ГЕМУЕВ ИСМАИЛ НУХОВИЧ (1942 - 2005)

А.А. Люцидарская

Может ли кто ходить по горящим угольям, что бы не обжечь ног своих?
Притчи.6, 28

Измаил Нухович Гемуев, посвятивший большую часть жизни этнографическому изучению Сибири, родился в жестоком военном 1942 году. Он, привыкший считать себя потомственным балкарцем из Чегемского ущелья, появился на свет в северном Воркутинском крае, где студеные ветры гуляли среди лагерных бараков. По рассказам Гемуева, его отец не стал дожидаться реально возможного ареста и самостоятельно уехал в места ссылки, где устроился работать инженером на железной дороге. Опасения были вполне обоснованы, ведь ближайший родственник - Ако Гемуев, в семье которого он воспитывался, коммунист с 1918 г., один из руководителей высших органов власти Кабардино-Балкарии в 1930-е годы был объявлен "врагом народа" и репрессирован, а соответствующими органами была организована борьба с "гемуевщиной". Отец Гемуева, Нух Адилович, учась в Москве на рабфаке, заметил к себе пристальное внимание со стороны НКВД и обратился за советом к Марии Ильиничне Ульяновой. Она то и посоветовала перебраться подальше от центральных властей. Молодой Нух Адилович закончил учебу в Одессе и уехал на север. Впоследствии Измаил Нухович, работая в архиве, отыскал документацию, связанную с судьбой попавшего в "мясорубку" 1930-х годов Ако.

Мать Измаила Нуховича, с которой его отец встретился в Одессе, была украинкой с польскими корнями по отцовской линии. Измаил Нухович мало знал о своей генеалогической линии, известно только, что его дед, некто Козляковский, служил полицмейстером в Херсоне. Вполне понятно, что в советское время такие подробности предпочитали забывать.

Самыми дорогими, идущими от сердца, для Гемуева были воспоминания о детстве, проведенном в городе Котласе. Если многие в 1930-50 годы, заслышав слова популярного тогда полублатного шлягера "Когда умру на Северной Двине…", со страхом представляли себе Воркутинский север, то для Измаила Нуховича Котлас был его мальчишеской родиной. Он с искренним нежным чувством вспоминал деревянный двухэтажный дом, где его семья имела комнату в коммуналке, колонку на улице, из которой студеной зимой носили воду. Воду экономили, поэтому после стирки мать ей же непременно мыла пол. Такие незначительные бытовые детали в рассказах Гемуева обрастали любопытными, вполне этнографическими подробностями жизни северных городков, где основными жителями были сосланные или члены семей политарестантов. Он часто вспоминал продавщицу с лотком мороженого. у которой, к сожалению. лишь изредка удавалось покупать чудесного вкуса, зажатый между двух вафель, сладкий холодящий кругляшек, или случай, когда катаясь с ледяной горки, проехал прямехонько между колесами проезжающего грузовика, выслушав после насыщенную эпитетами речь разъяренного шофера. Он рос обычным мальчишкой, впитывая специфический местный ссыльнопоселенческий колорит. Гемуев помнил все тамошние поговорки, прибаутки и частушки, и частенько использовал их во взрослой жизни, поясняя: "так говорили у нас в Котласе".

Значимую роль в формировании личности Гемуева сыграла его первая учительница Эмма Васильевна, приехавшая в Котлас вслед за арестованным мужем. Судя по рассказам Измаила Нуховича, Эмма Васильевна была всесторонне образованной женщиной. Именно она приохотила его к книгам и музыке. Перебравшись в Котлас, учительница привезла с собой пианино, и в богом забытом барачном городке звучали Шуберт и Шуман. Измаил Нухович отлично знал все нюансы правильного русского языка. Когда к нему обращались с вопросами по поводу орфографии, грамматики или стилистики написания, он всегда давал нужный ответ не преминув сказать при этом: "Так меня учила Эмма Васильевна".

