Статьи

Translit

Султан Бейбарс I

29.04.2016 0 14634 Гаркавец А.Н.

Среди арабских сказок «Тысячи и одной ночи» есть цикл из 12 рассказов, посвященный эфемерному народному герою султану Бейбарсу, привлекающему в равной степени и наших современников – писателей, кинематографистов и любителей истории. Прежде чем перейти к собственно исторической части нашего очерка, обратимся к этому циклу, во вступлении к которому дан лаконичный психологический портрет мамлюкского султана, напряженной обстановки подозрительности, царившей при дворе, и ярко раскрыт метод мифологизации. В его краткой версии сказитель не утомляет завсегдатаев кофейни где-нибудь в Каире, Дамаске или Алеппо непонятными и часто уже сомнительными полуисторическими фактами, пряча и авторскую, и слушательскую некомпетентность под усами нарочитой иронии: «Имя этого султана чрезвычайно длинное, и потому мы будем называть его просто султан Бейбарс...». И далее о Бейбарсе больше ни слова: его ставшее легендарным имя и исторический титул лишь предваряют 12 исполненных фантазии назидательных сказок.

Имеется и более пространный вариант вступления к этому циклу сказок: «Был однажды в стране Египет, в городе Каир, при тюрках, правитель, храбрейший из правителей, и султан, могущественнейший из султанов, великий ал-Малик аз-Захир Рукн-ад-дин Бибарс ал-Бундукдари, который взял штурмом светильники исмаилитов, твердыни «Берега» и цитадели низаритов. Начальник полиции столицы его государства был близок к народу более остальных. А ал-Малик аз-Захир имел пристрастие к народным сказаниям и, особенно к тем, которые наводили на размышления; и он любил наблюдать за рассказчиком собственными глазами и слушать повествование собственными ушами. Однажды вечером услышал он от одного из своих ночных сказителей, что среди женщин есть такие, которые храбрее самых смелых мужчин и даже превосходят их мастерством, и что среди них есть способные побеждать в поединке на саблях и другие, которые могут совратить самых стойких праведников и даже погубить их, ввергнув во всяческие бедствия. «Если это так, – сказал султан, – я охотно послушал бы об их ловкости и об их ухищрениях от кого-нибудь из тех, кто имел с ними дело. И я непременно прислушаюсь к нему и не пропущу его рассказ мимо своих ушей». И один из собеседников сказал: «O повелитель, извольте послать за начальником полиции этого Вашего города». А должность вали в то время исполнял Алам-ад-дин Санджар, человек опытный в делах и весьма сведущий. Султан послал за ним и, когда тот явился, изложил, что было у него на уме, и сказал: «Так вот, Санджар, я должен знать, кто из моих эмиров склонен к предательству». Затем тот удалился и, возвратившись к себе, приказал вызвать начальников охраны и командиров стражи и сказал им: «Знайте, я намерен женить моего сына и организовать свадебный пир, и по этому случаю я хочу собрать вас всех вместе. И сам я буду присутствовать в этом собрании, и я, и мои близкие, и все приближенные. И каждый из вас, кто слышал о редких происшествиях, должен будет рассказать о случившемся». И начальники, и старшины, и вестовые ответили ему: «Хорошо! Во имя Аллаха мы сделаем так, чтобы ты видел это твоими собственными глазами и слышал это твоими собственными ушами». Затем командующий охраны возвратился во дворец и доложил ал-Малику аз-Захиру, что собрание намечено на такой-то день у него в доме. И султан сказал: «Хорошо», – и велел выдать ему из казны необходимую сумму денег на расходы. Пир был устроен в саду командующего охраны на площадке посреди цветника, окруженного решеткой, увитой розами. В назначенный день и час, когда вот-вот должны были распахнуться ворота сада командующего охраны перед приглашенными на пир командирами и старшинами, тайно прибыл и ал-Малик аз-Захир. Султан разместился за занавесками в алькове. Гостям подали угощение, и они вкусили от обилия предложенных яств. И когда кубок обошел всех и души их предались наслаждению мясом и напитками, они стали спрашивать друг друга, есть ли между ними кто-нибудь, кому известно что-либо скрытое от глаз и от ушей. Первым, кто вызвался объявить сокровенное, выступил видный мужчина, начальник стражи, почтенный Муинэддин, чье сердце было восхищено любовью и уважением к праведным женщинам. И он сказал: «Достойное собрание, все вы занимаете высокое положение и многое постигли. И я познакомлю вас с одним из ряда вон выходящим делом, которое произошло на моей памяти прежде...».

Сказка есть сказка, и потому здесь главное исторический колорит, а не историческая достоверность. Потому первый рассказчик не утомляет себя и слушателей перечислением имен султана, а второй с полным безразличием говорит об исмаилитах, отличая их от низаритов: в его представлении те и другие оказываются в одном ряду с неназванными крестоносцами. Последних просвещенный слушатель должен видеть за словом «Берег» – прибрежной полосой городов и крепостей со свободным проходом к Иерусалиму, которую Салах-ад-дин (1138-1193), правитель Египта, основатель династии Айюбидов оставил под властью крестоносцев, по договору 1192 года и которую они удерживали затем в течение столетия, до завоевания ее мамлюками. И, тем не менее, сказка, при скудости других источников, часто оказывается кладезем исторических, социальных, этнографических и иных сведений, а в том, что касается Бейбарса, намекает на смертоносные дворцовые интриги, где фигурируют и женщины.

Имя Бейбарс носили два египетских султана из мамлюков: бахрит Захир Рукн-ад-дин Бейбарс І ал-Бундукдари (1260-1277) и правивший в эпоху бахритов бурджит Музаффар Рукн-ад-дин Бейбарс ІІ Джашнагир, иначе Джашникир (1309-1310). Наша статья в целом посвящена первому из них, но и второго мы не хотели бы обойти вниманием.

Бейбарс І появился на исторической арене в жестокий век евразийской истории и сумел не только стать одной из ключевых фигур своего времени, но и завоевать широчайшую популярность и любовь мусульман, не угасающую вплоть до настоящего времени, а также уважение иноверцев и врагов. В сочинениях историков Бейбарс встал вровень с прославленным тигритским курдом Саладином – Салах-ад-дином Юсуфом ибн Айюбом (1138-4.3.1193), первым султаном Египта (с 1171), Сирии и части Ирака (1186) из основанной им династии Айюбидов (с 1169 г.), чьему примеру он сознательно следовал, а в народном воображении достиг уровня идеализированного образа легендарного Харуна ар-Рашида (766-24.3.809), халифа из династии Аббасидов. Упомянутые 12 сказок из «Тысячи и одной ночи» – всего лишь драгоценная крупица на фоне несметных россыпей народного романа о Бейбарсе «Сират аз-Захир» («История Победоносца»), доброй славе которого способствовали и официальные заздравницы на пятикратных молебнах в мечетях, и панегирические сказания на простонародных посиделках в кофейнях, и театральные представления для более изысканной публики в приватных салонах, где ставились пьесы вроде сочиненной врачом Ибн Даниялем около 1267 года, в прологе которой воздается похвала разрушению кабаков и другим жестким мерам против пьяниц и пьянства, только что принятым султаном Бейбарсом, с соответствующим ироническим резюме: «Ну, значит, теперь дьявол-искуситель умер. Давайте сложим элегию на его кончину: «Умер наш шейх Иблис, и опустело его уютное жилище».

Бейбарс ІІ – эмир из мамлюков бурджи, неосмотрительно поддавшийся искушению властью, которого выдвинули в султаны после отречения от трона Мухаммада I ан-Насира Насир-ад-дина (1285-1340, находился у власти в 1294-1295, 1299-1309, 1310-1340), младшего брата убитого собственными мамлюками султана Халила ал-Ашрафа Салах-ад-дина (1290-1294), сына султана Калавуна ал-Мансура Сайф-ад-дина (1280-1290). Музаффар, в отличие от своего славного предшественника Бейбарса І, не отличался необходимой бескомпромиссностью и жестокостью и, вопреки средневековой традиции захвата власти, оставил в живых и султана, самоустранившегося под предлогом паломничества, и его эмиров, и своего сторонника эмира Салара из мамлюков бахри. О толерантности новоиспеченного султана говорит и его стремление к установлению добрососедских отношений с иноверцами: он позволил монахам-францисканцам создавать общины в Святой земле. Расплата не заставила долго ждать. Преданный и бахритами, и бурджитами и не поддержанный эмирами Сирии, Музаффар бежал из Каира, но был схвачен и казнен, не продержавшись на троне и года, а возвратившийся на свое место подматеревший Мухаммад I не преминул прибегнуть к казням (среди прочих – и переметнувшегося на его сторону Салара) и правил после этого уже целых три десятилетия, теперь уже без перерывов. После него с 1340 по 1390 год престол номинально занимали восемь его сыновей, два внука и два правнука, уступив, в конце концов, престол мамлюкам бурджи. Хотя правление Музаффара было коротким и неудачным, он с достоинством носил титулярное имя Рукн-ад-дин («опора веры»), оправданное его стремлением к юридическому утверждению суннитского ислама, и заботами по восстановлению мусульманских святынь, пострадавших от землетрясения 1303 года, в первую очередь – каирской мечети ал-Хаким. Музаффар не только руководил восстановлением мечети и ее убранства, но и выступил заказчиком дошедшего до нас роскошного экземпляра Корана, известного как «Коран Бейбарса». Этот написанный изысканным почерком сулюс семитомный фолиант 1304-1306 гг., филигранно выполненный в золоте каллиграфом Мухаммадом ибн ал-Вахидом и художниками Мухаммадом ибн Мубадиром и Айдугди ибн Абдаллахом ал-Бадри под руководством Абу-Бакра Сандала, в 1858 году поступил в Британский музей и сейчас хранится в Британской библиотеке, ркп. 22406.

Бюст султана Бейбарса I

Народный роман о Бейбарсе «Сират аз-Захир» («История Победоносца», или, как толкует это название А.Е. Крымский, «Повесть о победоносном султане аз-Захире») оформился в первой половине XVI века, записан в XIX веке и издан в Каире в 1908-1909 годах в 50 частях, из которых две последних доводят историю Египта до новейшего времени. Прозаический пересказ событий включает множество песен, исполняемых персонажами. Традиционно рассказы объединяют в 10 хронолого-тематических циклов. Ввиду недостаточности собственно исторических свидетельств о личности султана Бейбарса ал-Бундукдари именно из этих сказок черпаются «подлинные данные арабских источников». Л.Н. Гумилев, М.Д. Симашко и другие авторы, не утруждавшие себя ссылками, пользовались, судя по характеру приводимых сведений, не столько английским изложением Э.У. Лэна и немецким пересказом В. Альвардта, сколько русским переложением краткой версии романа. Последнее сопоставимо с появившимся в конце прошлого века лаконичным популярным изложением романа на французском языке в 10 книгах: «Детство Бейбарса», «Цветок скитальцев», «Низы Каира», «Набеги сынов Исмаила», «Заговор эмиров», «Убийство в бане», «Башня девственниц», «Месть адвоката хитростей», «Поражение Римского императора», вернее было бы «Поражение императора франков», «Суд над проклятым монахом».

В основу сюжета этого романа, по верной оценке историков, придерживающихся мнения А.Е. Крымского, положены «...не древние, хотя и сильно трансформировавшиеся легенды, а события средневековой истории... «Жизнеописание аз-Захира Байбарса» («Сират аз-Захир Байбарс») излагает вымышленную историю реально существовавшего мамлюкского султана Байбарса I (1260–1277). Несмотря на то, что многие фигурирующие в романе лица и события имеют определенную историческую основу, в целом фабула романа вымышлена... В романе о Байбарсе ощущается сильное влияние ислама. В отличие от более ранней эпопеи об Абу Зайде, где преобладают элементы старинной родоплеменной идеологии, роман о Байбарсе имеет ярко выраженную мусульманскую окраску. От былого духа терпимости, отличавшего раннюю эпопею об Антаре, не осталось и следа. В романе о Байбарсе христиане и приверженцы других религий, не желающие принять ислам, изображаются самыми черными красками. В изложении и трактовке событий чувствуется точка зрения горожанина: автор романа явно испытывает особую симпатию к разоряющимся купцам и ремесленникам. Сам Байбарс изображен справедливым правителем, опекающим своих подданных и пресекающим злоупотребления чиновников».

Рождение султана Бейбарса обычно датируют 1222/1223 годом. В основе этой приблизительной датировки лежит сообщение ал-Макризи о дате смерти, продолжительности жизни правителя и времени его пребывания у власти. При этом, не вдаваясь в более детальные расчеты, довольствуются общим представлением о том, что подвижный и более короткий лунный год хиджры приблизительно соответствует солнечному году принятого в те времена у христиан юлианского календаря, введенного в 46-м г. до н.э. и действовавшего в Европе по четверг 4 октября 1582 года (следующий за этим день посчитали пятницей, но не 5, а – уже по григорианскому календарю – 15 октября, и этот момент тоже должен учитываться в перерасчетах).

Согласно ал-Макризи (1364-1442), Бейбарс де-факто пришел к власти сразу после убийства султана Кутуза в субботу, 15 зу-л-када 658 года (тo есть 23 октября 1260 г.), присягу же перед халифом принял 9 раджаба (то есть 9 июля 1261 г.), а умер в четверг, 19 мухаррама 676 года (то есть 22 июня 1277 г.), и было ему около 57 лет, и правил он 17 лет и 2 месяца.

В данных сообщениях, собственно в их русском переводе, обнаруживаются некоторые несущественные неточности либо погрешности, устанавливаемые благодаря применению современных алгоритмов летосчисления, в основе которых лежит, с одной стороны, счет суток Юлианского периода в 7980 лет по Жозефу Скалигеру, начиная с 1 января 4713 г. до н.э., а с другой – две различающиеся на один день эпохи исламского календаря: «астрономическая», по которой 1 мухаррама 1 года хиджры соответствует четвергу 15 июля 622 года, и «гражданская», по которой 1 мухаррама 1 года хиджры соответствует пятнице 16 июля 622 года.

Во-первых, 15 зу-л-када 658 года не суббота: это 2181566-й либо 2181567-й день Юлианского периода, то есть 20 либо 21 октября 1260 года, среда либо четверг.

Во-вторых, 9 раджаба 659 года не 9 июля, а 9/10 июня 1261 года.

В-третьих, 19 мухаррама 676 года не четверг: это 2187654-й либо 2187655-й день Юлианского периода, то есть 21 либо 22 июня 1277 года, понедельник либо вторник.

Что касается продолжительности фактического пребывания Бейбарса у власти, то он действительно составляет 17 лунных лет и 2 месяца, по солнечному же календарю – 16 лет и 8 месяцев.

Мы убедились, что датировки ал-Макризи в целом непротиворечивы. Примем их за основу и рассчитаем время рождения султана Бейбарса.

Отсчитав в обратном порядке 57 лунных лет по мусульманскому летосчислению, узнаем, что 19 мухаррама 619-го года хиджры по лунному календарю – это 2187654-й либо 2187655-й день Юлианского периода, то есть 3/4 марта 1222 года по старому стилю. Иначе говоря, в нашем понимании, рождение султана Бейбарса, прожившего около 57 лунных, или 55 неполных солнечных лет, следует, не отрывая от этой даты, относить приблизительно к первой половине 1222 года. Если же принять во внимание, что у тюрок по языческой традиции имена с основой барс давались мальчикам, рожденным не только в третий год 12-летнего животного цикла (год Барса; ближайший такой год – год желтого Барса / Тигра – начинался 28 января 1218 года и длился по 15 февраля 1219 года), но и, например, у казахов, и в третий месяц (месяц Барса), то можно предположить, что будущий султан Египта появился на свет в апреле 1222 года. Если, конечно, Бейбарс – его имя от рождения, а не вторичное, приобретенное уже в юношеском возрасте, в память о покойном сыне знатной жительницы Алеппо, которая, по преданию, усыновила юношу-гуляма.

