Концепт «МЕРА» (норма) как ключ к пониманию этнокультурных ценностей народов Кавказа

Концепт «МЕРА» (норма) как ключ к пониманию этнокультурных ценностей народов Кавказа (на примере пословиц и поговорок)

Сложившиеся в современном мире к концу XX в. социально-политические условия все настойчивее заставляют обращаться к истории и культуре этносов, пристальнее вглядываться в своеобразие менталитета той или иной нации. Ведь в незнании особенностей культуры друг друга, ее моральной основы - источник непонимания и неприятия иных культурных норм, причина многих межнациональных конфликтов.

Происходящий в последние годы активный процесс возрождения этнических культур, усиления национального самосознания и как следствие этого - процесс возрастания интереса многих наук к феномену человека как к носителю определенной культуры выдвинул в качестве первостепенной проблему глубокого и всестороннего изучения нравственного опыта народа, его морально-этического потенциала. Данная проблема особенно актуализировалась в условиях, когда силам распада и разобщения противопоставляется устойчивая тенденция к консолидации и сотрудничеству между представителями разных наций, когда возникает закономерный интерес народов к культуре друг друга.

Сегодня становится более очевидным, что мир в обществе может быть достигнут и сохранен только через культуру и нравственность, через устройство жизни и взаимоотношений между народами по этическим законам. Человечество вступает в эру, когда практическая реализация мысли Ф. М. Достоевского: "Красота спасет мир" становится жизненно необходимой. В этих условиях обращение к истокам духовного наследия народов приобретает особую актуальность. Оно важно не столько для обнаружения ино- и интеркультурных элементов в ментальной программе этнических сообществ, сколько для того, чтобы, используя полученные знания и опыт поколений в социологии и политологии, успешнее решать многие вопросы этнической конфликтологии. В этой связи нам представляется актуальным изучение нравственного опыта Кавказа, этой, по мнению многих ученых, малой Евразии [14, 11], где народы, имеющие различные генетические корни, но находящиеся в одном географическом ареале, выработали в целом единую этическую программу. По справедливому замечанию В. И. Абаева, на Кавказе "тяготение к культурному единству превозмогало историческое многоязычие. Все народы Кавказа, не только непосредственно соседствующие друг с другом, но и более отдаленные, связаны между собой сложными и прихотливыми нитями языковых и культурных связей. Создается впечатление, что при всем непроницаемом многоязычии на Кавказе складывался единый в существенных чертах культурный мир" [1, 89].

Ученые отмечают, что на духовную культуру народов Кавказа оказали сильное влияние особенности их социальной организации [20]. В связи с этим уместно вспомнить выражение "лицо кавказской национальности", используемое в милицейском лексиконе и воспринимаемое кавказцами достаточно негативно и эмоционально. Однако оно по своей сути наиболее точно отражает общность ментальной программы народов Кавказа при пестром разнообразии языков, на которых они говорят. В этом смысле кавказская культура, конечно же, феномен, требующий глубокого всестороннего исследования во всех аспектах, в том числе этнолингвистическом.

Для ученых прошлого и настоящего остается загадкой устойчивое сохранение кавказскими народами многих обычаев и традиций и в наши дни. Например, уникальный этикет, регламентирующий все стороны взаимоотношений членов семьи и обществ, подчеркнуто уважительное отношение к старшим, к мужчине - главе семьи, сохранение родственных связей, основных традиционных элементов свадебного и похоронного ритуалов, обычаи взаимопомощи и гостеприимства [20] и сегодня остаются предпочтительными нормами традиционного кавказского быта. Чем объясняется жизнеспособность этих и других обычаев, сложившихся у народов Кавказа многие столетия назад и на первый взгляд, казалось бы, несколько неудобных и обременительных в семейном и общественном быту? Может быть, они пережитки прошлого? Объясняется ли их сохранение консервативностью традиций, как это принято считать? Почему для такого полиэтнического сообщества, как Кавказ, характерен не культурный плюрализм, а единая "в существенных чертах" культура? Ответы на эти вопросы не просты. Представляется, что здесь уместно было бы привести слова В. С. Непомнящего: "Культура вообще такая вещь, которая зовет человека остановиться, не бежать, не спешить, оглядеться, задуматься" [10, 29]. В данном