Заканчивал школу Гемуев в Воркуте, так как в Котласе была лишь семилетняя школа. Годы, проведенные в Воркуте, Измаил Нухович вспоминал реже. Неизгладимое впечатление оставили часто припоминаемые им уроки труда, когда ученики осваивали вождение разбитой полуторки. Школьные годы заканчивались и необходимо было задуматься о будущем. О том, что надо продолжить образование, вопрос не стоял, но где? То ли из газет, то ли по радио Гемуев узнал о Пушкинском военном радиотехническом училище войск ПВО. Предложение было заманчивым, тем более северная столица была ближайшим доступным крупным городом, а военная карьера привлекала амбициозного школьного золотого медалиста. Так Измаил Нухович попал в Царское Село с искореженными войной дворцами и парками. Годы, проведенные в военном училище, Гемуев никогда не считал потраченными напрасно. Помимо хорошего технического образования, военной дисциплины и обитания в овеянным легендами месте, он получил возможность приобщиться к культурной жизни тогдашнего Ленинграда. Курсантов училища постоянно вывозили на экскурсии в музеи и театры города, да и сам город невольно приобщал к осмыслению истории страны.

После окончания учебы Гемуев был направлен в Бакинский военный округ. Он попал в офицерскую среду со всеми ее плюсами и минусами и провел там около четырех лет. Потом наступило разочарование. Дальнейший карьерный рост казался призрачным, не очень увлекал молодого Измаила Нуховича. Он нашел повод демобилизоваться из армии по состоянию здоровья. Наступил качественно иной период жизни, который привел его в историческую науку, а затем в этнографию.

С окончанием сталинской эпохи семья Гемуевых вернулась в Нальчик, и Измаил Нухович принимает решение поступать в местный университет на историческое отделение. Однако обстановка, сложившаяся в кабардино-балкарском университете, не отвечала надеждам Гемуева, и он вновь задумывается о том, где продолжить образование. На этот раз судьба ведет его в далекую Сибирь, в Томский государственный университет. В Томске Измаилу Нуховичу пришлось трудно, прежде всего материально. Он вынужден был сменить очное обучение на заочное, совмещая посещение университета с работой. Кем он только не работал! Более всего он любил вспоминать свою деятельность в качестве кочегара. В кочегарке было тепло и уютно, и никто не мешал ему, помимо выполнения прямых обязанностей, читать необходимую для учебы литературу. В университете на Гемуева обратила внимание этнограф Галина Ивановна Пелих. Это обстоятельство поставило точку в его исканиях приложения своих способностей. У Измаила Нуховича было много достойных учителей, но среди всех он выделял первую учительницу Эмму Васильевну и своего научного руководителя Галину Ивановну Пелих.

Отношения с Пелих у Гемуева складывались далеко непросто. Круг ее исследовательских интересов был широк, но в центре внимания оставались самодийские народы. По истории и этнографии селькупов Пелих написаны две монографии, являющиеся основой для изучения этого народа. Под руководством Галины Ивановны вплотную начал заниматься селькупами и Гемуев. В архивах он анализировал метрические книги селькупов XIX века и обратил внимание на особенности семейного строя этого народа. Гемуев выделил специфические братские семьи у селькупов и выдвинул свою концепцию подобных семейных образований. Пелих выводы Измаила Нуховича показались надуманными и она с его видением материала не согласилась. И Пелих, и Гемуев были сильными и уверенными в своей правоте личностями. Гемуев оставил дальнейшую разработку селькупской тематики и вернулся в Нальчик. Несколько лет Измаил Нухович преподавал в местной школе историю, настолько снискав расположение пятиклашек, что возникали споры, кому нести учительский портфель. Но Гемуев не оставлял надежд на возвращение в большую науку. И они оправдались. Пелих, глубже проникнув в проблемы семейного строя селькупов, признала правоту своего ученика и пригласила его продолжить работу над начатыми исследованиями. Возвращение в Сибирь было связаны со многими бытовыми неудобствами. На Кавказе осталась семья, дети, а жилья не было и в ближайшее время не предвиделось. Но исследовательская этнографическая работа целиком захватила Гемуева. Дальние экспедиции к селькупам, работа над монографией, близость предстоящей защиты кандидатской диссертации, посвященной селькупской семье, занимали все его время. В этот период времени Пелих по инициативе академика А.П. Окладникова начала работать в Новосибирске в Институте истории, филологии и философии Сибирского Отделения Академии Наук. Гемуев последовал за учителем, осознавая перспективы работы в академическом институте. Начинать пришлось с лаборантской должности среди полной бытовой неустроенности. В районе р. Ини в частном секторе Измаил Нухович снимал комнату в полуразвалившейся насыпной избушке. Потом улучшить жилищную ситуацию ему помог фотограф Института Петр Петрович Лабецкий, поселив Гемуева в своей квартире. До последних дней Лабецкого Гемуев считал его близким другом, делясь с ним самым сокровенным. Слишком много трудностей им пришлось преодолевать в пору начала своей деятельности в Институте. Однако они были молоды, веселы и полны энергии.