Другие датировки рождения султана Бейбарса – 1225 и 1228 годы – с указанными данными и расчетами не согласуются.

Тюркское имя султана Бейбарса по-арабски пишется фонетически невнятно: بيبارس – и потому может читаться как Бейбарс, Бийбарс, Байбарс и Бибарс. В латинской передаче имеем Baybars, Baibars, Baïbars, Beybars, Beyburs (= Beybars), Beibars и Bibars (= Baybars). Написание кириллицей Бибарс не отражает реального звукового состава первой части слова и в современной литературе представляет собой недопустимую буквальную транслитерацию с английского, где Bibars читается как Байбарс. Транслитерации Байбарс/Baybars, Baibars и Baïbars находят фонетическое соответствие в казахской форме этого имени – Байбарыс. Чтение Бейбарс/Beibars для данного периода – скорее огузское, чем кыпчакское. Форма Бийбарс имеется в казахском, карачаево-балкарском, кумыкском и татарском языках и недвусмысленно поддерживается старокыпчакскими письменными памятниками, где активно используется нарицательное имя бий (князь, вождь, правитель, судья, господин, господь). Древнетюркскими, огузскими и кыпчакскими письменными памятниками соответствующего времени зафиксирована и более старая форма Бегбарс, которая представлена в именах половецких князей Багубарса (до 1125 г., возм., 1111 г.). Корень бек/бег/бей/бий находим и в имени Бадр-ад-дина Бейсары аш-Шамси ас-Салихи, друга нашего героя по плену и соратника в мамлюкстве, – بيسرى. Оно тоже читается в зависимости от личных предпочтений – как Бийсары, Бейсары, Байсары или даже Бисри, как в указанном русском переводе из ал-Макризи .

Что может сказать это имя, присущее многим тюркским языкам и заимствованное соседями, о происхождении султана Бейбарса? Возможно, ничего достоверного. В Мамлюкском Египте имя Бейбарс и его зеркальная форма Барсбей, Барсбай были довольно распространенными. Кроме султанов Бейбарса І и Бейбарса ІІ, а также Ашрафа Сайф-ад-дина Барсбея (по другим, Бейбарса, правил в 1422-1438 гг.), его носят многие эмиры: Рукн-ад-дин Бейбарс ал-Аджами ал-Джалик ас-Салихи, Рукн-ад-дин Бейбарс ад-Димашки, Рукн-ад-дин Бейбарс ас-Сайрафи, Рукн-ад-дин Бейбарс ал-Мансури ал-Давадар, Бейбарс ар-Рашиди, Рукн-ад-дин Бейбарс ал-Фарикани, управитель Триполи и главный хаджиб, т.е. церемониймейстер Барсбей Кара, мамлюк султана ал-Мансура Калавуна писатель Рукн-ад-дин Бейбарс ал-Мансури ад-Мисри, адъютант Хаир-бея Барсбай и др. И были это не только кыпчаки или тюрки вообще, но и выходцы из других народов, попавшие в Египет с территорий, где господствовали тюрки. Вполне вероятно, что получали они это цивильное прозвище, уже став мамлюками, за характер и заслуги, в честь старших сотоварищей. Так было ли оно изначальным именем нашего султана или он тоже получил его позже?

Арабское предание гласит, что Бейбарс изначально был мусульманином, а по некоторым версиям – чуть ли не сыном персидского царя, получившим прекрасное духовное и литературное образование, знал наизусть и толковал Коран, был сведущ во многих науках, и звали его Махмуд. Согласно М. Зобернхайму, ссылающемуся на венскую рукопись Ибн Тагрибирди (1409/1410 – 5.6.1470), предшественник Бейбарса Кутуз носил то же самое имя – Махмуд бин Мамдуд (Мaḥmūd b. Mamdūd) – и был племянником хорезмшаха Джалал-ад-дина (1223-1231), по прозвищу Мингбурну, или Мангуберды, правившего с 1220 года и позорно убитого в 1231 году курдским воином после сокрушительного поражения от монголов под Аламутом, когда тот, убегая от монголов, оказался у него в доме. У Ф.С. Садек воспроизвдено иначе – Махмуд бин Махмуд (Maḥmūd b. Maḥmūd). Возможно, народная молва спутала Бейбарса и Кутуза и сочла Бейбарса тоже хорезмийцем и даже сыном вымышленного хорезмшаха Джакмака, или Чакмака, тем более, что у хорезмшаха Ала-ад-дина Мухаммеда (1200-1220) был сын, которого, как позже и Бейбарса, тоже звали Рукн-ад-дин.

О племенной принадлежности Бейбарса у его современников имеется две версии. Обе они изложены в биографиях других лиц: такой-то близкий ему человек происходил из такого-то рода и Бейбарс тоже, – и называют два разных этнонима: برلى и اوغلى برج.

По версии Ибн Шаддада, которую он записал якобы со слов Бейсары и которую излагает также Нувайри, и эмир Бейсары, и султан Бейбарс – выходцы из кыпчакского рода برلى, в английской транслитерации Ф. С. Садек – Barali , но можно читать и Берели, и Бёрили. Приверженцы гипотезы "народа волков" предпочитают чтение Бёрили, что дословно означает "имеющие волка" (в качестве тотема), притом некоторые из них связывают этот этноним с Ольберами «Слова о полку Игореве» и Оперлю/Отперлю Ипатьевской летописи под 1152 годом. Впрочем, последних возводят к имени белгородского князя Олбыря Шерошевича, упомянутого там же под 1159 годом. П.М. Мелиоранский производит этноним Ольберы от монг. ölöbür "хворый, слабый здоровьем". Ф.Е. Корш свел эти наименования к тюрк. alp-er "богатырь, сильный мужчина", но записями мусульманских историков и монгольских документов XIII-XIV веков начальный этимологический гласный a якобы не подтверждается.

Бейбарс в популярной культуре

К сожалению, в этой совместной с О.В. Твороговым статье Сергей Григорьевич Кляшторный арабописьменные примеры из Фахр-ад-дина Мубаракшаха (ölberlik, 1206 год), ал-Дзузджани (ölberi, 1260 год), Абу Хайяна (ölberli, умер в 1313 году), Рашид-ад-дина (ölberlik, умер в 1318 году), ад-Димишки (ölberlü, умер в 1327 году) и ан-Нувайри (ölberli, 1332 год) интерпретирует однообразно – исключительно в губном палатальном звучании и с начальным губным ö. С.Г. Кляшторный проявляет неоправданную тенденциозность, умалчивая хорошо известный ему из трудов его талантливого диссертанта, казахского академика Булата Ешмухамбетовича Кумекова факт написания этого этнонима с диакритикой. Вот дословная цитата из Б.Е. Кумекова, со ссылкой на Ибн Дукмака (умер в 790/1388 году, автор сочинений «Услада людей в летописях ислама», иначе «Летопись Ибн Дукмака», из которой отдельно сохранилось извлечение под названием «Драгоценная жемчужина в жизнеописании халифов и султанов», а также биографии мамлюкского султана ал-Малика аз-Захира Баркука, который правил в 1382-1389 и 1390-1399 гг.): «У Ибн Дукмака в этом термине проставлена диакритика – "лбарали"». Добавим к этому, что чтение Бёрили было бы несомненным, если бы губной корневой гласный был обозначен буквой вав, что имеет место в памятниках на языке тюрки при написании слова böri "волк", к которому возводят этот этноним: بورى [bōrī]. Без буквы вав (برى [brī]) не пишутся ни нарицательное böri "волк", ни тождественные ему имена собственные: Айюб Тадж ал-Мулюк Маджид-ад-дин Бёри, младший брат Салах-ад-дина; Тадж ал-Мулюк Бёри, принц Дамаска, сын Ток-Тегина; Бёри-Барс, сын Алп-Арслана, сельджук, брат Арслан-Аргуна; Бёри-Тегин, принц из дома Караханидов. Все они пишутся именно так, как сказано, – с вавом. Тождественное "волчье" имя носил и монголо-татарский воевода Бирюй Каиданъ, или Кадан, упомянутый в Ипатьевской летописи под 1240 годом с приведенной адаптированной огласовкой; ср. гомогенный русский тюркизм бирюк.

Все упомянутые выше арабские и персидские авторы приводят этноним آلبرلى без диакритики, и, например, издатели летописей Рашид-ад-Дина, выделяя арабский определенный артикль, дает губную огласовку корня: ал-Бурли. Этому чтению следуют Б. Греков и А. Якубовский, пересказывая сюжет о кыпчаке-мятежнике Бачмане. Приведем текст из Джувейни (623/1226 – 681/1283), указывающего местность, где, после длительных и беспорядочных метаний по степям, вероятно, в течение 1238-1241 гг., досаждавший монголам отряд мятежного Бачмана был в конце концов разгромлен:

«Рассказ о Бачмане и уничтожении его. Когда каан [Угетай] отправил Менгу-каана, Бату и других царевичей для овладения пределами и областями Булгара, асов, Руси и племен кипчакских, аланских и других, [когда] все эти земли были очищены от смутьянов и все, что уцелело от меча, преклонило голову перед начертанием [высшего] повеления, то между кипчакскими негодяями оказался один, по имени Бачман, который с несколькими кипчакскими удальцами успел спастись; к нему присоединилась группа беглецов. Так как у него не было [постоянного] местопребывания и убежища, где бы он мог остановиться, то он каждый день [оказывался] на новом месте, [был] как говорится, в стихе: «днем на одном месте, ночью на другом», и из-за своего собачьего нрава бросался, как волк, в какую-нибудь сторону и уносил что-нибудь с собою. Мало-помалу зло от него усиливалось, смута и беспорядки умножались. Где бы войска (монгольские) ни искали следов [его], нигде не находили его, потому что он уходил в другое место и оставался невредимым. Так как убежищем и притоном ему большею частью служили берега Итиля, он укрывался и прятался в лесах их, наподобие шакала, выходил, забирал что-нибудь и опять скрывался, то повелитель Менгу-каан велел изготовить 200 судов и на каждое судно посадил сотню вполне вооруженных монголов. Он и брат его Бучек оба пошли облавой по обоим берегам реки. Прибыв в один из лесов Итиля, они нашли следы откочевавшего утром стана: сломанные телеги и куски свежего конского навоза и помета, а посреди всего этого добра увидели больную старуху. Спросили, что это значит, чей это был стан, куда он ушел и где искать [его]. Когда узнали наверняка, что Бачман только что откочевал и укрылся на остров, находящийся посреди реки, и что забранные и награбленные во время беспорядков скот и имущество находятся на том острове, то вследствие того, что не было судна, а река волновалась подобно морю, никому нельзя было переплыть [туда], не говоря уже о том, чтобы погнать туда лошадь. Вдруг поднялся ветер, воду от места переправы на остров отбросил в другую сторону и обнаружилась земля. Менгу-каан приказал войску немедленно поскакать [на остров]. Раньше чем он [Бачман] узнал, его схватили и уничтожили его войско. Некоторых бросили в воду, некоторых убили, угнали в плен жен и детей, забрали с собою множество добра и имущества и затем решили вернуться. Вода опять заколыхалась и, когда войско перешло там, все снова пришло в прежний порядок. Никому из воинов от реки беды не приключилось. Когда Бачмана привели к Менгу-каану, то он стал просить, чтобы тот удостоил убить его собственноручно. Тот приказал брату своему Бучеку разрубить его [Бачмана] на две части».

Предполагают, что это же этническое название присутствует в составленном ал-Джуздани перечне народов, покоренных Батыем, но у него оно идет с негубной огласовкой – ильбари: «Бату, сын Туши, сына Чингиз-хана... Под его власть подпали все земли племен Туркестана [начиная] от Хорезма, булкар, буртасов и саклабов до пределов Рума; он покорил в этих краях все племена кипчак, канглы, йемек, ильбари (?), рус, черкес и ас до моря Мраков, и они все подчинились ему». Поставленное под вопрос "ильбари(?)" В.Г. Тизенгаузена в упрощенном репринте Р.П. Храпачевского превратилось в не вызывающий сомнений этноним "ильбари". С.М. Ахинджанов читает этот термин как эльбури и отождествляет с Юйлиболи «Юань-ши», официальной истории монголо-китайской династии Юань, хотя в соответствующем фрагменте биографии Тутуха речь идет о горах, под которыми, начиная с И. Маркварта, все понимают Урал, ср.: «Предки Тутуха происходили из племени [проживающего] у гор Ань-дагань при реке Чжэляньчуань, к северу от Упин. С того времени, как [некий] Цюйчу переселился на северо-запад к горам Юйлиболи, представителя этого племени составили самостоятельное поколение [ши]. Они назвали свое владение цинь-ча [кыпчак]. Их земли находились на расстоянии тридцати с лишним тысяч ли от Китая. Летом в тех местах ночи были очень короткими, и солнце, едва успев зайти, тотчас всходило снова».

Короче говоря, приведенный Ибн Шаддадом и Нувайри термин برلى, отождествляемый с более-менее созвучными с ним названиями древнерусских, арабских, персидских и иных летописей, пока не представляется возможным ни читать, ни понимать однозначно, как впрочем, и второй этноним, указывающий на происхождение султана Бейбарса.

В биографии султана Калавуна аль-Мансура Сайф-ад-дина (родился в 1218, правил в 1280-1290 гг.), другого видного кыпчака из мамлюков, говорится, что он, а также султан Бейбарс были Бурджоглы, т.е. не бахриты, правившие ранее, а пришедшие к власти после них бурджиты: ﺍﻭﻏﻠﻰ ﺒﺮﺝ – в английской транслитерации Burč oġli. Об этом же мимоходом, без указания источника, в примечании к летописи Бадр-ад-дина ал-Айни упомянул в свое время В.Г. Тизенгаузен, но при этом допустил три вольности:

1) египетский социальный термин Бурджоглу "бурджит" он истолковал как этноним;

2) прибавил отсутствующее в оригинале этническое определение Кипчаки;

3) отнес к слову кабила "племя" не идущий с ним в паре этноним тюрк, а определение по принадлежности к одному и тому же мамлюкскому клану Бурджоглы: «Оба они были Кипчаки из тюркского племени Бурджоглы (мин Бурдж-угли, кабила мин ат-турк)».

Пересказ арабского выражения у В.Г. Тизенгаузена, как видим, имеется: он предшествует цитате. Вольности пересказа, в частности, благодаря наличию запятой, представляются очевидными, и подлинный смысл невесть откуда взятой цитаты легко восстанавливается: «из Бурджоглы, т.е. из бурджитов, из племени тюрк». Тем не менее, заложенные в этой вольной интерпретации недоразумения повлекли за собой новые удивительные измышления. Некоторые толкователи В.Г. Тизенгаузена ни с того, ни с сего заключили, что перевода арабского текста у него нет, и, не имея представления об арабской грамматике, стали переводить данный арабский оборот – с кыпчакского. Арабский оборот, состоящий из двух однородных предложных определений («из Бурджоглы, т.е. из бурджитов, из племени тюрк») Мухамеджан Тынышпаев, а следом Олжас Омарович Сулейменов то ли по недомыслию, то ли умышленно истолковали так, словно это законченное кыпчакское высказывание от первого лица, приняв дважды употребленный арабский предлог мин "из" за тюркское местоимение мен "я" и за тюркский аффикс сказуемости 1-го лица единственного числа мин. В итоге получилось личное "показание султана" о своем происхождении.

