Ислам – религия разума

В интервью Spiegel Карим Ага Хан IV, потомок пророка Мухаммеда и духовный лидер 20 миллионов мусульман-исмаилитов, говорит об основах своей веры, о скандале вокруг недавних высказываний Папы об исламе и о том, как предотвратить глобальное столкновение религий.

Принц Карим Ага Хан IV считается прямым потомком пророка Мухаммеда и 49-ым имамом - духовным лидером мусульман-исмаилитов. Исмаилиты составляют небольшую - около 20 млн. человек - общину внутри исламского сообщества. Они разбросаны по 25 странам мира - Центральной Азии, Европе и Восточной Африке. Сам Ага Хан живет под Парижем во дворце Эглемон. Он родился неподалеку от Женевы, и рос в Кении, Швейцарии и Лондоне, а затем получил образование в Гарварде. В 20-летнем возрасте он стал преемником своего деда и принял титул Ага Хана, став вместе с тем религиозным лидером и распорядителем миллиардного имущества. Он живет на наследство своей семьи и на те 10 процентов, которые все исмаилиты мира должны перечислять принцу со своих доходов. Большая часть этих средств направляется в Aga Khan Development Network -- один из крупнейших в мире частных благотворительных фондов развития. У Ага Хана два сына от первого брака - 34-летний Рахим и 32-летний Хуссейн. У него также есть ребенок от второго брака с немецкой принцессой Габриэле цу Ляйниген - их сыну Али Мохаммеду 6 лет. Своим преемником Ага Хан должен назначить одного из своих сыновей, но выбор принца останется тайной до самой его смерти.

- Ваше Высочество, в недавней лекции Папа Бенедикт XVI процитировал императора Мануила: "Покажите мне, что такого нового принес Мухаммед, и вы увидите, что это были вещи только злые и бесчеловечные, такие как приказ мечом распространять веру, которую он проповедовал". Эта цитата из текста XIV века вызывала волну негодования в мусульманском мире. Почему? И какова была Ваша реакция?

- С моей точки зрения, надо начать с того, что я был очень обеспокоен этим заявлением (Папы), потому что оно вызвало великое недовольство в исламском мире. Мне кажется, что это веха на пути к еще большему непониманию между религиями, к деградации взаимоотношений. Я думаю, что всем нам следует не добавлять ничего, что могло бы ухудшить ситуацию.

 - Бенедикт XVI четко дистанцировался от слов императора, которые процитировал. Позиция Папы в этой лекции состояла в том, что он хотел содействовать диалогу, и после этого он несколько раз засвидетельствовал свое глубокое уважение этой мировой религии, исламу. Может быть, это были просто неудачно подобранные слова? Или его просто неправильно поняли?

- У меня нет ни желания, ни права выносить свое суждение по этому поводу. С моей стороны также было бы неразумно считать, что я знаю, что именно он имел в виду. Но этот средневековый период в истории, насколько я знаю, был периодом экстраординарного богословского обмена и обсуждений между Византийской империей и мусульманским миром. Удивительное время. Слова императора этого не отражают, так что я думаю, что они были вырваны из контекста.

- На самом деле тема выступления Папы была совсем другой - одна из его любимых тем: связь веры и разума, которая, по его словам, ведет к исключению любой связи между религией и насилием. Вы могли бы согласиться с этим?

- Если Вы интерпретируете его речь как рассуждение о вере и разуме, то я думаю, этот спор очень интересен. И дискуссия на эту тему между исламским и не-исламским миром могла бы быть чрезвычайно конструктивной. Поэтому у меня двоякая реакция на лекцию Папы: с одной стороны, я обеспокоен возможным ухудшением взаимоотношений, но в то же время с другой - я вижу новые возможности. Шанс поговорить об очень серьезном и важном вопросе - о взаимоотношениях между верой и логикой.

- Если бы Папа пригласил Вас, вместе с другими религиозными лидерами, принять участие в дебатах о вере, разуме и насилии, Вы бы согласились?

- Да, разумеется. Но в то же время я бы подчеркнул, что такая экуменическая дискуссия на определенном этапе столкнется с некоторыми ограничениями. Поэтому я предпочел бы говорить скорее о космополитичной этике, растущей из всех великих религий Земли.

- А у ислама есть проблемы во взаимоотношениях с разумом?

- Вовсе нет, правда. Я бы сказал обратное. Из всех авраамических религий, ислам, возможно, придает наибольшее значение знанию. Это делается для того, чтобы понимать творение Бога, и, таким образом, это вера в высшей степени логичная. Ислам - религия разума.

- Тогда каковы же основные причины терроризма?

- Неразрешенные политические конфликты, фрустрация и - прежде всего - невежество. Ничто из этого не было рождено в результате богословского конфликта.

- Какие политические конфликты Вы имеете в виду?

