоле формате. Это и неутомимый поиск живого материала, и работа с архивами, и переписка, восполняющие белые пятна недавней истории. Возникающие на страницах журнала, в лицах и документах, судьбы послевоенной карачаево-балкарской диаспоры раздвигают наши представления о культурных и исторических процессах той трудной эпохи.
Структура каждого номера уникальна и, несомненно, войдет в фонд классики для будущих поколений карачаевцев и балкарцев. Так, А.Бегиев взял на себя смелость публикации поэмы Исмаила Семенова "Акътамакъ", неопубликованной ранее.
Карачаево-балкарский акцент журнала ранее других введен Бегиевым, и генетическое единство карачаевцев и балкарцев полно и многогранно от­ражалось в каждом номере. Его творческая акция - перевод эпоса "Идегей", перевод произведений А. Есеви и Ю. Эмре, - художественно исследовала и отражала единые корни общетюркского мира. Фольклористы, заброшенные лихолетьем в Турцию и Европу, носители науки и культуры карачаево-балкарского народа также впервые были открыты в публикациях Абдуллаха Бегиева (Рамазан Карча, Йылмаз Науруз, Уфук Таукул и др. евразийцы).

…Суровая реальность "глобализации" языков и культур. "Семидесятники", ответственные за судьбу родного поэтического слова и осмысляющие себя в нем, которых еще приветствовал у входа в поэзию сам Кайсын, оказались в посткайсыновском пространстве, в котором "ядерная реакция" таланта поэта уже не создавала вокруг себя поэтическую ауру.

Пожалуй, ни у кого из них не найдешь столько размышлений о состоянии и критериях Поэзии в ее целостности и традиции, как в эссе и "стихах о стихе" Абдуллаха Бегиева.

Пажалуй, никто не приветствовал так радостно и нежно друга-Поэта, входящего в поэтический Дом со своим голосом. Так что в стихах А. Бегиева 70-х годов "лицейство" и "аксакальство" незаметно перешли друг в друга, как и "начала" и "концы" традиции не только балкарского, но и тюркского Слова вообще. И тут надо выделить особо нашего юбиляра, в нераздельности слова и дела, если иметь в виду усилия по собиранию тюркского слова и раскрытию его неисчерпаемых возможностей - переводы Абдуллахом сказок Пушкина или родственного татарского эпоса "Идегей" на балкарский язык, прикосновение к духу и букве великих Ахмата Яса-ви и Юнуса Эмре...

…Немного "чересчур" - качество энтузиазма Абдуллаха Бегиева, часто оборачивающееся беззащитностью перед "железной рукой" фактических обстоятельств, несмотря на лидерство в кругу общения - по перу или другой общественно-творческой деятельности.

Поэтому так страстно обличает он, уже ставшие старомодными еще со времен шекспировских сонетов (переведенных им), Зло, Ложь и Притворство. Почти на уровне детского сознания, никогда не взрослея до их Понимания... "Детскость" восприятия жизни, как черта Поэта и самого Слова, каждый раз свежего в его произнесении, - не однажды декларируется Абдуллахом в упомянутой подборке стихов "Детские стихотворения для взрослых". Целебная "страна детства", как и классика стиха, вновь стали актуальны для современной поэзии вообще (Татьяна Бек в "Общей газете").

Поэт все время чередует взрослую и "детскую" поэзию, словно проверяя и кязимовский челн во взбаламученном "горьком море" бытия (вспомним мифологию челна и моря в стихотворениях И. Бабаева), афористичность и горечь кязимовских сетований, сочетающихся с кайсыновским пантеизмом Человека и Природы. Эта двухуровневая культурная "матрица" только еще более проявляет слой глубоко личностно-поэтический, выделяя его из традиции своего неповторимого вещества, поэзии своего опыта, созревшего скрыто, как жемчужина, в одиночестве поэтического сердца.

Времена года и состояния духа "завязаны" на очень драматичном для Тюрка - Мужчины - Поэта переходе от Юности к Старости, ощущаемом как оппозиция (минуя при этом категорию Зрелости, как более щадящую для осознания). Противопоставление это не менее трагично, чем оппозиция Жизнь - Смерть, на краю которой побывал поэт, "вынесший свою душу живой, как раненного солдата с поля боя", и она теперь, как на распятии, открыта Богу: Белую сказку сказывает зима, А я пред Богом предстаю...

А. Бегиев смягчает оппозиции своей очень не эпической индивидуальной нежностью, трепетом перед миром хрупким и тонким, как турий след, ощупываемый облепиховой палкою...