случае можно задуматься о том, почему обычно исторически изменчивые нормы поведения на многие века пережили создавшие их поколения, жившие в разные эпохи? Что лежит в их основе, какие социальные и культурные функции они выполняли и продолжают выполнять? Вопросы эти требуют всестороннего исследования специалистами различных отраслей науки.

Известно, что основой изучения национальной специфики мировосприятия, склада ума и образа мышления выступают объекты материальной и духовной культур. Однако в силу причин объективного и субъективного характера не все объекты несут в себе информацию о коллективном опыте народа, а потому позволяют судить об уровне развития культуры того или иного этноса. Наиболее доступным "носителем информации", как нам представляется, у народов Кавказа являются уникальный горский этикет и богатый фольклор, которые составляют ядро концептуальной системы этносов. В структуре этой системы наряду с интернациональными компонентами выделяются такие понятия (концепты), которые в целом отражают ту или иную культуру, являются ключом к пониманию ее сути. Таким основным понятием, определяющим культуру народов Кавказа в области человеческих отношений, нам представляется концепт "норма" (мера).

Понятие нормы, как известно, относится практически ко всем сферам жизнедеятельности человека. В сущности, становление приоритетов народа, утверждение шкалы его ценностей происходило в результате длительной борьбы порядка и хаоса, закона и беззакония, т.е. нормы и аномалий. В отшлифовке свода правил поведения человека в семье и обществе понятие "норма" (мера) играло весьма существенную роль. Еще в древние времена люди, столкнувшись с первыми неприятностями, поняли, что в мире нет гармонии, а потому выработали такие нормативы, такие этические принципы, которые регулировали их поведение в реальных и экстремальных ситуациях, облегчали в какой-то степени обстоятельства, омрачавшие жизнь, уберегали от многих ошибок, т. е. сознательно сформировали свою этическую программу, выход за пределы которой осуждался коллективом. И в этой этической программе основная роль отводилась норме (мере, пределу, границе) как регулятору жизни человека в обществе. Так, в индуистской мифологии хранитель традиционных норм поведения Дурвасас, согласно легендам, проклинал тех, кто не проявлял к нему должного уважения, и даже лишал их власти, и наоборот, награждал угодивших ему своим послушанием [9, 199].

В данной работе нас интересует норма как социально-культурное явление, ее роль в становлении системы ценностей народов Кавказа. Поскольку ментальная программа этнических сообществ наиболее выпукло представлена в их паремиологическом творчестве, объектом анализа явились пословицы и поговорки, в которых отражена огромная роль нормы в формировании культурных моделей поведения.

В лингвистических словарях различного типа понятие "норма" определяется как "(от лат. norma ~ руководящее начало, правило, образец) 1) узаконенное установление, признанный обязательным порядок, строй чего-н.; 2) установленная мера, средняя величина чего-н." [19, 901] или как "1) узаконенное установление; обычный, общепринятый обязательный порядок, состояние чего-л.; образец, правило; 2) установленная мера, размер чего-л." [12, 508].

Словарные толкования дают основание утверждать, что понятие "норма" определяется через понятие "мера", более того, в языках народов Кавказа норма есть мера (см., например, в карачаево-балкарском языке - "марда" 1) норма, доза, мера; 2) предел, мера, граница") [6, 460]. Первое значение нормы в указанных словарных толкованиях имеет отношение к системе ценностей (аксиологическая норма ~ термин Н. Д. Арутюновой), второе ~ к параметрам материальных объектов: высоте, ширине, объему и т.д. В применении к предметным объектам норма, как известно, обычно занимает середину градационной шкалы, а на флангах располагаются отклонения от нее в ту или иную сторону. Нормальным считается материальный объект - не высокий и не низкий, не широкий и не узкий, не большой и не маленький, а средний. Иначе обстоит дело в системе ценностей. В антиномиях хорошее/плохое, достойное/недостойное, добродетель/порок норма обычно совпадает с позитивным, а аномалия (ненорма) - с негативным краем шкалы. Понятие нормы в аксиологии, таким образом, отождествляется со свойством "хороший", "плохой" же сигнализирует об отклонении от нормы.