С защитой кандидатской диссертации в Измаил Нухович обрел наконец соответствующий научный статус. Галина Ивановна Пелих к этому времени по ряду обстоятельств вернулась в Томск, а у Гемуева начался "угорский" период. Однако Галина Ивановна оставалась для Измаила Нуховича непререкаемым образцом подходов в полевой работе, архивных изысканиях и осмыслении материала. Впоследствии он не раз приезжал к уже тяжело болевшей Пелих, а в 1997 г. подготовил к изданию сборник научных статей, посвященный 75-летию Галины Ивановны.

Сибирским уграм, манси и хантам, отдано дальнейшее научное творчество Измаила Нуховича. На Обском севере "кавказский человек" Гемуев чувствовал себя комфортно. Может это отголоски котлаского детства? Он умел собирать информацию среди местного населения, располагая к себе знанием их традиционной культуры, уважением их образа жизни и просто человеческими качествами. Ему верили и показывали сакральные вещи, доступ к которым был закрыт для других. Он умел находить общий язык с самыми разными людьми. Результат сказывался на итогах работы; вещественный материал, включая культовую атрибутику, привезенный из экспедиций Гемуева, был уникален. Среднеазиатское серебряное блюдо, единственный аналог которого представлен в собрании Государственного Эрмитажа, фигуры мансийских богов и духов, атрибутика, сопутствующая сакральным представлениям, и многое другое пополнило коллекции Институтского музея. Толстые тетради с полевыми записями, масса фотопленок и зарисовок - все это, впоследствии составило основу многочисленных научных трудов Измаила Нуховича Гемуева.

В 1985 г. вышла в свет монография "Религия народа манси", написанная совместно с Андреем Марковичем Сагалаевым. Сагалаев был другом, коллегой, исследовательским соперником Гемуева. Они ревностно следили за успехами и просчетами друг друга, что не мешало им оставаться действительно настоящими друзьями и в жизни, и в науке. Безвременный, скоропостиженный уход "вечного оппонента" Сагалаева явился для Измаила Нуховича страшным, неожиданным ударом, сыгравшем не последнюю роль в печальном окончании его пути. Их объединяли не только научные интересы, но и общие со времен томского студенчества воспоминания и совместный круг общения. Это была утрата не только близкого человека, но и надежд на будущие планы. Гемуев надеялся, что работавший в последние годы в Томске Сагалаев, вернется в Институт и продолжит работу в Секторе этнографии.

В 1990 г. И.Н. Гемуев издал монографию "Мировоззрение манси: Дом и Космос", в которой обосновано представил свою концепцию картины мира народа манси, а через год по этой проблематике защитил докторскую диссертацию.