- Конфликты на Ближнем Востоке и в Кашмире, например. Они остаются неразрешенными в течение десятилетий. Не хватает понимая того, что ситуация там требует срочного решения, что она резко ухудшается, это как рак. Если в случае ракового заболевания не приять меры достаточно рано, в конце концов опухоль нанесет ужасный вред. А регионы неразрешенных конфликтов становятся рассадником терроризма. Что касается распространения веры мечом: все религии, в течение определенного периода своей истории использовали войну, чтобы защитить себя или чтобы расширить зону своего влияния, и были случаи, когда вера использовалась в качестве оправдания военных действий. Но ислам к этому не призывает, это религия мира.

- Действительно, во имя христианства были совершены ужасные преступления, например крестоносцами. Это было уже давно, это в прошлом. Но воины джихада совершают свои преступления сегодня, в наши дни.

- Относительно недавно в прошлом мы еще видели кровавые столкновения в христианском мире. Посмотрите на Северную Ирландию. Если бы мы, мусульмане, интерпретировали это как правильное выражение протестантизма и католицизма или как проявление сути христианской веры, вы бы сказали, что мы просто не понимаем, о чем говорим.

- "Запад противостоит остальному миру", -- написал профессор Самюэль Хантингтон в своей знаменитой книге "Столкновение цивилизаций". Такой конфликт, такое столкновение, оно неизбежно?

- Я предпочитаю говорить о столкновении невежеств. В мире так много ужасного, разрушительного и опасного невежества.

- И какая из сторон несет ответственность?

- Обе. Но в первую очередь - западный мир. Вам наверняка кажется, что образованному человеку XXI века не мешало бы знать что-то об исламе. Но если вы посмотрите на западное образование, вы увидите, что исламская цивилизация из него исключена. Что рассказывают студентам об исламе? Насколько я знаю - ничего. Что они знают о шиизме до иранской революции? Что им известно о радикальном течении в суннизме - вахабизме - до появления движения Талибан? Для того чтобы преодолеть это, нам нужно будет приложить серьезные усилия в области образования. Не кричать друг на друга, а учиться слушать друг друга. Так, как мы делали это раньше, работая вместе, каждая из сторон должна что-то отдавать и что-то получать. Вместе мы добились величайших достижений человеческой цивилизации. Нам есть, на чем строить будущее, но я думаю, что на невежестве ничего построить нельзя.

- И, тем не менее, это удивительно, что очень большое число мусульманских стран составляют значительную часть среди самых отсталых и недемократических стран мира. Может быть исламу нужна своя эпоха просвещения? Или может быть эта религия несовместима с демократией, как утверждают некоторые?

- Как я уже говорил, надо быть справедливым. Некоторые политические лидеры стали наследниками проблем, которые к вере не имеют никакого отношения. Новые методы управления должны в течение некоторого времени тестироваться, обкатываться. К тому же я не считаю, что мусульманские страны - это систематические неудачники в плане экономики. Некоторые из наиболее быстрорастущих экономик, самых успешных новых индустриальных стран находятся в исламском мире. А что касается демократии - моя вера в демократию восходит не к греческим или французским мыслителям, а к эпохе, которая была 1 400 лет назад. Это принципы, определяющие мою религию. При жизни Пророка (а пребудет с ним мир) шел постоянный политический консультационный процесс. И первый имам шиитов, двоюродный брат и зять пророка Мухаммеда Хазрат Али сказал: "Нет большей чести, чем знание, нет большей силы, чем сдержанность, и нет более надежной поддержки, чем совет".

- Если плюрализм, гражданское общество и ислам могут гармонично сосуществовать, как это показывает прошлое, то почему это им так редко удается в наши дни?

- Я думаю, что ситуация в исламском мире очень разная. Есть богатые страны с невероятными ресурсами, есть страны, недавно прошедшие стадию индустриализации, и очень бедные страны.

- Среди них очень мало действующих демократий.

- Люди говорят о государствах, потерпевших неудачу. Я не думаю, что неудачу может потерпеть государство, а вот демократия, несомненно, может. Провал демократии -- ситуация не характерная для исламского мира. Около двух лет назад ООН проводила углубленное исследование демократии в Южной Америке. Примерно 55% населения южноамериканских стран сказали, что предпочли бы жить при патерналистской диктатуре, а не некомпетентной и коррумпированной демократии, при которой условия их жизни не улучшаются.

- Большая часть Ваших подданных - исмаилитов живут в государствах, которые трудно назвать образчиками демократии: в Пакистане, Афганистане, Сирии и Иране. Из-за чего демократии терпят провал?

- Каждый день я спрашиваю себя - что мы можем сделать для того, чтобы поддержать разные формы демократии, чтобы эти формы правления могли работать, где бы это ни было - в Латинской Америке, Африке или на Ближнем Востоке.

- И каков, по-вашему, ответ?