С природной неумолимостью созревает в нем Слово ("Сёзюм - сезим эди"). "Проживание жизни" и высказывание здесь настолько синхронно и обусловлено (одно ради другого), что не может не состояться Поэзия. Циклы жизни и времена года, даже смерть и нежность к оставшимся, белая зимняя сказка и чернеющие местами овраги оттаивающей земли, трава, взошедшая из-под снега... Скупая улыбка Надежды - на лице Поэта. С белого поля Зимы, с чистого листа стиха, - косноязычие, словно Абдуллах загоняет себя от избытка слов в немой словарь ребенка, чтобы выразить самое для себя насущное: "Беды, оставьте меня в покое...", "Скалы, не падайте на молодых наших...", "Радость, не скройся в тумане!.. - все это - мне (мне дано)".

…Об Абдуллахе писать и сложно и просто. Сложно из-за того, что он - практически закрыт для суесловия и празднословия. Он настолько искренен и первичен в Слове, что все слова "вообще" отстают, как шелуха, и тут же обращаются в ложь (по Тютчеву).

Слово неизреченное, не желающее стать изреченным, - вот его вера и предел. Впрочем, сам он преодолевает этот предел в своих "опытах" над словом, к которым можно отнести его детские "перевертыши" со словом и "поняти­ем", когда "душа" понятия еще жива в Слове, стихи, где, как в хокку и танка, остановлено мгновение и вечность... В каскадах приемов, которыми так богат, до безмерности, его язык (предисловие к "Идегей")... Словно - это и есть его конечная цель - быть выраженным или выразить язык. Впрочем, та­кие перепады меры - черты у тюркских мастеров -Олжаса Сулейменова, Чингиза Айтматова, даже в айтматовских, написанных по-русски, но... на своем языке "Легенде о манкурте" или состязании акына и акынессы в том же "Буранном полустанке". И эту панлингвистичность, демонстрацию одухотворенного слова можно обнаружить в топонимах и названиях цикла "Жерибиз жазгъан назму" ("Стихи, написанные нашей землей").

Писать об этом поэте - просто, из-за выстроенного им кредо, из-за постоянного рядом со стихом (или внутри) самосознания. "Слово" - так называется его сборник в переводе Г. Яропольского. Его размышления о стихе составляют целую ветвь в критике, на фоне почти полного отсутствия таковой в балкарской литературе. Кредо всегда подразумевает целостность ощущения и ответственность. Для Бегиева поэзия - чувственно ощущаемое Целое-Дом, который должен строиться с фундамента, заложенного большими мастерами (Кязим, Кайсын) до стены и крыши, достраиваемых поэтами " шестидесятых "... Пришедший громко, как "обвал", Ибрагим Бабаев... Пришли Байзуллаев, Ольмезов ("серебряный мальчик", бесстрашно читающий свой стих на суровом "Тёре" поэтов) и другие.

Впрочем, всякие ряды здесь рискованны и относительны... Итак, "семидесятые" - это внутреннее оживление Дома новыми смыслами и интонацией. Внешние украшательства - рифмы, темы, обязательные для подсознания прежнего поколения, смотрятся теперь как рецидивы, яркие заплаты. Или телесного цвета обувь на фоне старого овчинного полушубка -поэзии мастеров. Прежняя "конъюнктура" отменена самим временем. "Голос", "шаг стиха", "дыхание", "росчерк", а все вместе - новое качество, которое разом, как по велению сверху, освободило поэтов от внутренней "зажатости". "Золотой" век поэзии сменился "серебряным", уступив свое место в сознании читателя прозе, что не могло не сопровождаться некоторой неприкаянностью, саморегуляцией поэтического "хозяйства", групповщиной, и вот тут-то стал так необходим некий ценностный центр, который бы держали сами поэты.

Абдуллах Бегиев из тех, кто держал этот центр, достаточно для этого перечитать его статьи о поэзии, то же предисловие к книге Ольмезова, самое серьезное аналитическое рассуждение о новой поэзии.

Поэзия непрерывности традиции - это, по Абдуллаху Бегиеву, вечный Тёре (сравним библейскую Тору), Синедрион, Суд, Собрание при дворе китайской династии эпохи Цин, когда место по правую или левую руку императора оспаривалось особенно ревниво, вечный Диван для состязаний, существующий, как "другой берег" в вечном стремлении к совершенству, где по обе стороны - Талант и Большинство, всегда безмолвные и враждебные, -"А-а-а! О-о-о, заходи, заходи...", - но не пускающее дальше заветной черты...