О. Сулейменов не ограничился расплывчатой абстракцией и, прибегнув к откровенной фальсификации, вложил произвольно изобретенную фразу в уста египетскому султану: «Я, бей-Барс, ат-тюрк, аль-кипчак из рода бериш»; тот же бесцеремонный трюк О. Сулейменов проделал и со знаменитым философом: «Я, Мохаммед, ат-тюрк, аль-кипчак из Фараба», – и в итоге получил умопомрачительные «развернутые имена тюрков средневековья». Воистину, как, согласно Платону (диалог «Федон»), сказал Сократ, в последний день жизни, чуть ли не перед тем, как выпить яд: «...поэт – если только он хочет быть настоящим поэтом – должен творить мифы, а не рассуждения». Авторитет поэта-дипломата сработал – и многие поверили, что и Аль-Фараби, и Бейбарс именно так сами о себе и заявили. Но кое-кто все-таки усомнился. В подлинности этих «автопрезентаций» засомневался, кажется, и написавший книгу о Бейбарсе Бекет Карашин. Усомнился и нашел соответствующее место у М. Тынышпаева, но не удосужился проверить, действительно ли в сочинении Бадр-ад-дина ал-Айни «Икд ал-джуман фи тарих ахл аз-заман» («Ожерелье из жемчугов по истории людей своего времени») или в других памятниках имеются столь заковыристые высказывания привлекательных личностей знаменитого прошлого, и принял блистательные фальшивки на веру. Принял и пошел тем же зыбким путем еще дальше в нанизывании «однокоренных» топонимов. Хотя в действительности между этнонимами Бурчоглы и Беріш нет никакой связи, как и между приведенными Б. Карашиным в развитие надуманной гипотезы другими разноязычными топонимами «БЕРЕШ, БЕРЧикуль, БУРИШ, БЕРДЮЖье, БЕРДЯУШ, БАРЫШ, БЕРЧогур, БОРЫШ, БАРЫШевка, БЕРЕЖаны, БЕРШадь, БЕРЕЖница, БОРЩев, Бурштын, ПЕРЕЧин, ПЕРЕЩелино, ПЕРШотравневск и т.п. на Украине; БРИЧаны (Молдова); БИРШтонас, БИРЖай (Литва) и т.д.», призванными продемонстрировать «маршруты миграции рода Берш» .

Современный казахский этноним Берш, Беріш, характеризующийся негубной палатальной огласовкой, ни к Бурчевичам, ни к Бурджоглы, не игнорируя грамматические и фонетические законы, свести невозможно, полагая, что в их основе лежит трехсложное имя деятеля вроде бёрючю "волчатник": во-первых, смыслообразующий корневой губной гласный в слове бёрю/бёри не может быть изменен в негубной; во-вторых, недопустимо выпадение несущего смысловую нагрузку корневого гласного второго слога; в-третьих, аффикс деятеля чы/чи/чу/чю/шы/ши/шу/шю не утрачивает конечного гласного и никак не коррелирует ни с аффиксом имени действия ош, ни с омонимичными аффиксами диминутива и пр. Как выяснил, хотя и не принял, еще М. Тынышпаев, этноним Беріш восходит к нарицательному названию беріш "болезненное затвердение в мягких тканях организма" (кирг. берч "отвердевшая подкожная опухоль; дикое мясо", кр.-тат. берч "шрам, рубец"). Ни в XIII веке, ни в ближайшие к этому времени столетия как племенное название имя собственное Берч, Берш, Беріш не встречается, в том числе в родословных. Скорее всего, это гораздо более позднее наименование новообразованного родового подразделения, известное лишь у казахов.

Омонимичный с египетским социальным термином Бурджоглы "бурджит" этноним Бурджоглы, или Бурчоглы не без оснований отождествляют с наименованием половецкого рода Боурчевичи/Боурцевичи, зафиксированным в Ипатьевской летописи под 1185 и 1193 годами: «Игорѧ же бѧхоуть ӕли Тарголовє, моужь именемь Чилбоукъ, а Всеволода, брата єго, ѧлъ Романъ Кзичь, а С[вя]тослава Ѡлговича – Єлдечюкъ, въ Вобоурцевичехъ [= въво Боурцевичехъ – где въво редуплицированный предлог. – А. Г.], а Володимєра – Копти, в Оулашевичихъ». В основе этого наименования многие склонны видеть односложный апеллятив burč, burdž, burc, bürč, bürdž, burš, bürš "башня, цитадель". Н.А. Аристов, чье мнение не оспаривает Б.Е. Кумеков, «полагал, что к Бурджоглы можно возвести аргынский род Боршы в составе казахов». Нельзя безоговорочно отрицать и связь летописного Бурчевичи/Бурцевичи с тюркским bürčü, bürči, bürce, bürče, büršä, birče, böršö, börgö "блоха" и древнетюркским именем собственным Bürčüj уйгурских документов XII-XIV вв., собранных В.В. Радловым, а, по некоторым предположениям, и с созвучным монгольским именем Боорчу, которое носил командовавший после курултая 1206 года правым, или западным крылом, полководец Чингисхана Боорчу (по другим, Богурчи, Борчи), сын Наху-Баяна, из племени Арулад, осуществивший вместе с тремя царевичами завоевание Хорезма. Возможно, оно отмечено и у Шейбанидов: «У Сайгала было четыре сына в таком порядке: Тубаш, Тингиз, Бурчи, Ит-Эмган». Число созвучий, привлекаемых исследователями, с каждым разом растет; при этом, сравнивая их с патронимами Бурчевичи/Бурцевичи, с одной стороны, и Бурчоглу/Бурджоглу, с другой, часто упускают из виду, что первый предполагает в равной степени односложную основу на согласный или двусложную основу на гласный, а второй – только односложную на согласный.

Перебой ч/дж/ц/ш, отчасти отмеченный летописцами в наименовании половецкой орды, типичен для некоторых диалектов таких западных языков, как караимский, карачаево-балкарский, азербайджанский, где это явление наблюдается и у апеллятива burč, burdž, burc, bürč, bürdž, burš, bürš "башня, крепость, цитадель, укрепление", от которого, скорее всего, и образованы патронимы Бурчоглу/Бурджоглу и, вероятно, Боурчевичи/Боурцевичи. Аналогичное изменение обнаруживает не связанный с ним, но созвучный этноним иного происхождения – Борчалу, Борчалы, Бурчалу, Бурчалы (от борча "меловатый, как мел", "мутный"), принадлежавший «татарской» группировке, поселенной в Грузии иранским шахом Аббасом I (1571-1629, правил с 1587), возможно, одновременно с отрядами Газахлу (Казахлу), Памбаклу и Шамш-ад-динлу: «Халиль-бей, персидский полководец, по назначениям Ягупа, вступил со многочисленными войсками в пределы Иверии, потом пришел на реку Бертуджи около 1485 года, построил там город-крепость, ныне называемую Агджакала, поселил там борчалинцев и возвратился в Персию». Кавказский Борчалы/Борцалы славится коврами, которые по сходству возводят к не менее известным ковровым изделиям из иранского района, носящего буквально то же самое название и насчитывающего несколько десятков деревень к востоку от Хамадана. Нам не представилась возможность получить информацию о персидском диалекте иранского Борчалу, но об огузском диалекте кавказского Борчалу достоверно известно, что он характеризуется цеканьем: на местном наречии говорят Борцалы, Борцалу.

Сведения о половецком хане периода монгольского нашествия по имени Борц и его орде в отчетах католических миссионеров обнаружил известный историк средневековья Владимир Терентьевич Пашуто. Вот что он сообщает, ссылаясь на ватиканские документы: «Когда Роберт, архиепископ Эстергома и примас Венгрии (родом франко-бельгиец), направлялся в крестовый поход в Святую Землю, по пути ему встретился сопровождаемый доминиканцами сын половецкого хана Бортца (Bortz – Борис?); он просил о крещении и сообщил Роберту, что послан отцом, который с 2 тысячами своих подданных тоже ждет крещения. Роберт обратился к Папе за разрешением идти не на арабов, а в Половецкую землю. Григорий IX назначил его 31 июля 1227 г. легатом для половцев и бродников (in Cumaniae et Brodniс terra), разрешив крестить население, строить храмы, ставить епископов... Архиепископ Роберт в сопровождении епископов Бартоломея и Рейнальда (оба родом французы) и Белы, сына короля, двинулся к половцам... Епископам удалось крестить хана Бортца с его ордой... Написание имени варьируется: Boricinis». Второе латинское написание по грамматической структуре тождественно древнерусскому патрониму Бурцевичей/Бурчевичей в род. п. мн. ч., а корневой гласный [о] может указывать путь поиска тюркского имени-основы. В своей миссии католики следовали православным священникам: половцы принимали христианство и до монгольского нашествия, укрепляя отношения с Русью, и особенно после, ища у Руси защиты: «Половцов же бежавших неколико в Русь пришли и крестились в разных городех, которым жители весьма рады были и давали им корм и помочь в поселении». Христианами были половецкие ханы и князья «великий половецкий хан Басты (Бастый)», Глеб Тириевич, Юрий (Юрьгий, Гюргий, Георгий, Оурїи) Кончакович, Даниил Кобякович, Изай Белукович (Билюкович), Изай Бурчевич, Котян Сутоевич, Роман Кзич, Ярополк Томзакович.

Племя, к которому принадлежал Бейбарс, кочевало, по арабским источникам, к западу от Итиля-Волги. Такое общее направление дает родившийся в Тунисе, живший в Испании, в Гранаде, а затем в Египте, исполняя здесь должность верховного судьи (кади) в медресе маликитов, арабский историк и «социолог» Ибн Халдун (1332-1406), который, в свою очередь, берет данные об одиннадцати кыпчакских племенах Западного Дешт-и Кыпчака из летописи давадара – секретаря египетского султана – Рукн-ад-дина Бейбарса ал-Мансури ал-Мисри (умер в 725/1325 году в возрасте 80 лет) «Сливки размышления по части летописания хиджры», иначе «Тарих Бейбарс» («Летопись Бейбарса»): «Эти [одиннадцать племен], а Аллах знает лучше, составляют только кыпчакские разветвленные племена. А они те, что находятся в западной стороне их [кыпчаков] северной страны»... Султан Бейбарс, вышедший из среды этих кыпчаков, «относится к тюркам, привезенным в Египет из той западной области, а не со стороны Хорезма и Мавераннахра». Этой общей локализации соответствует более конкретное сообщение о том, что племя Бейсары и Бейбарса намеревалось перекочевать к Судаку, под которым здесь следует понимать, конечно же, не торговый город Судак (Солдайю, Сугдею, Сурож) с одной из удобнейших бухт черноморского берега Крыма, разрушенный монголами в 1223 году и занятый венецианцами в 1270 году, и не окруженную горами Судакскую долину длиной около 2 и шириной около 2,5 км, а Судакское (араб. Бахр-Судак), иначе Сурожское, Меотийское, совр. Азовское море, иногда называемое так вместе с Черным морем. Племя Бейсары и Бейбарса обратилось к Анасхану, предводителю «туркоманов», с просьбой разрешить им пройти через его территорию к Судаку; Анасхан позволил, но затем вероломно напал на кочующих и, захватив добычу, продал пленников работорговцам. Произошло это, вероятно, во время второго похода монголов на Запад – в 1236-1242 гг., когда разобщенные орды западных кыпчаков были вынуждены искать новых прибежищ.

Если с локализацией дело обстоит действительно так, то тогда возникает некое реальное основание для согласования приведенных арабскими писателями двух разных версий племенной принадлежности Бейбарса – к برلى и к اوغلى برج. Скорее всего, اوغلى برج (Бурчоглы, Бурджоглы) – название новообразованного родо-племенного объединения Бурчевичей, названного по имени вождя, а برلى (Берели либо Бёрюлю, Бёрили) – либо древнее наименование определенного рода в составе этого объединения по месту исхода (ср. названия рек Белая Берели и Черная Берели, на Алтае, в Катон-Карагайском районе Восточно-Казахстанской области, на границе с Россией, Монголией и Китаем, где расположен мемориал из более чем тридцати Берельских курганов с погребениями, приписываемыми сакам, примерно IV века до н.э.), либо новое – по месту кочевания Бурчевичей на реке Волчьей, левом притоке реки Самары, левого притока Днепра. Тюркским названием этой реки и было, очевидно, Бёрюлю/Бёрили, аналогичное по словообразовательной структуре другим тюркским гидронимам региона: Каялы (Каяла – 5 местных версий), Орели (Орель, лев. приток Северского Донца, и ее приток Орелька), Сютлю (Молочная, Молочные воды, впадает в Молочный лиман Азовского моря), Сююрли (Сюурлий – 7 местных версий), Тузлу (пр. приток Дона), Юшанлы (лев. приток р. Молочной). Именно к левобережной части Днепропетровской и Запорожской областей Украины, согласно летописи, могут быть привязаны кочевья упомянутых половецких ханов Ельдечюка, Изая и Осолука Бурчевичей, и именно к междуречьям Днепра и Волчьей, а также Волчьей и Самары приурочены два наиболее крупных скопления половецких каменных изваяний конца ХІІ века. Напавшие же на них «туркоманы» хана Анаса, или Анара – тюркская орда, состоявшая, вероятно, из хорезмийцев, бежавших от монголов и грабивших разрозненные остатки половцев Дикого поля – Поморских и Лукоморских, которые до разгрома 31 мая 1223 года «на Калкохъ» обитали в Поморье и Лукоморье, на территории совр. Херсонской области Украины, между нижним течением Днепра и смежными побережьями Черного и Азовского морей, к северу от Перекопа, и у излучин Азовского моря, а также Нижнедонских, кочевавших у древнего Дона, под именем которого тогда понимали совр. Северский Донец, а также собственно Придонских, или Донских в современном нам смысле.

Итак, если придерживаться мнения, что будущий султан Египта Бейбарс І принадлежал к кочевавшей у реки Бёрюлю-Волчьей кыпчакской орде Бурчоглы-Бурчевичей, то следует согласиться, что избранного судьбой малыша вместе с языческой половецкой ордой крестил не православный священник, а католический епископ и что он, уже в юношеском возрасте, был продан в рабство как пленник-кяфир, а уж затем был обращен в ислам и наделен мусульманским именем как невольник, предназначенный в гулямы-мамлюки.

Проданные работорговцам Бейсары и Бейбарс все-таки добрались до желанного Судака – Черноморско-Азовского Поморья, но в оковах, а оттуда – видимо, через Перекоп, Солхат, Судак либо Херсонес, затем Синоп либо Трабзон – в сельджукский город Сивас в Малой Азии, где пути их разошлись. Позже они оба оказались на рынке в Алеппо. Затем Бейбарс был отвезен в Дамаск и продан за бросовую цену в 800 дирхемов – из-за бельма на правом глазу.

Далее преобладают легенды. В народном арабском романе о Бейбарсе, который часто цитируют, считая соответствующий фрагмент казахским преданием, Махмуд (Бейбарыс), был младшим из пяти сыновей принцессы Айяк (Айнек), дочери хорезмшаха, и Джакмака (Жамака), правителя Хорасана, который бежал в Хорезм от преследований со стороны его родных братьев Талаа (Дала) и Ламаа (Лама) и после смерти тестя стал шахом Хорезма; подобно библейскому Иосифу, четверо завистливых братьев, не решившись убить Махмуда, бросили его связанным в пещере, а «случайный прохожий» отвел найденыша «в город Бурсу (Византию) (здесь все-таки имеется в виду сирийская Бусра. – А. Г.), где мальчик заболел и чуть не умер. В таком состоянии в возрасте около 14 лет он и был продан в рабство» .