- Я должен признать, что живу с чувством фрустрации. Какой смысл проводить референдумы в тех регионах мира, население которых не умеет ни читать, ни писать? Какой смысл вводить конституцию в стране, народ которой не знает разницы между президентским правлением и конституционной монархией. Выборы, конституции - все это необходимо, но не насущно. Думаю, мы должны признать, что у разных стран разная история, социальная структура, разные потребности, поэтому нам надо быть гибкими, более гибкими, чем когда-либо прежде.

- Но ведь и демократия не монолитна. Американская модель демократии - не панацея для остального мира. Джордж Буш, со своими своеобразными методами внедрения демократии на Ближнем Востоке, ухудшил ситуацию? Есть ли у Соединенных Штатов еще шанс выиграть войну в Ираке?

- Меня очень, очень волнует Ирак. Вторжение в Ирак имело такое влияние на весь мир, как ни одно событие в современной истории. Это вторжение освободило все силы внутри исламского мира, в том числе взаимоотношения между арабами и неарабами, шиитами и суннитами.

- Вы хотите сказать, что война создала новую базу для развития терроризма, радикализировала людей?

- Именно так. Она мобилизовала очень большое количество людей по всему исламскому миру, людей, которые до этого ни в чем не участвовали, и я думаю, они не особо хотели.

- Вы согласны с мнением американского профессора и специалиста по исламу Вали Насра о том, что баланс власти в мусульманском мире сейчас решительно меняется, и что самой влиятельной силой от Багдада до Бейрута станут шииты, и что будущее Ближнего Востока сформируют войны между разными направлениями в исламе?

- Когда произошло вторжение в Ирак, нам пообещали две вещи - что сменится режим и наступит демократия. Конечно, мы - и Вы и я - знали ситуацию в Ираке, и что это значило? Это значило, что в стране шиитское большинство, иначе и не могло быть. Каждый, кто приходит к выводу, что следующая проблема - это шиитское большинство в Ираке, начинает думать - что это значит для региона, что это значит для исламского мира, что это значит для взаимоотношений с Западом? Все это было ясно, как белый день, Вам не нужно быть мусульманином или ученым, чтобы понять это.

- По Вашему мнению, чистое невежество и наивность заставили правительство Буша развязать войну? Что за этим стояло - искреннее желание внедрить демократию или стратегическое решение завоевать нефтяные месторождения и военные базы?

- Хотел бы я ответить на этот вопрос.

- Вы поддерживаете контакты с религиозными лидерами Ирака, например с аятоллой Систани? А с религиозными лидерами в Иране?

- У нас частные контакты с важными персонами в обеих этих странах.

- А что бы могло заставить Вас поехать в этот регион в качестве посредника?

- На данный момент это не является одним из моих приоритетных намерений. Вероятно, однажды мы рассмотрим возможность участия в восстановлении страны.

- Если сравнить вторжение в Ирак с вторжением в Афганистан, где Талибан и Аль-Каида работали рука об руку…

- Там я вижу совершенно иную картину. Прежде всего, тогдашний афганский режим ненавидел весь народ, он был одинаково отвратителен как суннитам, так и шиитам, этот режим абсолютно неприемлем сточки зрения нормальной цивилизованной жизни.

- Сейчас Афганистан столкнулся с очень серьезными проблемами, и кажется, что ситуация постоянно ухудшается. Что пошло не так? И что может сделать Запад, чтобы стабилизировать ситуацию?

- Ситуация с безопасностью действительно очень тяжелая, и она ухудшается, особенно на юге страны. Большая часть наших проектов - в столице или на севере, где положение более стабильно, хотя удовлетворительным его тоже не назовешь. Мы можем поставлять энергию из Таджикистана, можем организовать поставку коммунальных услуг. Мы стараемся избежать опасности что некоторые зоны в Афганистане будут заселены быстрее других. Потому что если это развитие пересечется с этническими границами, возникнет новая проблема. Но главная проблема в том, что большинство людей в Афганистане не видят улучшения своей повседневной жизни. Процесс реконструкции не проникает в их жизнь. Нам не удалось принести в эту страну культуру надежды. Одна из самых важных вещей, которым я научился за полвека работы в развивающихся странах - замена страха на надежду это, возможно, самый мощный трамплин прогресса.

- Президент Карзай - Ваш личный друг. Многие считают его слабым лидером, а некоторые называют "мэром Кабула", поскольку он не может контролировать большую часть своей страны.

- Мы сделаем все, чтобы помочь ему. Перед ним стоят невероятно сложные задачи. Он - наша главная надежда. И помимо всего прочего он - избранный лидер, а нам приходится работать с парламентом.

- Даже если в парламенте Афганистана - главы военных группировок и бывшие талибы?

- Вы либо принимаете, либо не принимаете результаты демократического выбора. В противном случае нам придется уточнять, что такое демократия.