Но вернемся к стихам, на фоне которых - портрет поэта. По замыслу - этот Дом Бытия, который обычно выстраивается в больших поэтических циклах. Конструкция Дома трехуровневая. Первый уровень составляет контекст тюркской традиции в широком смысле. По представленности жанров здесь - рубай, пяти- и восьмистишия, бейты, сатирические миниатюры, надгробные надписи. На втором уровне - контекст мировой культуры. Отдается дань мудрости предков, взвешивается на ее весах добро и зло, несправедливость. Цитируются известные и безвестные писатели и мудрецы - от Шекспира до деда самого автора Къозу. Третий уровень - контекст балкарской традиции.

* * *

Бегийланы Абдуллах малкъар басмада он жыл мындан алгъа чыгъа башлагъанды, биринчи китабы уа бусагъатда, 1979 жылда, басмаланнганды. Ол шарт аны ёз жазыучулукъ ишине болмагъанча къаты, сакъ къарагъанына шагъатды. Чынтты фахму, керти, эсли жазыучу кесин алай жюрютюрге да керекди.

Абдуллахны биринчи китабы окъуна аны малкъар тилни бек иги назмучуларыны тизгинине къошханды. Аны алайлыгъына аз да ишеклик жокъду. Аллай зат а бек аз болады, аллай жетишим къайсы халкъда да алай кёп насыплыны къолундан келмейди. Малкъар поэзияда бу арт жыйырма жылны ичинде Бегийланы Абдуллахха дери алай келген жаланда Бабаланы Ибрахим болгъанды, аны ызындан мен Абдуллахны айтама, мен бек сюйген малкъар поэтледен бирин. Аны назмулары, терен магъаналылыкълары, жютюлюклери, халаллыкълары бла бирге, тауушлукъ формалары бла, уллу сезим кючлери бла, кертиликлери бла, энчи сыфат къурау даражалары бла айырмалыдыла. Жаш поэт, бир кишини да къатламай, бийик да, таза да лирикалы китап жазгъанды. Кесини энчи поэзия дуниясы болгъанын кёргюзтгенди, туугъан поэзиябызда ёз сёзюн айталгъанды. Ол а поэтге насыпды.

Бу ашыгъыш тизгинлени мен уллу кёлюм кётюрюлюп жазама, нек дегенде бизни туугъан малкъар поэзиябызгъа бек кёп игилик этерик, бир кишиге да ушамагъан, уллу поэт келгенди.

Мен Бегийланы Абдуллахны поэзиясын бек къаты сюйгеним себепли, чыгъармачылыкъ иши да тирликли, насыплы болурун сюеме.

Къули Къайсын, 1979 жыл

* * *

Мен Бегийланы Абдуллахны къол жазма китабы бла иги шагъырейме. Назмулары башхала къатыш жыйымдыкълада да окъуй тургъанма. Жаш поэтлени арасында бек фахмулулары, баям, Абдуллахды.

Бабаланы Ибрахим, 1978 жыл

* * *

Фахму адамгъа жашау берген саугъады. Ол саугъаны тас этмей, жашаугъа ахшы къуллукъ этдирир ючюн а, адам къаллай кюч керегин, къаллай сынауладан ётеригин, къаллай уллу борчну кесине алгъанын билирге керек болур…

Мени акъылыма келгенден, ол затланы Абдуллах иги ангылайды, алайсыз жаш назмучуну китабы жюрекни былай жылытмаз эди….

Абдуллах поэзияда жангылыкъланы излейди. Кесини жолун энчи салыргъа итинеди - ол а кесини кючюне базынмакълыкъ, поэзияны оюнчакъ болмагъанын ангыламакълыкъды. Керти да жашауда къаллыкъ назмула жюрекни жылытадыла, адамны сейирсиндиредиле неда кёз жашланы чыгъарадыла; алай болмагъанла, жолда кебекча, татыу бералмай, дуниядан кетедиле. Жангыз да чынтты поэзия, айырма урлукъча, жашаугъа жангыдан жангы тирлик бере, ёмюрледе къалады…

Алайды да, бизни адабиятха энтта бир фахмулу назмучу келгенине ийнанып, къууанайыкъ.

Зумакъулланы Танзиля, 1979 жыл

• Бегийланы Абдуллахны назмулары
  Энтта бир жылым кетди...
  Бир жылгъа эслими этди?
  Бир жылгъа эскими этди?
  Къарт этди - ма ол керти.