По арабской версии предания, несчастного подобрал перс-дервиш, который в Дамаске продал его золотых дел мастеру Имадуддину. Но вскоре, разочаровавшись в покупке, ювелир вернул раба продавцу, и расстроенный хозяин отвез его в Хаму. Там невольника приставили к недорослю ал-Малику ал-Мансуру. Мать воспитанника невзлюбила грубого верзилу-кыпчака, имевшего, к тому же, дефект зрения, и неудачник был возвращен в Дамаск. Расхворавшегося парня за кошелек монет приобрел у перса купец Али ибн ал-Варака, который по заказу египетского султана ас-Салиха Айюба за выданные ему из казны 75 тысяч динаров уже купил для султанской гвардии 75 отборных гулямов-мусульман – по 25 черкесов, грузин и абхазцев. Что касается суммы, то рассказчик перегнул на два-три порядка, а что касается национальностей, то это вовсе неправда, поскольку достоверно известно, что султан ас-Салих Айюб предпочитал кыпчаков. Для 76-го мамлюка у него случайно оказался лишний костюм. Али ибн ал-Варака не повез тяжелого больного сразу в Египет, а оставил до выздоровления у человека по имени Дахрудж, дав 10 динаров на уход и лечение. Однако по дороге передумал и, возвратившись с намерением забрать прикупленного гуляма, в отношении качеств которого купцу были даны султаном особые инструкции, все-таки нежданно-негаданно был вынужден уступить его своему кредитору Али ал-Акваси («изготовителю луков») и его жене Аише в счет просроченного долга в 100 динаров. После некоторых злоключений Али ал-Акваси, по настоянию супруги, избавился от неквалифицированного воспитателя, уступив нескладного великана Махмуда своей сестре Фатиме ал-Акваси. Ей, наоборот, приглянулся этот молодой человек, напоминающий статью и повадками ее погибшего сына, и она, выкупив его у брата, усыновила понравившегося здоровяка, дала ему имя своего сына Бейбарса и записала на него все свое имение. Здесь Бейбарс жил довольно долго, достиг мужественных лет и успел совершить множество дерзких вооруженных выходок в духе праведного разбойника, чем настроил против себя многих зажиточных граждан и самого пашу Сирии Ису ан-Насира. И те предприняли не одну попытку погубить дерзкого атамана. От расправы обреченного висельника спасло лишь то, что визирь Наджм-ад-дин, муж сестры Фатимы, прибывший в Дамаск по приказу египетского султана ас-Салиха Айюба для сбора подати, пленив любопытного племянника рассказами о Каире, увез бравого молодца с собой в Египет, где Бейбарс снова оказался на положении мамлюка.

Позже у Бейбарса появилось много имен, связанных с определенными вехами жизнедеятельности. Но все-таки интересно, каким именем нарек его мулла, прошептав сначала в правое ухо, потом в левое, а затем торжественно объявив джемаату? Судя по летописям, его первым мусульманским именем было Рукн-ад-дин, а согласно изложенному выше преданию – Махмуд. Причем, вторым именем летописная традиция султана Рукн-ад-дина Бейбарса никогда не называет.

О том, благодаря кому Бейбарс попал в гвардию египетского султана, рассказывает его второе арабское имя – ал-Бундукдари.

В 1246 году, в возрасте, несостоявшийся гувернер достался приехавшему в Дамаск эмиру тюркского происхождения Айтегину Ала-ад-дину Бундукдару, мамлюку египетского султана ал-Малика ас-Салиха Наджм-ад-дина Айюба, а по преданию – визирю Наджм-ад-дину по прозвищу ал-Бундукдар. Многие гадают, что означает это имя, что это за почетный титул и насколько носящий его был приближен к особе правителя, и все больше и больше запутывают читателей, не знающих арабских реалий средневековья. Не будем оспаривать рассуждения почитателей нашего султана и обратимся к сказке, где это имя истолковано по-народному.

«Однажды Бейбарс пришел в покои своего дяди и увидел, что визирь Наджм уд-Дин месит в квашне глину. Бейбарс очень удивился и спросил визиря, зачем он это делает. Тот ответил: «Разве ты не знаешь, что прозвание мое ал-Бундукдари. А получил я его потому, что раз в год, весной, когда султан ас-Салих приезжает в Гизу вместе со своей свитой охотиться на птиц, я леплю из глины орешки – приманку для ловли птиц». И он рассказал о празднествах и пирах, которые устраивает повелитель правоверных во время охоты». Слово бундук ни для кого из наших читателей не ново – надо только немного поразмыслить, и окажется, что это никакая ни "праща", а известный всем и каждому фундук, лесной орех. Происходит оно от греческого ποντικόν "понтийский орех", от Πόντος "Понт" – названия страны в Малой Азии, на южном побережье Черного моря, между Арменией и Пафлагонией, где лещина особенно урожайна, а орехи крупны. Для охоты на мелких птиц заранее в качестве приманки заготовляют мелкие глиняные шарики и отдельно птичий, или аравийский клей, гуммиарабик, получаемый из вишневой или иной камеди, либо варкой плодов омелы белой, которая поэтому так и называется viscum album букв. "белый клей". Сами по себе ягоды омелы для птиц съедобны и очень их привлекают, но безвредны. На месте глиняные шарики обмазывают густым птичьим клеем и прилепливают к веткам или заготовленным прутьям, воткнутым в землю. Птицы клюют их, прилипают и не могут улететь. Птичьим клеем намазывали также плодовые ветки – тогда птицы, садясь, прилипали к ним и не могли разнять пальцев ног.

Бундуками, по подобию, называли глиняные (сырцовые и обожженные), каменные и свинцовые величиной с фундук пули и мелкие ядра для пращей (вроде картечных) и арбалетов, снабженных направляющим желобом, двойной тетивой и кожаным карманом для снаряда и прицельно стрелявших на расстояние до 100 метров, а с развитием стрелкового дела – и пули для ружей, а за счет метонимии – и само стрелковое оружие: арбалет, ружье и пр. Вероятно, египетские арбалеты упомянутого вида (в переводе В.Г. Тизенгаузена – «луки для метания небольших ядер со своими тетивами») наряду с «дамасскими луками с кольцом и шелковыми тетивами» 17 рамадана 661 года, т.е. 25 июля 1263 года были отправлены султаном Бейбарсом хану Берке вместе со множеством других подарков и письмом «на 70 листах багдадских половинного формата» на галере, охраняемой стрельцами, метателями нефти да людьми, вооруженными самострелами.

У слова бундук есть пароним бендуки, бундуки, обозначающий венецианский цехин и происходящий от тур. Venedik "Венеция; венецианский". Из-за смешения с последним интересующее нас слово бундук "орех, пуля, арбалет" часто безосновательно выводят от названия Венеции, разъясняя, что в Египет, мол, фундук был завезен из Венеции, что само по себе тоже неверно.

Бундукдар – первоначально мастер, изготовляющий мелкие глиняные орешки для ловли птиц и крупные пули для стрельбы из арбалета, затем – стрелок из арбалета, ружья, командующий арбалетчиками, артиллерией. В Мамлюкском Египте, где всякие титулы были в ходу, султан назначал ответственных не только за казну (хазнадар), арсенал (силяхдар), письмоводство (давадар), гардероб (джамадар, или джамэдар), напитки (джамдар "чашник, кравчий, виночерпий"), но и за ночные туфли, и, выходит, за заготовку бундуков – птичьей приманки либо пуль для царской охоты. В нашем сюжете, по иронии рассказчика, заготовкой глиняных шариков для ловли мелких птиц лично занимался ни кто иной, как визирь, один из высших чиновников государства.

Бундукдари – прозвище лица, находящегося в собственности у бундукдара.

Здесь следует прояснить смысл арабского термина мамлюк, который вроде бы всем понятно и в особых толкованиях не нуждается, но в современной популярной литературе, опирающейся на материалы из третьих рук, то и дело пытаются расчленить любые древние слова на тюркские элементы, получая несуразицу. В результате оказывается, что вымерший к концу ІІІ тыс. до н.э. «безродный» язык шумерских клинописных текстов – прототюркский, что араб. гулям – это кул-ым / гул-ым "мой раб", имя курда Айюба, основателя династии Айюбидов, состоит из слов аю "медведь" + бий "правитель", рыцарь – не от нем. Ritter, а от каз. ірі "крупный, высокий, атлетичный" + сері "рыцарь", слав. поганин "язычник" – не от лат. paganus "сельский, языческий", а от надуманного тюрк. паган, паган, пакган, баккан, бакган "пастух", а интересующее нас слово мамлюк – от мал "скот" + мулик "имущество" и т.п. Так вот, для тех, кто еще безоглядно доверяет подобному печатному слову, разъясняем, что арабский термин мамлюк – مملوك [mamlūk], мн. ممالك [memālik] – является регулярным арабским причастием страдательного залога от арабской же основы ملك [malaka] и [mulk] "владеть" и имеет исходные значения "обладаемый, находящийся во владении; владение, имущество", от которых пошли интересующие нас производные конкретно-исторические значения – более общее "раб, невольник, слуга" и более конкретное "воин-раб", в частности – гвардеец халифа, султана, визиря, эмира и т.д. От этого же корня образованы заимствованные казахским и другими иранскими и тюркскими языками арабские слова: мәлік "царь, король, монарх", мүлік "имущество, достояние, добро", мәмләкәт "держава, государство" и пр. В связи с последним получило распространение неправомерное утверждение Л.Н. Гумилёва: «Поскольку эти рабы принадлежали государству, их называли мамлюками (государственными рабами )», но на самом деле, как видим, в Египте воинов-мамлюков мог иметь кто угодно, в том числе и мамлюк.

Эмир Ала-ад-дин Айтегин Бундукдар (у Макризи – Айдакин Бундукдари), новый хозяин Бейбарса, по преданию, был бундукдаром. Историк Египта, собиратель арабского фольклора, знаток каирской старины и переводчик сказок «Тысячи и одной ночи» Стенли Лэн-Пуль полагает, что бундукдар в данном случае – Arblasteer "аркобаллист" . В примечании 115 к «Истории ал-Бундукани» из сказок «Тысячи и одной ночи» при объяснении арабского термина

قوس آلبندوق [qaus al-bundūk] "лук для пуль" говорится, что это мог быть и арбалет, и аркобаллиста "лук-баллиста", а бундукдар, применительно к хозяину Бейбарса, мог быть командующим артиллерии (Bundukdár, an officer who may be called the Grand Master of Artillery ).

Попав к Ала-ад-дину Айтегину Бундукдару и став его мамлюком, Бейбарс – по принадлежности – получил прозвание ал-Бундукдари. Под искаженным прозвищем Bondocar/Bendocquedar/Bendocdar, а не под именем Рукн-ад-дин, Бейбарс либо каким-либо иным, наш эмир, а затем султан фигурирует в «Истории святого Людовика» Жана де Жуанвиля (1224-1317), сенешаля графства Шампань, участника VII Крестового похода (1248-1254), ближайшего советника, биографа и свидетеля побед и поражений французского короля Людовика (Луи) IX (1214-1270), возглавлявшего также VIIІ Крестовый поход (1270), и в других европейских анналах, где именуют его подчас и Бондокаром, и Бандокером, и Бендокедаром, и Бендокдаром, султаном Вавилона. Почему Вавилона? Современная столица Египта основана в 969 г. эмиром Фатимидов Джаухаром ас-Сакали на месте древней крепости Вавилон, в 30 км от Мемфиса, под арабским названием Миср аль-Кахира "Египет победоносный". Отсюда привычное нам Каир и его старокыпчакское наименование Misr šähäri "город Миср". Разрастаясь, Каир поглотил ранее построенные арабами укрепленные города Фустат, Катай и др.

В 1246 году, когда Бейбарс оказался среди мамлюков Ала-ад-дина Айтегина Бундукдара, в каирском зиндане трагично окончил земные борения доблестный мамлюкский эмир, носивший то же самое имя, что и будущий султан, – генерал и фаворит султана Рукн-ад-дин Бейбарс ал-Бундукдари, который 17-18 октября 1244 года у селения Харбийя, иначе Ла-Форбье, севернее Газы, командуя одиннадцатью тысячами египетских пехотинцев и хорезмийских всадников, разбил объединенное войско крестоносцев и сирийцев, после чего египетская армия взяла еще несколько городов и, в частности, Иерусалим, Хеврон, а затем Дамаск, Баальбек, Аскалон и Тивериаду. Некоторые высказывают догадки, что он попал в немилость как раз за союз с бежавшими от монголов хорезмийцами, которым в награду за боевую помощь посулили Палестину. А когда братья по оружию, празднуя совместную победу, обещанной награды не получили, возникла неприятная для Египта новая кровавая коллизия, и вина была возложена на эмира.

Историк крестоносцев Мэрион Мелвиль, как и автор 12-й части «Истории Египта» С. Раппопорт, заблуждается, отождествляя этого командира с султаном Бейбарсом: «Тамплиеры, госпитальеры, примирившиеся в годину общего бедствия, и светские бароны Сирии дошли до Акры, где к ним присоединились султаны Дамаска и Хомса, а также правитель Крака [битва при Газе в 1244 г.]. Они оказались перед мамлюками Египта и туркменами под командованием Бейбарса, монгольского раба, достигшего сана эмира и ставшего позднее султаном Египта, покорителем Ближнего Востока»... «Франкам [в битве при Дамьетте в 1250 г.] пришлось противостоять двум военачальникам первой величины: эмиру Факр-ад-дину, другу императора Фридриха II, и Бейбарсу, мамлюку монгольской крови, победителю христиан при Газе. Когда старый султан Айюб умер, его кончину тщательно скрывали, и эти два командующих обеспечили защиту страны».

У Жана де Жуанвиля, основного источника М. Мелвиль, имя Бейбарса, то бишь Бондокара, в связи с событиями под Газой вовсе не упоминается. Но зато в летописи «Тарих ал-Ислам» Абу-Абдаллаха Мухаммеда ибн Ахмеда ибн Османа ибн Каймаза Шамс-ад-дина аз-Захаби ат-Туркомани (673-748/май 1275-1348), которую М. Мелвиль должным образом не использовала, под 644/1246 годом имеется запись о смерти однофамильца нашего султана, и сообщение это науке известно достаточно давно. Поэтому осведомленные историки героя Газы, умершего в заточении, именуют Рукн-ад-дином Бейбарсом ал-Бундукдари-Старшим.

«Монгольским мамлюком» и «мамлюком монгольской крови» Бейбарса М. Мэрион называет, вероятно, имея в виду, во-первых, сходство кыпчакского этнонима Бурджоглы и монгольского Бурджигин, к которому принадлежал рыжеволосый и синеглазый Есугей бахадур, первым браком женившийся на Оэлун-фуджин (кит. фуджин "жена"), иначе Оэлун-энкэ, первым из девяти детей (четырех сыновей и пяти дочерей) которой был Тэмуджин – Чингисхан, а во-вторых, то, что и Бейбарс был тоже рыжеволосым и синеглазым: «[Племя] кият-бурджигин происходит из его [Есугей бахадура] потомства. Значение "бурджигин" – "синеглазый". Как это ни странно, потомки, которые произошли от Есугей бахадура и его рода, в большинстве были синеглазые. Даже в восьмом поколении [от его праматери Алан-Гоа], к которому относится Есугей бахадур, подтверждается правильность [слов], сказанных ею родственникам в связи со своей беременностью: «По ночам перед моими глазами появляется свет в образе рыжего синеокого человека и исчезает». Потомки ее в большинстве своем были синеглазыми».