- Значит ли это, что Западу придется также иметь дело с радикальными исламистами из "ХАМАС"?

- Вам придется работать с любым, кого изберет народ, до тех пор, пока он уважает то, что я называю "космополитической этикой". Действительно, у "ХАМАС" долгая история конфликтов…

- Откровенного террора…

- Но это не первый раз, когда движения с такой историей проходят в парламенты, и даже оказываются у руля правительства впоследствии. Я напомню Вам о Джомо Кениатта и его движении Мау-Мау в Кении, или об Африканском национальном конгрессе в ЮАР. Уберите причины экстремизма, и экстремисты смогу прийти к более разумным политическим программам. Для меня подобная перемена - один из самых удивительных фактов о человечестве.

- Вы очень хорошо знаете президента Сирии Башара Асада. Недавно Вы снова были у него с визитом в Дамаске. В отличие от американской администрации, немецкое правительство пытается включить его в ближневосточный мирный процесс.

- Я хочу отдать должное немецкому правительству и всем в Европе, кто принял решение пригласить президента Асада в качестве одной из сторон мирного процесса. Процесс отхода от политического дирекционализма занимает много времени, как Вы можете видеть на примере Восточной Германии. Я думаю, есть много причин делать все возможное, чтобы помочь Сирии перейти от прошлого к будущему.

- Если взглянуть на все годы, прошедшие со времени Второй мировой войны - "холодная война" между Востоком и Западом, идеологический конфликт с коммунизмом - думали ли Вы когда-нибудь о том, что вместо этого конфликта появится новый - между Западом и радикальными исламистами?

- Я очень прошу Вас отказаться от концепции религиозного конфликта. Это не тот случай. Никто никогда не сможет убедить меня в том, что ислам, что христианство, что иудаизм будут сражаться друг с другом в наше время - между ними слишком уж много общего. Вот почему я говорю о глобальной этике, которая объединяет нас всех. Вот почему в Португалии мы стараемся работать вместе с Католической Церковью над нашей программой помощи эмигрантам. Я знаю о чувстве недовольства обществом, которое испытывают многие молодые мусульмане, потому что они думают, что западное общество хочет маргинализировать их или нанести им какой-то вред.

- Немецкое правительство недавно организовало конференцию с представителями различных групп мусульман, живущих в Германии. Вам подобный форум кажется полезным, или это просто показуха?

- Мы можем избежать непонимания, проводя такие форумы, где люди разных религий консультируются друг с другом и пытаются понять, что оказывает влияние на их жизнь. Если Вы однажды нанесли кому-то оскорбление, все, что Вам остается делать - это пытаться исправить ситуацию. Каждый, кто знает об исламе, например, очень хорошо знал, что карикатуры на пророка очень оскорбительны для всех мусульман.

- И снова, всей этой историей злоупотребили радикальные исламисты. Они добавили к изначальным карикатурам другие, куда более оскорбительные, чтобы разжечь массы.

- Но мне говорили, что между редакторами газеты был спор относительно публикации карикатур, и они очень хорошо знали, что делают. Они рискнули, а кому-то просто надо было сказать им - зачем доводить до такой ситуации? А если мы говорим о корректности, то это совсем другое понятие. Если мы говорим о корректности в плюралистическом обществе, то как мы будем развивать представление о корректности, о вежливости, когда существует такая степень невежества? Вот что волнует больше всего. И вот почему лично я очень расстраиваюсь, когда вижу, что подобные ситуации продолжаются, и продолжаются бесконечно. Я не хочу верить, что все они - результат злого намерения.

- Да, это было провокационно, очень грустно и безвкусно. Но свобода прессы - одна из высочайших ценностей нашей демократии. Нам нужно добиться баланса, и тогда мы сможем позволить неверующим высказывать даже самые оскорбительные мнения.

- Я думаю, сейчас вы затронули одну из самых сложных известных нам проблем, и я не знаю ответа. Индустриальный Запад очень светский, а мусульманский мир намного менее секулярен, и причина этого в том, что религия ислам, как все мы знаем, очень тесно связана с повседневной жизнью. И при таком сценарии все люди доброй воли должны думать очень, очень осторожно.

- В некоторых своих речах Вы положительно отзывались о Кемале Ататюрке. Турция следовала по указанному им пути, и сегодня она - одна из немногих преимущественно мусульманских стран где действует принцип разделения религии и государства. Вы хотели бы, чтобы другие страны пошли по этому пути?

- Я не выступаю против секуляризма как такового. Но я против тотального секуляризма, при котором любое упоминание о вере, об этике просто исчезает из общества.

- Ваше Высочество, мы благодарим Вас за это интервью.

(Штефан Ауст, Эрих Фоллат. 12 октября 2006 Перевод "Благовест-инфо" Источник: Der Spiegel)