Почти во всех дефинициях хорошего и плохого, данных философами разных времен, указывается на реляционность этих оценок, т.е. стремление определить оцениваемый объект или фрагмент мира как хороший или плохой через человека. "Никакая вещь не может быть ни хорошей, ни дурной, если она не имеет с нами чего-либо общего... если вещь от нас отлична, то она не может быть ни хорошей ни дурной" [13, 544-545]. Оценивая предметный объект как хороший, или плохой, человек должен пропустить его через себя, определить его соответствие своим требованиям: отвечает ли предмет его эстетическому вкусу, способствует ли достижению практических целей. Оценка "хорошо" или "плохо", даваемая предметному объекту, таким образом, обусловлена соответствием предмета своему функциональному предназначению (прагматика) и чувству прекрасного (эстетика).

Кроме того, квалификация объекта, положительная или негативная его оценка не обходится без сравнения с некоторым стандартом (нормой), существующим в природе. "Если стандарт в сфере физических параметров; естественных родов устанавливается самой природой, то аксиологические нормы (ценности) вырабатываются человеком с его постоянно меняющимися требованиями" [2, 144]. Созданная человеком, социальной группой, нацией, в целом человечеством шкала ценностей как социально-культурное явление связана не с естественной, а с идеализированной моделью мира, не с сущим, а с должным, т.е. с тем, к чему человек стремится. Известно, что приближение к идеалу - это длительный путь самосозидания, самоопределения

человека, суть духовных исканий. Вряд ли можно утверждать, что существует единственно верный путь к совершенству, в том смысле, что он предопределен извне. Скорее, он существует в том смысле, что человек не только как творение природы и истории, но и как творец волен выбирать пути, тем самым определяя свое место в мире, свое будущее. "Правый или истинный путь столь же постигается в сущем, сколь и творится самим человеком" [16, 417].

Что же должен делать человек для утверждения человеческого в человеке, для приближения к идеалу? Что есть добро, зло, истина, красота? В чем высший смысл жизни? Представляется, что как универсальные ценностные ориентиры, так и различные модели культурных норм этнических сообществ являются своеобразной попыткой ответа на эти вопросы. Эти культурные модели в то же время и способ самосозидания, самосовершенствования человека, и наиболее приемлемый, верный, с точки зрения создавшего ту или иную модель этноса, путь приближения к идеалу.

Принятый народами Кавказа уникальный и удивительно жизнеспособный свод правил поведения, особый этикет, названный у балкарцев и карачаевцев таулу намыс, у адыгов адыгэ хабзе является одной из многочисленных моделей культурных норм. Следует подчеркнуть, что эта модель не лучше и не хуже других. Но она интересна тем, что универсальная шкала ценностей получает в ней своеобразное преломление в соответствии со стереотипами народов, с их представлением о добре и зле, о красоте, об истинном смысле жизни. Ее надо знать, чтобы особое мировидение и не похожие во многом на другие нормы поведения народов Кавказа не считать ненужными условностями, ибо этикет народностей Кавказа - это прежде всего философский опыт осмысления ими жизни. В нем выражается то, что в русском языке, пожалуй, невозможно передать одним словом, но немцы называют "менталитетом". Так вот этот самый менталитет, определяемый в словаре "Современная западная философия" как "(от лат. mens ~ ум, мышление, образ мыслей, душевный склад) глубинный уровень коллективного и индивидуального сознания, включающий и бессознательное... совокупность готовностей, установок и предрасположенностей индивида или социальной группы действовать, мыслить, чувствовать и воспринимать мир определенным образом", находит наиболее яркое вербальное выражение в пословицах и поговорках. На наш взгляд, существует несомненная органическая взаимосвязь между менталитетом, с одной стороны, и этикетом как формой выражения ментальности, с другой, а также пословицами и поговорками как средствами их вербализации, - с третьей.