Хозяин Бейбарса Ала-ад-дин Айтегин Бундукдар в силу превратности судьбы вскоре попал за решетку, и в 644 (1246/1247) году все его мамлюки перешли в собственность султана ас-Салиха Айюба, который определил его в джамдария (собир. от араб. джамдар "чашник, кравчий, виночерпий"), т.е. в число мамлюков, использовавшихся для обслуживания султана и гостей в часы обедов, приемов, пиршеств. В остальное время они дислоцировались и проходили военную выучку в гарнизоне, заложенном в 1240 году на нильском острове Рода, куда султан набирал преимущественно кыпчаков. Поскольку Нил – единственная река в Каире, а река по-арабски – бахр, в отличие от мамлюков, дислоцированных в цитадели (араб. бурдж) и потому называемых Бурджи, или бурджиты, "речные" мамлюки стали именоваться Бахри, или бахриты. Эти два гарнизона изначально соперничали между собой, и после, по общепринятому мнению, Египтом правили сначала кыпчаки-бахриты, а затем черкесы-бурджиты. Однако устоявшееся мнение об этнической смене власти далеко от реальности, так как государство в массе своих человеческих ресурсов и далее оставалось тюркским. В этой связи полагаем необходимым привести более взвешенную точку зрения А.Н. Поляка, прокомментированную редактором сборника, нашим незабвенным учителем Анной Степановной Тверитиновой (1910-1973) и в целом разделяемую современными исследователями, опирающимися на первоисточники:

«Следует сказать, что на заре современного востоковедения в его обиход вошли некоторые неверные понятия, которые с тех пор повторяются в литературе, мешая дальнейшим исследованиям. Так, например, изучение истории султаната и выяснение сущности его связей с Восточной Европой были немало задержаны делением его истории на два периода: тюркских, или бахритских, мамлюков (1250-1381 гг.) и черкесских, или бурджитских, мамлюков (1382-1517 гг.). Каждый, кто знаком с источниками, видит, что название Тюркское государство существовало и во втором периоде, поскольку это понятие не было этническим. Такой, например, летописец в Каире, как Ибн Тагри-бирди, сообщая о восшествии на престол или смерти султанов второго периода, извещает, что в последовательности тюркских султанов (начиная с 1250 г.) он занимал такое-то место, а среди султанов черкесского происхождения он (если был действительно черкес) идет под таким-то номером. Вместе с тем неправильное определение двух периодов вошло в традицию, которая приучает слишком упрощенно относиться к решению вопроса об этническом характере султаната, что в свою очередь мешает и пониманию жизни Восточной Европы в тот период».

Бахриты по существу сначала представляли собой тот отряд мамлюков, из которого вышли эмиры, основавшие в 1250 году тюркское государство; позже это был отряд их потомков, существовавший до конца государства и не игравший политической роли. Бурджиты, мамлюкский отряд при кыпчакском султане Калавуне (1279-1290 гг.), был лишь частично черкесским; при черкесской группировке, пришедшей к власти в 1382 г., его уже не было. Добавим к этому, что сам термин черкесы неоднозначен, а его происхождение и изначальная этническая или социальная сущность пока не выяснены. В настоящее время так именуют кабардинцев (верхние черкесы) и адыгов (нижние черкесы), а также – без особого разбора – всех горцев Северо-Западного Кавказа (включая осетин и пр.), живущих в Турции, Сирии и др. странах Ближнего Востока. Сопоставимое, а возможно, и тождественное название шеркес носят казахи Младшего жуза из племени алашын.

Следующее имя, тоже по принадлежности, Бейбарс получил годом позже, когда его перевели в джамадары – камердинеры султана ас-Салиха Наджм-ад-Дина Айюба ибн Мухаммада (род. в 1206 г., правил в 1240-1249 гг.): отныне к его имени стали добавлять трехчленное прозвище ас-Салихи ан-Наджми ал-Айюби. Биографы отмечают не только особую преданность Бейбарса своему царственному господину, но и все более проявляющийся государственный подход к сложным перипетиям дворцовой жизни. При ас-Салихе, воспользовавшемся помощью бежавших в Переднюю Азию тысяч и тысяч хорезмийских воинов, были одержаны крупные победы мусульман над крестоносцами, отвоеван Иерусалим, и дело шло к восстановлению единства державы Айюбидов: в подчинение Египта уже был возвращен Дамаск. Та же участь угрожала и другим эмиратам, которые ради самосохранения предпринимали самые отчаянные меры и вступали в любые союзы. Успехи ас-Салиха вызвали обратную реакцию и со стороны христианского Запада. В 1248 году французский король Луи (Людовик) IX, поощряемый римским папой Иннокентием IV, «невзирая на урок, постигший крестоносцев в 1219 г. в Египте, решился вновь повторить попытку кардинала Пелагия «схватить быка за рога», то есть напасть на султана в его египетских владениях». Политическая ситуация в Египте весной 1249 года, когда Луи, вступив в военный союз с монголами, отплыл со своим войском с Кипра, высадился в дельте Нила, благоприятствовала крестоносцам: султан ас-Салих Айюб, обороняя подступы к Каиру, умирал в своей ставке в Мансуре от рака и туберкулёза, а султанша Шаджар ад-Дур, визирь Муизз Изз-ад-дин Айбек ал-Туркмани и эмир Айдемир ал-Бахлуван, с одной стороны, и визирь Шахин ал-Афрам и эмир Калавун ал-Алфи, с другой, были озабочены состязанием за престол; в борьбу так или иначе были вовлечены и молодые командиры из бахритских мамлюков Бейбарс ал-Бундукдари, Ала-ад-дин Бейсары, Изз-ад-дин ал-Хилли и другие. Тут-то на долю Бейбарса, который к тому моменту командовал каким-то подразделением, и выпали первые серьезные политические испытания. Поясним, что термин эмир – сродни нашему слову командир – употреблялся в отношении как младшего командного состава, начиная с эмира пятёрки, живущей в одной палатке, так и высшего – подобно упомянутому генералу, герою Газы.

6 июня 1249 года Луи захватил Дамьетту. Но летнее наводнение Нила задержало прорыв к Каиру, позволив египтянам собрать подкрепление в Мансуре на южной стороне Бахр ал-Шагира, рукава Нила. 21 декабря крестоносцы заняли позиции напротив Мансуры и в течение шести недель пытались построить земляной мост, чтобы пересечь Бахр ал-Шагир, но неоднократно терпели неудачу ввиду сильного обстрела греческим огнем из катапульт. Когда же был обнаружен брод ниже по течению, крестоносцы пересекли реку, и 8 февраля 1250 года Роберт Артуа, брат короля, командовавший авангардом, не дожидаясь основных сил, ринулся в город, надеясь застигнуть египтян врасплох. Но его рыцари угодили в засаду на узких улицах Мансуры и были уничтожены мамлюками под командованием эмира Бейбарса и местными жителями, поражавшими захватчиков с крыш. Когда основное войско Луи пересекло реку, его встретило прекрасно подготовленное сопротивление египтян. Сражение длилось восемь недель, пока в конце марта египетский флот не отрезал боевые силы Луи от тылового обеспечения. Армия Луи, изнуренная дизентерией, тифом и голодом, пыталась совершить организованное отступление, но, не выдержав жестокого натиска египтян, 6 апреля 1250 сдалась. Отрядом эмира Бейбарса был пленен и сам король, который тоже был болен, вместе с ближайшим окружением.

Литография Карла Верне. Мамалюк в парадном облачении

Почти все это время, целых 10 месяцев, султанше Шаджар ад-Дур, благодаря помощи главного евнуха Джамал-ад-дина Мохрена и начальника его личной охраны султана Фахр-ад-дина удавалось скрывать смерть ас-Салиха Айюба и управлять государством от его имени, ожидая прибытия законного престолонаследника – ал-Малика ал-Муаззама Гийас-ад-дина Тураншаха ибн Айюба, эмира Хисн Кайфы (1239-1249). Воцарение Тураншаха, явившегося в Каир со своими приближенными из Месопотамии и отдалившего от управления мачеху и генералов-мамлюков, которые надеялись на поощрение, вызвало всеобщее недовольство. Против него был составлен единодушный заговор, и 2 мая 1250 года нежеланный султан был свергнут и убит собственными гвардейцами. Вот как этот эпизод описывается в мемуарах Жана де Жуанвиля, летописца французского короля и очевидца события (в нашем сокращенном изложении).

«Те эмиры, которых султан исключил из своего совета, дабы заместить собственными последователями, которых он привел из чужих земель, собрались на совещание; и некий мудрый старый сарацин сказал следующее: «Господа! Вы видите стыд и позор, которому султан подверг нас, лишив нас достоинства, оказанного нам его отцом. Отныне мы должны быть уверены, что как только он окажется в крепости Дамьетты, он нас схватит и бросит в тюрьму, чтобы мы там умерли, так же, как его дед сделал с теми эмирами, что захватили графа Бара и графа Монфора. Поэтому сейчас лучше, по моему мнению, чтобы мы лишили его жизни, прежде чем он ускользнет из наших рук».

Затем они пошли к гвардейцам (халка) и убедили их, чтобы те убили султана в конце банкета, на который всех их пригласил султан.

Так и произошло. Когда банкет подходил к концу и султан, попрощавшись с эмирами, шел в опочивальню, один из гвардейцев, тот, что нес меч султана, ударил султана этим самым мечом по руке, между растопыренными пальцами, и разрубил ему кисть руки. Султан рванулся обратно к эмирам, которые и были причиной всего этого, и крикнул им: «Эмиры, остановите гвардейцев! Смотрите – они покушаются убить меня!» Гвардейцы же в один голос заявили: «Раз уж Вы говорите, что мы хотим убить Вас, то для нас лучше, чтобы мы Вас убили, чем Вы убили бы нас».

Затем они приказали трубить в трубы, и все войско прибыло спросить, какова воля султана. И им ответили, что Дамьетту штурмуют, и что султан отправился туда и приказал им следовать за ним. Все вооружились и поскакали галопом в направлении Дамьетты. И когда мы увидели, что они направляются в Дамьетту, мы сильно огорчились, ибо считали, что город пал.

Султан, который был молод и ловок, вместе с тремя своими имамами, которые с ним обедали, нашел убежище в башне, построенной по его указанию позади опочивальни. Гвардейцы, числом около пятисот, разрушили шатры султана и, окружив башню со всех сторон, стали кричать, чтобы он вместе с теми тремя имамами спустился.

На это он ответил, что так и сделает, но прежде они должны обещать, что гарантируют ему безопасность.

Но они ответили, что они сшибут его силой и что ему не бывать в Дамьетте. Они метнули в него греческий огонь и подожгли башню, обшитую кедровыми досками и занавешенную хлопковыми гардинами. Башня вспыхнула моментально, и действительно, я никогда не видел ни такого красивого огня, ни столь высокого пламени. Видя это, султан торопливо спустился и бросился к реке. Гвардейцы побежали следом, размахивая саблями. И когда султан уже приближался к реке, один из них воткнул ему копье между ребер. И султан устремился вплавь по реке, волоча за собой копье, а они плыли следом, и догнали, и убили его на стремнине, недалеко от нашей галеры, где мы [плененный французский король Луи ІХ и вельможи] находились.

Один из гвардейцев по имени Фарис-ад-Дин Актай (Faress-eddin Octay, Faracataie, Faraquataye) разрубил султана клинком и вырвал сердце из его тела, а затем, поднявшись на палубу, подошел прямо к королю и, протянув его ему в окровавленной руке, спросил: «Что Вы дадите мне за это? Ибо я убил врага Вашего сиятельства, который, останься жив, оказался бы Вашей смертью». Но Король не ответил ему ни слова...

На следующий день эмиры вывели нас из нашей тюрьмы; и их посыльные сказали нам, что мы должны идти и говорить с эмирами о соглашении, которое следует заключить между нами и султаном... Договорились на том, что, как только Дамьетта будет сдана им, они там же выдадут короля и других вельмож. Что касается простонародья, то всех их, согласно приказу султана, уведут в Вавилон (Египет), но не казнят... Кроме того, король должен поклясться, что уплатит двести тысяч фунтов прежде, чем оставит реку, и двести тысяч фунтов в Акре».

Поскольку другого взрослого наследника у ас-Салиха Айюба не было, султаном была избрана Шаджар (Шаджарат) ад-Дур, импонировавшая мамлюкам не только державным умом, но и своим невольническим происхождением. Рожденная в Армении, она попала в плен и оказалась в гареме Багдадского халифа ал-Мустасима, который через несколько лет подарил ее султану ас-Салиху Айюбу. И хотя ее первенец от султана умер, наложница Шаджар ад-Дур сумела стать любимой женой властителя, а в трудное для страны время – ее реальной правительницей.

Провозглашение женщины, да к тому же бывшей рабыни, султаном мусульманского государства крайне возмутило халифа ал-Мустасима, и он потребовал ее смещения. Выбор мамлюков-бахритов пал на вышедшего из их среды Айбека ал-Муизз-ад-дина ат-Туркмани, исполнявшего при Шаджар ад-Дур должность правителя, и в августе 1250 года его объявили султаном. Однако это тоже не вызвало одобрения, и в 1252 году султаном был провозглашен призванный из Йемена 10-летний Ал-Ашраф-ад-дин Музаффар, внук ас-Салиха Айюба, а Айбек оказался атабеком (главнокомандующим) и регентом.

В 1255 году, низложив и изгнав отрока в Византию, Айбек снова занял место султана. Но поскольку мамлюки не чтили его надлежащим образом, а в управление страной через мамлюков покойного мужа настойчиво вмешивалась Шаджар ад-Дур, Айбек, опасаясь за свою жизнь, начал репрессии против бывших сподвижников. Мамлюки Бахри были обвинены в заговоре против султана, и в шабане 653 года (сентябре-октябре 1255 года) был казнен Фарис-ад-дин Актай Джамдар ("кравчий"), объявленный главой заговорщиков. «И Бахри пришли в замешательство и устроили шествие числом около семисот. А когда была брошена им голова Актая, они рассеялись и сговорились отправиться в Сирию. И были тогда их предводителями Бейбарс Бундукдари, Калаун Алфи, Сункур Ашкар, Бисри [Бейсары], Тарамак и Танкиз [Тенгиз]». Местопребыванием изгоев стали Дамаск и Карак. Айбек продержался на троне до 1257 года, когда был зарезан евнухом султанши в бане, якобы по поручению Шаджар ад-Дур, недовольной его новой женитьбой на дочери эмира Мосула. Это убийство, а следом и расправу над Шаджар ад-Дур организовал, по всей видимости, Кутуз ал-Музаффар Сайф-ад-дин Муиззи, состоявший при султане Айбеке ал-Муизз-ад-дине ат-Туркмани с 1252 года в должности наиба – заместителя, откуда его дополнительное имя Муиззи. Мы уже упоминали, что Кутуз представлялся племянником хорезмшаха Джалал-ад-дина. Он был пленен монголами и продан в Дамаске, служил в гвардии султана ас-Салиха Айюба, после его смерти перешел в распоряжение Айбека и под началом земляка быстро сделал карьеру, вплотную приблизившись к трону. После спектакля с убийством в бане заместителю султана ничего не стоило расправиться и с султаншей, на сей раз руками изгнанной из дворца мосульской принцессы и ее служанок, которые, по официальной версии, в отместку забили султаншу до смерти своими деревянными башмаками. Не только мамлюки, но весь Каир, весь Египет поверил в правдивость разыгранной пьесы, и народная молва до сих пор пересказывает и перечитывает натуралистически представленную картину пошлого преступления и не менее мерзкого, но справедливого возмездия. Но обрести трон Кутузу удалось не сразу. У Айбека был престолонаследник – 15-летний Али ал-Мансур Нур-ад-дин. И Кутуз остался при нем наибом, фактическим правителем Египта, подчинив себе заодно личную гвардию юного султана. Следует помнить, что все эти султаны из тюркских невольников не приветствовались Айюбидами, придержавшими власть в Сирии и время от времени пытавшимися с помощью некоторой части бежавших туда многочисленных мамлюков ас-Салиха Айюба изгнать самозванцев. По мнению некоторых, в 1257 и в 1258 гг. их безуспешные набеги на Египет возглавлял эмир Бейбарс. Стремясь узаконить свою фактическую власть, Кутуз, во-первых, репрессировал сочувствующих и сомневающихся, а затем, под предлогом, что Египту по причине угрозы со стороны монголов необходим зрелый император-полководец, добился отстранения малолетнего султана и в конце 1259 года обрел всю полноту власти де-юре. К этому моменту Дамаск уже был под монголами, а мамлюкская армия эмира Бейбарса и его сподвижников передислоцировалась из Сирии в Египет и на взаимовыгодных условиях вернулась на службу к султану.