В 1992 г. он возглавил созданный на основе этнографической группы ученых Института Сектор этнографии, в задачи которого входило изучение коренных народов Сибири и пришлого, прежде всего, славянского населения. Коллектив постепенно разрастался и, наряду с основным ядром исследователей, начавшим работу со времени основания Института А.П. Окладниковым, в Секторе появились новые сотрудники и аспиранты. Гемуев никогда не ограничивал научные интересы молодых сотрудников, а лишь умело корректировал их планы, предлагая новые аспекты изучения предложенных тем. Под его непосредственным руководством целый ряд соискателей и аспирантов успешно защитили кандидатские и докторские диссертации по тематике, связанной с традиционной культурой аборигенного и переселенческого населения Сибири.

О Гемуеве лекторе и педагоге следует сказать отдельно. Он был артистичной натурой, но, актерствуя, никогда не переигрывал. Не надо было принуждать студентов посещать его занятия. Содержательные, полные продуманных, познавательных отступлений лекции притягивали слушателей. "Лучшая импровизация - это продуманная импровизация", - любил повторять Гемуев. Он общался к студенческой аудитории со словами "коллеги", сразу же убирая стену между собой и будущими историками. Особенно Гемуев любил читать курс по истории первобытного общества, полагая, что последующие социальные и культурные преобразования начинались именно там, в глубокой древности. Послушать его лекции приходили не только студенты, но молодые специалисты-историки.

Измаил Нухович умел создавать и поддерживать благоприятный творческий климат в коллективе, находил для каждого сотрудника время для обсуждения насущных, каждодневно возникавших вопросов. Он проявлял жесткость, когда речь шла о качестве работы. Так, он согласился быть ответственным редактором подготовленной мной к изданию монографии, но поставил непременное условие: работа должна дополниться главой про семьи колонистов Сибири. Никакие отговорки не в расчет не принимались. В итоге глава появилась и это только улучшило качество исследования. Подобные ситуации складывались и у других сотрудников. В научных спорах он умел настаивать на своем мнении, несмотря на несогласие и сиюминутные обиды. Проходило время и с правотой "начальника" соглашались, более того, ему были благодарны за высказанные замечания.

Семь монографий и десятки научных статей являются значимым, а порой и уникальным вкладом Гемуева в изучении этнической ситуации Сибири. Гемуев не ограничивал свои интересы исключительно угорской и самодийской тематикой. Измаила Нуховича занимали проблемы соотношения традиционных культур и неукротимо надвигавшейся цивилизации, он отлично ориентировался в различных областях гуманитарных знаний.

Гемуев был человеком очень разносторонним: хорошо разбирался в методологии науки, любил и знал поэзию, музыку, следил за современными авторами. Он был прекрасным и артистичным рассказчиком, отменно пел. Репертуар, как правило, зависел от настроения и аудитории. Это мог быть и воркутинский фольклор, и народные песни, и произведения классической музыки. Вполне понятно, что такая яркая личность, какой являлся Гемуев, привлекала к нему самых разных людей: встреченных в экспедициях информаторов, коллег ученых и просто знакомцев. Не придавая значения разнице в возрасте, уровню образованности и социальному положению собеседников, он умел находить с ними общий язык и правильную тональность поведения. Круг его друзей и приятелей был неимоверно широк. Москва, Санкт-Петербург, Хельсинки, Будапешт, Петрозаводск, Ижевск, Саранск, Сыктывкар - не перечислить всех городов, в которых работали и работают этнографы, лично хорошо знакомые с Гемуевым. Особенно тесные контакты сложились с единомышленниками из Екатеринбурга, Омска, Томска, Кемерово Иркутска. В Секторе всегда царило праздничное оживление, когда появлялся кто-то из иногородних коллег. Гемуев обычно представлял новому человеку всех сотрудников, не преминув отметить настоящие и грядущие успехи своих сослуживцев. Он всегда оставлял за кадром неизбежные сложности и конфликты, возникавшие время от времени в научном коллективе. У Гемуева было правилом в любых ситуациях представлять Сектор только с позитивных позиций, а таковые несомненно имелись, надеясь, что негативом ему удастся вскоре преодолеть. В подавляющем большинстве моментов его чаяния в полной мере оправдывались.