Пословицы и поговорки интересны не только обобщенным и закрепленным в них общественно-историческим и житейско-бытовым опытом народа, но прежде всего тем, что в них сформулирован его нравственный кодекс.

Несомненно, что нравственность представляет собой одну из самых главных загадок в человеке, потому что "она не просто нечто имеющееся, что может подлежать исследованию, но нечто такое, что еще не найдено, не достигнуто, то, чему надлежит быть, но чего нет как окончательно определившегося, наличествующего, она есть зов к высшему..." [18, 416], "нравственность - это прежде всего способ духовного бытия человека, единственно возможный способ быть человеком, реализовать свою человеческую сущность" [16, 421]. Несомненно также то, что нравственное начало проявляется в практической деятельности человека, проявляется как способность творить добро или зло. Именно в конкретных делах, в словах, в манере поведения отражается духовный облик человека, уровень его нравственного развития. Не случайно в абазинской пословице аг1вы йш1и йнап!и йызг1арымгра гъаъам (язык и руки человека могут принести ему славу и позор) [11] отводится огромная роль словам и конкретным делам человека, ибо в них проявляется и национальное начало, "национальная стихия", порой трудно уловимая, но реально существующая.

Какой бы пласт богатого паремиологического фонда народов Кавказа мы ни взяли (пословицы и поговорки, отражающие первобытные обычаи, мифологические представления о мире, или возникшие позже, в классовом обществе, а также посвященные различным сферам человеческой деятельности), в них прослеживается эволюционный путь понимания народом смысла жизни, результат духовных исканий, формулируются приоритеты, сердцевиной которых является нравственность. В таких карачаево-балкарских и адыгских пословицах и поговорках, как намыс болмагъан жерде насып болмаз (где нет нравственности, там нет счастья), ачхадан намыс багъалыды (честь дороже денег), ач да бол, токъ да бол, намысынга бек бол (и в голод, и в сытость береги свою честь), нэмысын - шэр нэсыпыпшэщ (нет намыса - нет счастья), упсрыквын рыц1а йагъъп1 упха ухъыц1ра ацк1ыс (лучше умереть, чем запятнать честь) [11], в структуре которых содержится лексема намыс "нравственность", особая роль отводится понятиям "честь", "достоинство", "благородство", "совесть".

Анализ паремиологических жанров и отраженного в них мировосприятия позволяет утверждать, что с точки зрения этнических сообществ - создателей этих жанров - нравственно то, что служит добру, справедливости. Здесь мы вступаем в область духовных исканий человека: что есть добро и что есть зло? В пословицах и поговорках, впитавших в себя многовековой опыт бесчисленных поколений, есть ответ на этот важнейший нравственный вопрос. Мерилом добра и зла, пользы и вреда, главным принципом отделения хорошего от плохого в них выступает норма (мера). Чувство меры во всем - в словах, в поведении и действиях людей, чувствах, еде и т. д. - занимает одно из ведущих мест в шкале ценностей народов Кавказа. Ключевой формулой предпочтения в ценностной ориентации горцев является "золотая середина" или так называемая средняя норма, всякое превышение которой оценивается негативно. Мысль о том, что зло (плохое) возникает вследствие превышения меры или утраты нормы, принимаемой за точку отсчета, не является новой. Известно, что чрезмерно большое количество имеет тенденцию