Мамлюкские всадники начала XIV века

Очень важный эпизод из жизни Бейбарса, относящийся к моменту его возвращения из Сирии в Египет, описывают армянские авторы. Григор Акнерци, более известный как инок Магакия (Малахия), сообщает следующее: «...когда татары взяли Багдад, в нем находились два невольника султана египетского, Фендухтар и Схур, которые по взятии города тотчас сели на коней и поскакали по направлению к Египту. Татары погнались за ними во весь опор. Фендухтар носил уже в то время бороду и сидел на плохой лошади, а Схур был еще мальчиком и имел превосходную лошадь. Заметив, что их догоняют, Схур слез со своей арабской лошади, дал ее Фендухтару, а сам, сев на плохую лошадь, сказал ему: «Садись на хорошую лошадь и беги! Я молод; меня если и схватят, то не убьют, а сделают невольником; ты же спасайся и выкупи меня, когда у тебя будут средства!» Тотчас нагнали их татары, схватили Схура и сделали его невольником. А Фендухтар, которого не могли догнать, потому что у него была превосходная лошадь, успел бежать в Египет. Как только он прибыл в Египет, там умер султан, и Фендухтар возведен был в султанское достоинство».

Смбат Спарапет ошибочно относит это событие к взятию Халеба, транскрибируя имя Бейбарсова друга несколько иначе – Снгурашхар. Вот его изложение, раскрывающее ситуацию, благодаря которой армяне узнали об этом случае из жизни султана Бейбарса:

«...он [султан Бейбарс] имел храброго любимого друга, который вместе с ним находился под властью халебского султана. Когда Хулагу-хан вторгся и разрушил Халеб, оставшиеся в живых обратились в бегство. Когда они бежали вместе со своим другом Бейбарсом, который впоследствии стал султаном, изнуренный конь Бейбарса приустал, тогда его друг сошел со своего ретивого коня и посадил на него Бейбарса, а сам отстал от своих, вследствие чего войска хана захватили его в плен и увели на Восток.

Бейбарс уехал в Египет и ему впоследствии повезло – он стал султаном Египта.

Но когда армянский парон Левон попал в плен к Бейбарсу, последний, будучи осведомлен о дружественных отношениях Гетума с Абага-ханом, решил воспользоваться этим и освободить своего доброжелателя-друга, если он еще жив и, возможно, его найти.

Тогда султан сказал представителям царя, которые прибыли к нему: «Передайте царю, чтобы он освободил моего друга из рук народа стрелков и привел его ко мне, тогда я освобожу его сына Левона».

Узнав об этом, царь сразу же подготовил подарки, чтобы взять на Восток, преподнести их Абага-хану и попросить об освобождении (пленника).

В этом году царь Гетум отправился на Восток к Абага-хану и попросил его освободить друга султана Бейбарса, имя которого было Снгурашхар. Хан обещал освободить его в том случае, если он найдется. Царь по разрешению (хана) начал поиски, но не нашел Снгурашхара. Он с грустью вернулся в свою страну и отправил султану сообщение, что не нашел его, и султан промолвил: «Если его не привезете, то сына царя не освобожу».

В этом же году армянский царь Гетум, посоветовавшись со своими родственниками, решил опять отправить сына Спарапета, боголюбивого князя Левона к Абага-хану для повторных розысков Снгурашхара. Когда Левон прибыл к хану, чтобы искать Снгурашхара, он попросил разрешения на поиски в армиях, расположенных в далеких и близких местах. Хан разрешил и дал для сопровождения своих воинов. Они начали поиски, нашли Снгурашхара и с большой радостью возвратились в Киликию. Прибыв в столицу Сис, они отправили благовестников к султану известить о том, что нашли того, кого он желал. А султан в это время со своим войском двинулся на город Триполи и там причинил много неприятностей городу. Затем он взял свои войска и без перерыва, день и ночь, в течение пяти дней, пришел до знаменитого города Антиохии и внезапно напал на него. После четырехдневной битвы он взял этот город в субботу, 6 мая. Никто не может рассказать ни о тех многих убийствах, которые совершились там, ни о несметных сокровищах, ни о многочисленных пленных, которых увели с собой в Египет. Но из армян немногие погибли там, ибо султан отпустил армян в страну Киликийскую, отпустил он также и Спарапета антиохийского со всей семьей в страну Киликийскую. Говорят, что по его подстрекательству выдали город султану. Истину может знать только бог.

Когда султан проезжал через Антиохию по пути в Египет, он отправил послов к царю Гетуму и просил дать заложников за его сына Левона, чтобы его освободить, и тогда он увидит сына Левона, когда отправит к султану его друга Снгурашхара. Царь без промедления так и сделал; в качестве заложников он отправил своих племянников Ошина, сына сестры, и Раймонда, сына брата, а также Васака, владетеля Чанча, сына Константина Тагавораайра (букв. «отца царя»).

По прибытии их к султану армянский парон Левон был тотчас освобожден и с большими подарками возвратился в страну Киликийскую. Страна армянская с ликованием вышла ему навстречу. После этого Снгурашхара в сопровождении князя Левона, сына Смбата Спарапета, отправили к султану. Когда султан увидел его (своего друга), он очень обрадовался и дал большие подарки князю Левону и вместе с ним освободил заложников, которые с многочисленными подарками возвратились в свою страну.

А в году 720 (1271) 6 января в столице Тарсе в святой Софии короновали сына царя Гетума – Левона – царем Армении... В этом же году египетский султан Бейбарс Пундуктар выступил на страну Киликийскую, но царь Левон навстречу ему отправил послов, которые уговорили [султана] возвратиться в Египет».

Схур, или Снгурашхар – это, конечно, Сункур Ашкар, или ал-Ашкар (тюрк. sunkur, sunkar "сокол", араб. سنقرآلاشقر "сокол рыжий"), далеко не мальчик и не юноша, а один из видных воинов-мамлюков, бежавших вместе с Бейбарсом из Египта в Сирию в 1255 году (см. выше).

Здесь мы подошли к пункту биографии Бейбарса, когда его личная судьба становится столь значимой, что налагает неизгладимый отпечаток на судьбы народов огромного региона – от Туниса на Западе и Нубии на юге до Черного моря и Кавказа на севере и Ирана на востоке. Обрисуем вкратце историческую ситуацию в Средиземноморье этого периода и динамику взаимоотношений между главными политическими силами оспариваемого ими пространства.

Священная Римская империя, в которой каждый – король, герцог, граф – мнил себя самодержцем, интригуя и воюя с другими властителями и торгуясь со сменявшими друг друга понтификами, проваливала один крестоносный поход за другим, принося на алтарь так называемой священной войны все новые и новые неоправданные жертвы.

Византия, уставшая от усобиц между претендентами на царскую корону, сдавала позиции как перед напиравшими с востока сельджуками, так и перед сборищами возглавляемых венецианцами крестоносцев, отнюдь не торопившимися заниматься освобождением Святой земли, но изрядно преуспевших в разрушении Константинополя и разграблении страны.

Киликийское Армянское государство Рубенидов, основанное в 1080 г., которое с трудом держалось, борясь против Византии, сельджуков и арабов, пыталось обрести спасение, обратившись за покровительством к новоявленным ильханам Ирана – монголам, часть которых, в том числе из верхов, формально придерживалась несторианского христианства.

Династия Айюбидов (1171-1250), контролировавшая Египет, Сирию, Месопотамию и Южную Аравию после падения династии Фатимидов (999-1171), с каждым годом слабела, теряя свою мощь вследствие многолетней борьбы с крестоносцами, династических распрей и попыток местных эмиров укреплять свои автономии. Мало того, мусульманское государство раздирали еще и внутрирелигиозные междоусобицы. В 1094-1095 гг., когда фатимидский халиф Мустансир назначил своим преемником не старшего сына Абу Мансур Низара, а младшего – Абу-ль-Касим Ахмада, в исламе произошел очередной раскол – на этот раз среди исмаилитов-шиитов. Сторонники Абу Мансур Низара, объявив истинным его халифом, образовали секту низаритов, а сторонники Абу-ль-Касим Ахмада – секту мусталитов. Позже из числа низаритов выделилась основанная персом Хасаном ас-Саббахом (ум. в 1124 г.) секта ассасинов (то ли от имени этого Хасана, то ли от араб. хашшашин «употребляющие гашиш»), которую затем возглавил Шайх ал-Джабаль, титулованный «Горным Старцем». Он опирался на «верховных проповедников» и «обреченных», смертников, готовых погибнуть, слепо исполняя приказ. Террор, в частности против крестоносцев, стал одним из ключевых направлений политики ассасинов Сирии при Горном Старце Рашид-ад-дине ас-Синане (ум. 1192). Коварные тайные и жестокие убийства стали основным методом политической борьбы ассасинов против соперников, по причине чего их собственное наименование (assassin) вошло в европейские языки с нарицательным значением убийцы-заговорщика и террориста. Из горной крепости Аламут (к северо-западу от иранского города Казвин), захваченной Хасаном в 1091 г., воинственные ассасины продвинулись во многие мусульманские области, создав цепь укрепленных горных фортов в северном Иране и Сирии, где их главным оплотом стала неприступная горная крепость Масйаф.

Этой ситуацией воспользовался внук Чингисхана Хулагу (1217-1265), дисциплинированная и прекрасно вооруженная армия которого, составлявшая 1/5 всего монгольского войска, с завидной методичностью одолевала одно западное государство за другим, безжалостно истребляя местное население, сея страх и ужас своей беспримерной жестокостью, заставляя цепенеть всех и вся в предчувствии неотвратимой кровавой расправы. Армяне в какой-то мере все-таки спаслись, заранее приняв монгольское иго. Другие не сразу проявили повиновение – и поплатились. И только две силы дерзнули оказать сопротивление – строптивые исмаилиты-ассасины и нарождающаяся держава египетских мамлюков. Первые, защищались самостоятельно, обороняя каждый город в отдельности и продержались недолго. В 1256 году сорок иранских крепостей ассасинов, начиная с Аламута, были уничтожены войсками Хулагу – к сомнительному и незавидному восторгу правоверных мусульман: два года спустя монголы взяли столицу халифата Багдад, несметные толпы изнуренных осадой людей, вышедших из города, чтобы сдаться, были уведены подальше с глаз и скрытно казнены, город был предан резне, насилию и грабежу, захватчики не помиловали ни мужчин, ни женщин, ни стариков, ни детей, и только уцелевшие местные христиане, по просьбе жены Хулагу, несторианки Тохуз-хатун, были напоследок пощажены, а последнего халифа из династии Аббасидов – ал-Мустасима (1242-1258), сдавшегося на милость победителей вместе с двумя сыновьями, имамами и вельможами и отдавшего им все свои сокровища, по одним сведениям, бросили «под ноги войску» , а по другим – задушили изощренным монгольским способом, без пролития крови – «завернули в ковер и трясли до тех пор, пока он не умер; монголы верили, что, если бы хоть одна капля его крови упала на землю, был бы потрясен весь мир», а по сведениям армянских историков Хулагу убил его собственноручно: «Собственными руками он убил халифа Мустасара».

Мамлюки Египта, рабы-воины, обретшие безграничную власть, оказались монгольским агрессорам не по зубам. Отчасти – потому, что вооружились разумной идеей объединения мусульманского мира, отчасти – благодаря тому, что их лидер Бейбарс, то воевавший, то договаривавшийся с крестоносцами, предугадал исподволь надвигающийся распад государства Чингизидов, обусловленный жестокой и бескомпромиссной борьбой за высшую власть в теряющей управляемость империи, и воспользовался расколом между Берке, своим союзником, и ильханом Ирана Хулагу, своим наиболее опасным врагом.

Доспехи мамлюкских всадников XVI века

1260 год оказался переломным. Хулагу, упрочив свою власть в Закавказье, «приказал собрать по два человека из каждого десятка своих войск и под предводительством Кит-буги отправил их на Алеппо и Дамаск. Взяв Алеппо, татары беспощадно умертвили жителей города, часть их увели в неволю и набрали при этом много добычи. Сам Гулаву [= Хулагу] тайно следовал за войском. Узнав о взятии Алеппо, жители Дамаска сдали город и городские ключи лично Гулаву-хану. В то время город Иерусалим и святой гроб со времен султана Саладина находились во власти таджиков (мусульман). Узнав о том, Гулаву-хан пошел на Иерусалим, взял его, и, войдя в храм святого Воскресения, поклонился святому гробу. После того он с миром воротился в восточную страну. Между тем татарский предводитель Кит-буга, не приняв мер предосторожности, зашел в неприятельскую землю на 10 дней пути ниже Иерусалима. Узнав о том поганые и нечестивые Египтяне с большими силами напали на татар, частью истребили их, частью обратили в бегство, многих взяли в плен, и вслед за тем отняли у татар Иерусалим, Алеппо, Дамаск. Все это было совершенно ими с помощью франкских рыцарей, которые в то время еще не заключали союза с татарами».

После разгрома монгольской армии нойона Кит-буги, сына Хулагу, при Айн-Джалуте эмир Бейбарс – вместе с троном султана – получил следующее и последнее свое имя, на сей раз титульное – ал-Малик аз-Захир («царь-победоносец»): 15 зу-л-када 658 года/23 октября 1260 года Бейбарс и пятеро других заговорщиков убили Музаффара Кутуза, и мамлюк Бейбарс облекся властью султана.

Этот эпизод и последующие дела Бейбарса современный ему сирийский писатель и ученый Абу-ль-Фарадж, известный под литературным именем Григорий Иоанн Бар-Эбрей (1226-1286), излагает одним абзацем, как и деяния сотен правителей до него: «Кутуз (Ḳôtâz), убив Кит-Бугу, получил власть над Дамаском, и над Алеппо, и над всей Сирией, и назначил в каждый город своего губернатора и судью. И снял свой лагерь, чтобы отправиться в Египет и, подготовив армию, выступить снова, дабы вступить в сражение с основными силами татар. И когда он, следуя своим путем, прибыл в окрестности Газы, Бейбарс [Baibarz] по прозвищу Бундукдар-Младший, раб Бундукдара-Старшего, напал на него и убил его. И, придя в Египет, провозгласил себя правителем, и назвали его Малик Захир Рукн-ад-дин. И в это время эмир Синджар [Sinjâr] по прозвищу Ала-ад-дин, сын Бадр-ад-дина, эмир Мосула, сбежал к нему, и он отдал ему Алеппо. И христиан Побережья постигли большие бедствия от Бундукдара, и это продолжается до сего дня, поскольку он овладел всеми их крепостями, и только Акка, и Триполи, и Тир остаются за ними».

Арабские писатели, напротив, более подробны и в живописании этого сражения и этого убийства, и в трактовании его причин, и в повествованиях о многочисленных военных походах и битвах, о государственных делах и заботах нового султана о благосостоянии страны, культуре народа и его духовности.

Египетскими войсками в битве при Айн-Джалуте руководил лично султан Кутуз. Бейбарс командовал авангардом и ко времени подхода основных сил разбил монгольский отряд под Газой. Вначале битвы левое крыло египтян под натиском монголов подалось назад. В этот критический момент султан сам возглавил атаку, и воодушевленные его геройским примером египтяне стремительно ринулись вперед и вынудили противника бежать. Монгольская армия была разгромлена. Кит-буга, по одним источникам, был убит в сражении, по другим – взят в плен и без проволочек казнен Кутузом, по некоторым же – убит в поединке Бейбарсом. Остатки монгольского войска покинули Сирию.