Говоря о деятельности Измаила Нуховича, нельзя не вспомнить трудные для Института 1990-е годы, когда резко ухудшилось финансирование науки. По инициативе директора, академика А.П. Деревянко, была разработана программа самообеспечения Института. Под руководством Гемуева был создан научно-коммерческий центр, который должен был организовывать за границей музейные выставки из собранных за долгие годы коллекций редких археологических, палеонтологических и этнографических экспонатов. Другим направлением центра являлся гаучный туризм на Алтае. Несколько нелегких лет Измаилу Нуховичу приходилось совмещать руководство Сектором с непривычным ему делом, заключавшемся в поисках иностранных партнеров, организации приема туристов, комплектованию и отправки выставок за рубеж. Это отнимало много времени и сил. В течении ряда лет на Алтае побывали туристические группы из Швейцарии, а жители Австралии, Японии и Кореи смогли ознакомится с уникальными сибирскими древностями. План академика Деревянко принес свои плоды: в не лучшие для науки годы Институт не прекращал экспедиционных иссследований в Сибири, а сотрудники были обеспечены заработной платой.

В этот период времени в полной мере проявился коммуникативный талант Гемуева. Он находил правильные подходы при общении с иностранными партнерами, вертолетными службами, членами туристических групп и обслуживающим персоналом. В ходе работы с иностранными партнерами Измаил Нухович старался соблюдать европейский уровень организации мероприятий, не делая скидок на принятый в России "авось". В реальной жизни это оборачивалась непомерными, но преодолимыми усилиями.

Если портрет Гемуева, ученого этнографа, организатора и педагога достаточно четко вырисовывается, то вопрос, каков был Измаил Нухович в обыденной жизни, так и останется неразгаданным. От людей близко и долго его знающих порой можно услышать совершенно противоречивые мнения. Одни искренне полагают, что Гемуев был сдержан, корректен, мягок в общении, всегда весел и жизнерадостен. Иные выскажут мнение, что он бывал грубоват, вспыльчив, необоснованно требователен и склонен к глубокой депрессии. И те, и другие окажутся правы. Клишированная фраза "соткан из противоречий" в полной мере соответствует образу Измаила Нуховича. Противоречивость, а может и раздвоенность (по гороскопу он Близнецы) была ощутима во всем, что не касалось непосредственно дела, его профессии. Этим в некотором роде и объясняется его личная неустроенность и порой мало предсказуемые поступки. Насыщенная, энергичная жизнь несомненно требует хотя бы кратковременного отдыха и возможности расслабиться. Отдыхать Гемуев категорически не умел. Возможность расслабиться, отрешиться от работы он ощущал в застольях с друзьями-единомышленниками, которые перемежались разговорами и спорами о научных проблемах, полевыми воспоминаниями и шутками. Измаил Нухович обладал великолепным чувством юмора, которое усиливало его притягательность. С ним было всегда интересно, но испытывал ли Гемуев былой интерес к жизни в годы, предшествующие его уходу, сказать сложно. Тяжкие недуги и нежелание, или невозможность скорректировать привычный с офицерской шальной молодости образ жизни безвременно прервали его бытие. Гемуев это предчувствовал и часто говорил о смерти, как об избавлении от земных пут.

Уход такой харизматической личности, какой являлся Измаил Нухович Гемуев, оставляет глубокий рубец в сердцах тех, с кем он работал и кто близко его знал. Утрата невосполнима, и постоянно напоминает о себе желанием о чем-то его спросить, посоветоваться, узнать мнение об уже исполненной работе и предстоящих планах. Как хорошо, что навсегда остаются тексты, к которых отражены не только знания и умения навсегда покинувших нас людей, но и неотъемлемая частица их души.