О значении этой победы Кутуза, восторгаясь мамлюками из числа кыпчаков, лучше всех написал Ибн Фадлаллах ал-‘Умари в сочинении «Масалик ал-абсар фи мамалик ал-амсар» («Пути взоров по государствам разных стран», или «Пути обозрения государств с крупными городами», другое название – «Та’рих ал-мулук», т.е. «Хроника царей»), написаннном после 741/1340 г.:

«Тюрки этих стран (Хорезма и Кыпчака), говорю я, один из лучших родов Тюркских по своей добросовестности, храбрости, избеганию обмана, совершенству своих станов, красоте фигур и благородству своих характеров. Из них состоит большая часть войска Египетского, ибо от них происходят султаны и эмиры его (Египта) с тех пор, как ал-Малик ас-Салих Наджм ад-дин Аййуб, сын ал-Малик ал-Камила, стал усердно покупать Кипчакских невольников. Потом господство перешло к ним. Цари из них чувствовали склонность к своим родичам и хлопотали об усилении числа их, так что Египет заселился и стал охраняемым ими со всех сторон. Из них были светила (букв. луны) государевой свиты, председатели собраний, предводители войск и вельможи земли его (Египта). Мусульманство прославляет их подвиги в защиту веры, и они за дело Аллахово воевали со своими родичами и соплеменниками, причем не отклоняло их от этого дела сострадание к соплеменникам и не останавливало их в деле Аллаховом хуление порицателей. Достаточно указать на первую победу, одержанную ими в сражении при ‘Айн Джалуте, когда выступил ал-Малик ал-Музаффар Кутуз, владыка Египта, в 658 году (1260 г.) да разбил при Айн Джалуте войска Хулаку, и Хулаку ушел от Халаба вспять. Войско Египетское исполнило то, что были не в силах сделать цари разных стран земли, несмотря на усилия султана Джалал ад-дина Мухаммада, сына Хорезмшаха, – да смилуется над ним Аллах! – сражавшегося до самой смерти своей, а ведь войско Египетское по отношению к войскам Джалалийским было ничто иное, как точка в отношении к кругу, как глоток в отношении к морю. Да, Аллах поддерживает своей помощью, кого он захочет, и «как часто малая рать побеждала великую с соизволения Аллаха; Аллах заодно с твердыми» (Коран 2: 250).

В сирийские города Кутуз назначил губернаторов, в первую очередь – из не подчинившихся монголам и бежавших в Египет эмиров и принцев. При этом, пост губернатора Алеппо, обещанный перед битвой эмиру Бейбарсу, был отдан мосульскому принцу Малику ас-Саиду, сыну Бадр-ад-дина Лулу, эмира Мосула. По общепринятому мнению, именно эта неожиданная перемена оказалась роковой для Кутуза. Бейбарс, заподозрив опасность, вместе с другими мятежниками затеял заговор с целью убийства султана.

Версий несколько. Вот одна из них. «На полпути между эль-Кусеимой Кутуз отклонился от пути, чтобы поохотиться. Заговорщики следовали за ним, пока не увидели, что он оставлен без присмотра. Тогда Бейбарс приблизился к Кутузу и обратился с просьбой, которая тут же была удовлетворена. Якобы в благодарность за оказанную милость он взял правую руку султана, чтобы поцеловать. В это мгновение один из шести ударил Кутуза по шее саблей, второй свалил его от лошади, третий пронзил его тело стрелой, и Бейбарс последним ударом отнял жизнь у султана. И произошло это 25 октября 1260 года. Убийцы оставили тело Кутуза на месте, где он умер, и поспешили в лагерь Салахийя. Они вошли в шатер султана и немедленно приступили к возведению на престол Балабана, эмира, самого значительного среди них. Тут явился Фарис-ад-дин Актай, атабек, и спросил, что они делают.

«Этот человек занимает место султана», – сказали они и указали на Бильбана.

«Как поступают тюрки в подобных случаях?» – спросил Актай.

«Убивший преуспевает», – ответили они.

«Кто убил султана?»

«Этот человек», – сказали они, указывая на Бейбарса. Атабек взял Бейбарса за руку и возвел его на трон.

«Я восседаю здесь именем Всевышнего, – сказал Бейбарс. – Теперь принесите мне присягу».

«Прежде обязаны поклясться Вы, – сказал атабек, – выразить им свою приверженность и распорядиться об их продвижении».

Новый султан принес надлежащую присягу и поклялся им в преданности, и затем все остальные принесли клятву верности.

После этого неожиданного возведения на престол Бейбарс направился в Каир, куда прибыл только в полночь. Город был украшен повсеместно во имя Кутуза, освободителя ислама. Люди томились и ожидали увидеть своего достославного правителя, чтобы радоваться и ликовать победе правоверных. Каково же было их удивление и изумление, когда глашатаи на рассвете обходили Каир и кричали: «O люди, молитесь Аллаху ниспослании милосердия к душе ал-Музаффара Кутуза, и просите о покровительстве аз-Захиру Бейбарсу, вашему новому султану». Все были в большом испуге, поскольку боялись Бахри и их тирании».

«По Макризи, – пишет М. Зобернхайм, – о Кутузе, который непомерно повысил налоги на армию, но задерживал выплату довольствия мамлюкам, никто не сожалел. А Ибн Тагрибирди рассказывает иначе. Тело Кутуза оставалось лежать непогребенным три дня. Затем мамлюки Кутуза перенесли его в Кузаир и похоронили с почестями. Могила Кутуза стала местом паломничества, и приходящие горько оплакивали убиенного султана. Поэтому Бейбарс приказал тайно перезахоронить его, чтобы никто не знал, где это место. И постепенно о нем совершенно забыли».

Свой краткий очерк о Бейбарсе мы завершаем подробной цитатой, дословной, с сохранением написаний, из «Книги поучений и назиданий» Абу-ль-Аббаса аль-Макризи, в которой подводится итог всесторонней деятельности султана Бейбарса, особенно – созидательной.

«Бейбарс малик Захир Рукн ад-дин Бундукдари был одним из мамлюков Бахри, которых во множестве приобрел султан малик Салих Наджм ад-дин Аййуб ибн малик Камиль Мухаммед ибн Адиль Абу Бакр ибн Аййуб и поселил в крепости Рода. Вначале он был мамлюком эмира Ала ад-дина Айдакина Бундукдари, а когда на этого эмира разгневался малик Салих, то отобрал у него мамлюков, и в том числе этого эмира Бейбарса, а это было в 644 году (то есть в 1246/1247г.), и поместил его в число джамдария. И находился Бейбарс у него на службе, пока в шабане 653 года (то есть в сентябре-октябре 1255 г.) не был убит Муиззом Айбеком Туркмани ал-Фарис Актай Джамдар. И Бахри пришли в замешательство и устроили шествие числом около семисот. А когда была брошена им голова Актая, они рассеялись и сговорились отправиться в Сирию. И были тогда их предводителями Бейбарс Бундукдари, Калаун Алфи, Сункур Ашкар, Бисри, Тарамак и Танкиз.

И отправились они к правителю Сирии малику Насиру, и Бейбарс находился в Сирии, пока не был убит Муизз Айбек. И после него стал править его сын Мансур Али, но он был схвачен наместником эмиром Сайф ад-дином Кутузом, который сам вступил на трон государства и принял титул «Малик Музаффар». И прибыл к нему Бейбарс, и Музаффар Кутуз пожаловал ему чин эмира.

И когда Кутуз отправился навстречу татарам и победил их, то едва прибыл в Дамаск, как ему донесли, что эмир Бейбарс порицает его, изменил свое отношение к нему и стремится свергнуть его. И Кутуз поспешил вернуться из Дамаска в Египет.

И он затаил ненависть к Бейбарсу, о чем знала его свита. И узнал об этом Бейбарс и возымел отвращение к Кутузу, и каждый из них чуждался другого, боясь за себя, и выжидал случая [для нападения]. И Бейбарс выступил первым, сговорившись с эмирами Сайф ад-дином Балабаном ар-Рашиди, Сайф ад-дином Бидганом ар-Рукни по прозванию «Смертельный яд», Сайф ад-дином Балабаном ал-Харуни и Бадр ад-дином Анасом ал-Исбахани...

А Кутуз отклонился от [намеченного] пути и отправился на охоту. И, приговорив его, они [эмиры] примкнули к нему, и при возвращении Бейбарс со своими сторонниками находился с его левой стороны. И Бейбарс попросил у него рабыню из пленных татар, и тот подарил ему ее. И Бейбарс выступил вперед, чтобы поцеловать его руку, а это был условный знак для его сподвижников. И когда они увидели, что Бейбарс схватил султана Музаффара Кутуза за руку, выступил эмир Бактут джукандар и ударил его в свою очередь мечом по плечу, а эмир Анас схватил его и сбросил с коня на землю. И выстрелил в него Бахадар ал-Магриби и убил его, и это произошло в субботу пятнадцатого зу-л-када 658 года (тo есть 23 октября 1260 г.).

И отправились они в галерею на совет, и выбор пал на эмира Бейбарса. И подошел к нему Актай-мустариб джамдар, по прозванию «Атабек», и поклялся ему, и принес присягу, а затем остальные эмиры, и дали ему титул «Малик Захир», и это происходило во дворце.

А когда завершилась присяга, и все эмиры дали клятву, эмир Актай-мустариб сказал ему: «О, друг! Не может считаться законченным дело твоего избрания, пока ты не прибудешь в Каир и не поднимешься в цитадель!» И тот тотчас же отправился в крепость, и с ним были эмир Калаун, эмир Балабан ар-Рашиди и эмир Билбак хазиндар, и встретил их на пути эмир Изз ад-дин Айдамур Халеби – заместитель на время отсутствия Музаффара Кутуза. И вышел он навстречу Бейбарсу, и ему сообщили о случившемся, и присягнул он, и повел всех ко дворцу.

И стояли они у ворот, пока не настала ночь, а затем вошли в них. А Каир был украшен по случаю прибытия султана малика Музаффара Кутуза, и люди радовались поражению татар и возвращению султана, и не обратили внимания на прибывших, и узнали обо всем лишь на рассвете. И факельщики стали призывать народ молиться о ниспослании милосердия малику Музаффару и признать своим султаном малика Захира Бейбарса...

А девятого раджаба (то есть 9 июля 1261 г.) к султану прибыл из Багдада имам Абу-л-Аббас Ахмед, сын аббасидского халифа Захира. И султан со своим войском встретил его чрезвычайно милостиво, приветствовал и поместил во дворце. И все эмиры, предводители, судьи, улемы и шейхи предстали в колонном зале дворца перед Абу-л-Аббасом, и султан почтил Захира, не садясь ни на скамью, ни на трон. И присутствовали при этом пришедшие из Ирака арабы и слуги из багдадских евнухов. И засвидетельствовали они, что Аббас Ахмед – сын халифа Захира, сына халифа Насира... и была утверждена его нисба «Абу-л-Аббас Ахмед», которую поставили в начале [его имени] и дали ему титул «Имам Мустансир Биллах». И присягнул ему Захир на книге Аллаха и сунне пророка его...

И когда церемония присяги закончилась, Мустансир Биллах утвердил султана малика Захира во владении странами ислама и теми землями неверных, которые будут им завоеваны. И люди приносили клятву Мустансиру согласно их рангам, и было написано в провинции о необходимости принесения клятв и произнесения хутбы с кафедр на его имя и о выпуске монет в Египте с его именем и именем малика Захира.

А когда наступила пятница семнадцатого раджаба (то есть 17 июня 1261 г.), халиф прочел проповедь перед собравшимися в мечети в цитадели; а в понедельник четвертого шабана (то есть 4 июля 1261 г.) султан совершил шествие к шатру, разбитому для него в большом саду за Каиром. И были вручены ему халифские одежды – черная джубба и чалма с драгоценностями и золотое ожерелье, и опоясался он арабским мечом, и сидел в большом собрании в присутствии халифа, везира, всех судей, эмиров и свидетелей. И кадий Фахр ад-дин ибн Локман, писец тайных дел, поднялся на кафедру и прочел грамоту об утверждении султана правителем его страны, подписанную тем, кто ее пожаловал. Затем султан в ожерелье и почетных одеждах вышел из Баб ан-Наср и пересек Каир, украшенный ради него. И его сподвижник Баха ад-дин ибн Ханна нес эту грамоту перед султаном на своей голове, а эмиры шли впереди него пешими, и был памятен этот день.

И султан стал снаряжать халифа для похода на Багдад, и назначил к нему в услужение евнуха Баха ад-дина Сандала ас-Салхи Шарабийа и эмиров... и выделил ему казну и хранилище и около сорока мамлюков... и пожаловал ему кладовые для кушаний, напитков и ковров, а также назначил имама, муэззина и других должностных лиц. И дал ему в услужение пятьсот всадников, и дал владельцам икта в Ираке разрешение отправиться с ним [халифом], куда он пожелает.

И прибыли малик Салих Исмаил, правитель Мосула, сын Бадр ад-дина Лулу, и его братья: малик Муджахид, Сайф ад-дин Исхак, правитель Джазиры, и Музаффар. И султан приветствовал их и утвердил за ними то, что было у них в руках, и написал им грамоты, определив их на службу к халифу. И шестого шаввала (то есть 2 сентября 1261 г.) отправился халиф в Дамаск, и при нем был султан. И султан расположился в крепости, а халиф поселился у гробницы Насирия на горе Салихия; и сумма, полученная халифом от султана, достигла 1060 тысяч динаров. И вышел он [халиф] из Дамаска тринадцатого зу-л-када (то есть 9 октября 1261 г.) и с ним эмиры Балабан ар-Рашиди и Сункур ар-Руми и военный отряд; султан приказал им сопровождать халифа до Евфрата, а после переправы через Евфрат войско должно было оставаться на западном берегу, в стороне Халеба, и наблюдать за действиями халифа, и в случае надобности поспешить к нему.

И направилось войско в Рахбу, и остались там дети правителя Мосула, рассеявшись по своим владениям. И дошло оно до Машхада Али, и встретило имама Хакима Бимриллаха, у которого был вспомогательный отряд из семисот туркменских всадников. Но туркмены отделились от него, и Хаким явился к Мустансиру с изъявлением покорности, и тот приветствовал его и поселился вместе с ним. И отправились они совместно, и прибыли в Хадису, а оттуда в Хит, и третьего мухаррама 660 года (то есть 28 ноября 1261 г.) произошла там схватка с татарами, в которой погибло много сподвижников его [халифа]; Хаким с группой воинов бежал, а Мустансир погиб, но точных известий об этом не было.

А Хаким явился в цитадель, и султан, и народ принесли ему присягу; и остался он в Египте, в башне ал-Кабш, и он – дед ныне здравствующего халифа.

А в году шестьдесят шестом (то есть 1267/1268 г.) Захир назначил в Египте четырех судей: шафиита, маликита, ханифита и ханбалита, и такое положение сохраняется и до сего дня.

И случилась в Мисре большая дороговизна, и не хватало зерна. И собрал султан бедняков, пересчитал их и взял себе пятьсот бедняков для прокормления, и пятьсот бедняков – для своего сына Сайда Берке-хана, и для заместителя Билбака хазиндара триста бедняков, а оставшихся разделил между всеми эмирами и приказал выдавать каждому человеку ежедневно два ратля хлеба. И после этого не видно было в городе ни одного бедняка, просящего милостыню.

А третьего шаввала шестьдесят второго года (то есть 29 июля 1264 г.) султан вручил султанские знаки отличия своему сыну Саиду Берке и сам, идя впереди его, пересек Каир от Баб ан-Наср до цитадели, а перед ним шли пешие воины, и город был украшен. И устроил султан в этот день игру в поло на праздничной площади за Баб ан-Наср. И малик Саид совершил обряд обрезания, а с ним 1645 юношей из детей людей, не считая [всех] детей эмиров и воинов. И было приказано выдать каждому юноше из этого числа соответствующую одежду, сто дирхемов и баранью голову. И было большое празднество, и был отменен откуп на пиво и подобное ему.

И было приказано в 63 году (то есть 1264/1265 г.) сжечь нескольких христиан, но за них заступились; с христиан взыскали 50 тысяч дирхемов и оставили их в покое.

А в 64 году (то есть в 1265/1266 г.) была отвоевана крепость Сафад и войско направилось в Сис под предводительством эмира Калауна ал-Алфи, и были осаждены Айас и несколько крепостей.

В году 65 (то есть в 1266/1267 г.) в Египте был уничтожен откуп на гашиш и завоеваны Яффа, Шакиф и Антиохия.

А в году 67 (то есть в 1268/1269 г.) [султан] совершил хаджж, и шел он через Газзу в Карак, а оттуда в Святой город. И покрыта была Ка‘аба принесенным покрывалом, и направился он в Дамаск...

И прибыл он в Египет в году 68, а в 70-м прибыл в Дамаск, но в 71-м вернулся в Египет... (имеются в виду 1269–1273 гг.).

И дошел он до цитадели и вернулся в Дамаск, и отсутствие его длилось одиннадцать дней, и находившиеся в Дамаске не знали о его отсутствии, пока он не вернулся. Затем он быстро вышел из Дамаска с намерением неожиданно напасть на татар и перешел Евфрат, а впереди него были Калаун и Бисри. И он внезапно ринулся на татар и убил многих из них, и Бисри преследовал их до Саруджа, и султану подчинилась Бира.

А в году 72 (то есть в 1273/1274 г.) была в Египте чума, и от нее погибло множество людей.

А в году 73 (то есть в 1274/1275 г.) султан совершил поход на Сис и занял множество крепостей.

А в году 74 (то есть в 1275/1276 г.) Саид, сын султана, женился на дочери эмира Калауна. А войско отправилось в Нубию и сражалось с ее царем, и многие из нубийцев были убиты, а остальные бежали.

А в году 75 (то есть в 1276/1277 г.) султан отправился на борьбу с татарами и напал на них в Альбистане, и к ним присоединились румийцы, и потерпели они поражение, и многие из них были убиты. И султан взял Кайсарию и расположился там во дворце. Затем он отправился в Дамаск, заболел там поносом и ослабел, и умер от него в четверг, девятнадцатого мухаррама 676 года (то есть 22 июня 1277 г.).

И было ему около пятидесяти семи лет, и правил он семнадцать лет и два месяца. И был он государем воинственным, жестоким... предводителем, быстрым в движении на коне. И осталось после него трое сыновей: Саид Мухаммед Берке-хан, который правил после него, Саламыш, который тоже правил, Масуд Хадар и семеро дочерей. И был он высокого роста и приятной наружности.

И отвоевал Аллах его руками захваченные франками Цезарею, Арзуф, Сафад, Табарию, Яффу, Шакиф, Антиохию, Баграс, Кусайр, Хисн ал-Акрад, Карин, а также крепости Акку, Сафиту, Маракию и Халбу. И отнял он у франков Маркаб, Баниас, Антартус, а у правителя Сиса – Дарбасак, Даркуш, Талмиш, Кафардин, Раабан, Марзабан, Куник, Адану и ал-Масису. И подчинены были ему мусульманские города: Дамаск, Баальбек, Аджлун, Босра, Сархад, Салт, Химс, Тадмур, Рахба, Телль-Башар, Сахиун, Балатунус и крепости Кахф, Кадмус, Улайка, Хаваби, Русафа, Масиаф, Кулайа, Карак и Шаубак, и занял он Нубию и Барку.

И починил он святой храм и купол ас-Сахра в Иерусалиме, и увеличил вакфы Халила (мир ему!), и возвел плотину Шабрамнат в Гизе, вал в Александрии и минарет в Розетте, засыпал устье дамиеттского рукава, ибо русло его было неровным, и соорудил корабли.

И восстановил он крепости в Дамаске, Субейбе, Баальбеке, Салте, Сархаде, Аджлуне, Босре, Шейзаре, Химсе.

И возвел в Каире медресе между дворцами и большую мечеть в Хусинии, за Каиром.

И углубил он древний канал в Александрии, принимая сам участие в этом, и разбил там селение Захирия; и был выкопан канал Ушмум Танах эмиром Балабаном Рашиди, и восстановлена мечеть ал-Азхар в Каире, и возобновлена там хутба, и возделана область Саидия в Шаркийи, в Египте, и возведен дворец ал-Аблак (Перестроен. – А.Г.) в Дамаске, и сделано многое другое.

А когда он (Бейбарс) умер, эмир Бадр ад-дин Бильбак (Бильбек. – А.Г.) скрыл это от войска, и положил его в ящик, который повесил в одном из помещений дамасской крепости, представляя дело так, что султан болен, и повелел врачам присутствовать, как обычно. И устроил он шествие с участием войска, и взял с собою сокровища и носилки, чтобы заставить людей думать, что в них находится больной султан. И никто не осмеливался говорить о смерти султана, и двигалось шествие, пока не достигло египетской цитадели, и тут стало известно о смерти султана, да будет милостив к нему Аллах!».

Биографы романтического склада предпочитают версии, по которым наш герой не мог покинуть мир столь же неприглядным образом, как и король Франции Луи IX, умерший в 1270 г. от дизентерии, вместе со всем своим войском, едва высадившись в Тунисе, в самом начале своего второго и последнего Крестового похода.

По одним, Бейбарса отравил кто-то из дамаскских Айюбидов.

По другим, Бейбарс, желая избавиться от кого-то из сирийских Айюбидов, велел добавить ему в питье яд, но по оплошности выпил сам.

По третьим, Бейбарса отравил его единоплеменник и преданный соратник, богатырь из богатырей Калавун ал-Алфи, то есть «купленный за тысячу динаров», а не за жалких 800 дирхемов, как бельмоватый Бейбарс. После смерти Бейбарса Калавун довольствовался функциями атабека при своем зяте султане Барака-хане Мухаммеде ас-Саиде Насир-ад-дине ибн Бейбарсе (Саиде Мухаммеде Берке-хане) (658, т.е. 1259/1260), первенце Бейбарса, впоследствии низложенном взбунтовавшимися мамлюками во время неудачного похода на Армению и сосланном в Карак. Расправившись с первым из престолонаследников, Калавун стал регентом при обреченном на скорый уход втором сыне Бейбарса – малолетнем султане Саламише ал-Адиле Бадр-ад-дине ибн Бейбарсе. В том же 1280 году Калавун избавился от Саламиша и, не допустив воцарения третьего из Бейбарсовых сыновей, окончательно и без обиняков облекся всей полнотой султанской власти и самолично правил следующие десять лет. После Калавуна царствовали, естественно, уже его собственные сыновья и внуки. Власть у них оспаривали эмир из монголов Кит-буга ал-Адил Зайн-ад-дин (1295-1296), тюрки Ладжин аль-Мансур Хусамуддин ал-Ашкар (1296-1299), Бейбарс II ал-Музаффар Рукн-ад-дин ал-Джашнакир (1309-1310) и сменявшие друг друга лидеры мамлюков Бурджи, которым, несмотря на упразднение Бурджитского корпуса при Хаджи І ал-Музаффаре Сайф-ад-дине (1346-1347), в конце концов удалось-таки безвозвратно захватить власть в 1390 г.

По сведениям армянских источников, обобщенных А.Г. Галстяном, Бейбарс скончался от тяжелого ранения, нанесенного ему прославленным армянским полководцем Смбатом Спарапетом, спустя несколько месяцев после их смертельной схватки:

«Смбат Спарапет в течение полувека руководил многими боями... Последняя битва с участием Смбата Спарапета произошла в 1276 году против войск египетского султана Бейбарса, где он погиб.

В 1276 году султан Бейбарс после ряда сражений против народов Ближнего Востока с огромной армией начал наступление на Киликийскую Армению. При приближении вражеских войск среди армян началась паника. Некоторые князья, испугавшись грозной силы противника, предлагали сдаться. Именно в этот критический момент громко прозвучал могучий голос престарелого воина Смбата Спарапета, который лично повел разведку, уточнил расположение вражеских войск, и, собрав пять тысяч всадников, сказал им: «Братья армяне, благородная смерть за родину лучше позорной жизни». Эти слова нашли живой отклик в сердцах воинов.

Враг стал окружать город. В долине Сарвандикара армянское войско дало решающее сражение. Перед началом боя Спарапет разделил армию на шесть частей. Став во главе небольшой группы мужественных воинов, он решил нанести первый удар. Остальные части во главе с племянником Левона должны были находиться в засаде и развить действия тогда, когда Смбат со своими воинами будет находиться в гуще войск противника.

Султан начал медленное и грозное наступление. Небольшой отряд Смбата Спарапета первым вступил в бой. Увидев малочисленность отряда Смбата, противник изменил тактику. Бейбарс решил окружить и уничтожить отряд Смбата. Но он просчитался. Внезапно со всех сторон поднялась из засады армия Левона и стала истреблять врага. В одной памятной записи сказано: «Воины, которыми командовал престарелый Смбат Спарапет, сражались как львы, мечи сверкали как молнии, пыль закрыла лучи солнца, а войско Смбата мужественно стремилось к победе».

Армия султана потерпела поражение и стала отступать. Смбат Спарапет стал преследовать врага, чтобы захватить в плен султана, однако в Сарвандикарском лесу был смертельно ранен. Бейбарс был также тяжело ранен Смбатом и умер от этой раны в том же году...

В конце 1276 года в битве при Сарвандикаре [Бейбарс] свалил с коня Смбата Спарапета, но сам от стрелы Смбата был тяжело ранен, отчего спустя несколько месяцев умер».

На самом деле султана, скончавшегося в Дамаске во дворце Каср ал-Аблак («Пёстрый дворец», построен при Фатимидах, обновлен при Бейбарсе, в 1269 г.) в результате безуспешного лечения от диареи, а не из-за ранения, и не «спустя несколько месяцев» после мартовского поединка 1276 года, а более чем через год – 22 июня 1277 года, похоронили там же, в Сирии, на кладбище селения Дария (ныне квартал Дамаска), недалеко от Баб аль-Барид – западных ворот мечети Омейядов, перестроенной в VIII веке из большой христианской базилики Иоанна Крестителя, которая, в свою очередь, была воздвигнута на месте римского храма Юпитера.

В 1279 году над могилой Бейбарса возвели мавзолей. В 1281 г. вдова Бейбарса перезахоронила рядом с ним привезенные из Карака останки их сына экс-султана Саида Мухаммеда по прозвищу Насир-ад-дин Берке-хан. Саид, отстраненный от престола, умер в Караке, куда его сослал вместе с женой Газией-хатун (ум. в 1288 г.) отец Газии Калавун Алфи. При мавзолее аз-Захира Бейбарса и сегодня функционирует медресе с богатой библиотекой, построенное тогда же. Весь этот комплекс именуется аз-Захирие. В Каире же, куда эмиром Бадр-ад-дином Бильбеком перенесена тень покойного султана, название аз-Захирие носит мечеть Бейбарса, возведенная при нем, в 1267-1269 гг.

Величественные постройки, входящие в ансамбль аз-Захирие, прожили трудную жизнь. Их новейшую историю броско, хотя и неточно, как, впрочем, и всегда, излагает английский писатель и публицист Джеймс Олдридж, лауреат Ленинской премии «За укрепление мира между народами» (1973):

«От эпохи Бейбарса в Каире остались два памятника. Это небольшой угол здания, где размещалась знаменитая Мадраса Захирия. Мадраса стояла еще в 1870-х годах, но обвалился минарет; здание снесли, и оставшиеся развалины не интересуют никого, кроме археологов. Более сильное впечатление – пожалуй, такое же, как мечеть Хакима, – производит мечеть Бейбарса, построенная им самим. На планах Каира ее все еще именуют «Форт Сулковского» – так назвал ее Наполеон. В сущности, это окруженная стеной площадь в центре современного города, находящаяся у самых стен старого города, близ улицы аль-Халиг, на пути в Аббасию. Снаружи мечеть скорее напоминает крепость. Стены, окружающие квадратную площадь (стороны ее равны примерно 100 метрам), достигают в высоту 11 метров и хорошо сохранились. Внутри высоких стен – уютный садик, монастырь с арками классического мусульманского стиля, а мечеть, в которой молятся и сейчас, находится у одной из стен. В XV и XVI веках мечеть была заброшена, и французы, вступив в Каир в 1798 году, превратили ее в крепость, установив на стене пушки. Они назвали крепость по имени поляка Сулковского, штабного офицера Наполеона, убитого в Каире во время восстания населения против французов. Позднее здание использовали для мыловаренного завода, булочной, склада, а английские оккупационные войска устроили в нем скотобойню. В 1928 году мечеть подчистили, подновили, но все же площадь остается заброшенным и забытым уголком Каира. Очень красивы и внушительны каменные ворота, особенно северо-западные, которые выглядят как небольшое самостоятельное здание. От ценнейших строительных материалов, которые Бейбарс привозил для строительства мечети со всей своей империи, ничего не осталось. Сохранилась лишь по-монастырски тихая атмосфера этого уголка, где в жаркий день приятно посидеть на прохладном дворе, высокие стены которого скрадывают шум».

Мемориальный комплекс аз-Захирие реставрируется по инициативе Президента Казахстана Нурсултана Абишевича Назарбаева на средства нашей страны (Казахстана) и с участием наших мастеров.

Имеется памятник выдающегося кыпчака и в одной из древнейших кыпчакских столиц – в городе Старый Крым (бывш. Солхат, Солгат, Эски Крым), по ул. Красноармейской, 59, недалеко от мечети хана Узбека – мечеть Бейбарса, заложенная еще при его жизни, но завершенная уже при султане Калавуне ал-Мансуре Сайф-ад-дине, который в ноябре 1287 года для ее отделки отправил с купцами в Солхат «множество различных припасов... ценою в 2000 динаров» и каменщика-каменотеса «для высечения на упомянутой мечети султанских титулов», в связи с чем «на этой мечети были начертаны прозвища султана ал-Малика ал-Мансура».

По П.И. Кеппену, ее стены «были покрыты мрамором, а верх – порфиром». А.И. Маркевич отмечал прочность здания: «Развалины эти, обращающие внимание высотой сводов и массивностью стен с контрфорсами, еще долго могут держаться». Однако в настоящее время о былом величии этого здания напоминают лишь законсервированные полуразвалившиеся стены, образующие прямоугольник 20x15 м. Хотя в принципе и мечеть, и ее минарет можно воссоздать по фотографически точным акварельным рисункам Михаила Матвеевича Иванова, командированного в Крым в 1783 году для снятия видов городов и достопримечательностей вновь присоединенных земель, а в 1787 году сопровождавшего российскую императрицу Екатерину ІІ по пути на юг и в Крыму и оставившего несколько альбомов акварелей, которые теперь хранятся в отделе рисунка Русского музея в Санкт-Петербурге. Благо, десять из этих акварелей посвящены Старому Крыму.

А.Н. Гаркавец,

доктор филологических наук,

Алматы

Источник: "Вопросы тюркологии". М., 2010. С.64-104

(Голосов: 10, Рейтинг: 3.2)

Комментариев нет

*комментировать могут только зарегистрированные пользователи

Логин:	Регистрация

Пароль:	Забыли пароль?

Запомнить меня


запомнить меня Забыли? \| Регистрация

Султан Бейбарс I

Адрес