переходить в плохое качество. Эта философская аксиома пронизывает всю систему этнокультурных ценностей народов Кавказа. По существу она является их жизненной философией, "руководством к действию", Такие языковые выражения, как мардадан азаргъа (выйти за пределы, не знать меры), чекден чыгъаргъа (перейти границу дозволенного, перегнуть, переборщить), мардасын танымагъан (не знающий меры, предела), адетинде (в меру), адетден чыкъмазгъа (знать меру) [6] приложимы ко всем жизненным ситуациям. "Слишком", "чересчур", "чрезмерно" получают в пословицах и поговорках одинаковую негативную оценку и в применении к количеству, и в применении к хорошему качеству (т.е. слишком хорошее оценивается как плохое). Осуждение превышения меры (нормы) отражено в таких пословицах и поговорках, как артыкъ ашагъанынг харамды (переедание вредно; приобретенное нечестным путем [излишнее] не будет впрок), уллу атлама - абынырса, уллу къапма - къарылырса (доел, не делай больших шагов - споткнешься, не кусай большими кусками - подавишься), сабийни кёп эркелетсенг, кесинги башынга минер (если будешь много ласкать ребенка, сядет тебе на голову); да1уэк1ей дэгу уещ1ри, плъэк1ейм нэф уещ! (не в меру слушаешь - оглохнешь, не в меру смотришь - ослепнешь), шарда йгылаз абахсыма ахъдзац!дзит1, щарда йч1ваз апх1выста дахъдзац1дзит! (застоявшаяся буза портится, засидевшаяся девушка увядает), йахъурыкъьарквьш ч1ыдаг1а уызниит (всякое излишество ведет к неприятностям) [11].

В пословицах и поговорках предпочтение отдается умеренности во всем: в еде, в проявлении чувств и даже в выборе цвета одежды. Афоризмы къарны бла къан салгьан (прожорливостью приносящий беду), бек къызыл терк онгар, бек сюйген терк къояр (ярко-красное быстро выгорает, горячо полюбивший скоро остывает), женгиллик уятха къояр (несдержанность к позору приведет), йахърыкъьата йгвыргъъауа дчЬухит1 (кто радуется чрезмерно, тот и плачет чрезмерно) [11] бичуют чрезмерность, беспредельность, т.е. всякий перебор. Пресыщение, обжорство, несдержанность в проявлении эмоции - антиценности для кавказского общества.

В связи с анализируемым концептом "мера" хотелось бы остановиться на отношении этносов к языку, к слову. Известно, что с древнейших времен слову придавался магический смысл. Достаточно вспомнить запрет на произношение названий болезней, некоторых животных (например, в карачаево-балкарском языке слово-табу атайтмаз (досл.: имя, которое нельзя произносить) из-за боязни навлечь беду, а в случае обязательности произношения этих табуированных имен сопровождение их пожеланиями типа айтылгъан жерден кери болсун (досл.: пусть не посетит место, где об этом [о нем] говорят). В языках народов Кавказа есть целый ряд лингвоспецифичных разговорных клише, добро- и зложеланий (например, в карачаево-балкарском сёзюнгю игилик бла бёлейим (досл.: к добру я прерву твои слова), аллахха сёзюм ауур бармасын (да простит меня бог за такие слова), тилинг тутулсун (чтобы у тебя язык отнялся) [6, 634], в которых заключена вера в магическую силу слова.

В любой культуре слово оценивается как вещь священная, связанная с правдой, истиной, с тем, что есть на самом деле, с основами и началами бытия. Вот почему антропологическая философия приняла тезис: "Вначале было Слово". О том исключительно большом значении, которое придавали горцы слову, говорит огромный пласт паремиологического фонда народов Кавказа, посвященный слову, языку, многословию, пустословию, злословию, лжи, верности слову: сёз сауутдан жютю (слово острее оружия), тил - жюрекни тылмачы (язык - переводчик сердца), сёзден сёз туyap (слово рождает слово) [11], тилде сюек болмаса да, сюек сындырыр (хотя язык без костей, но кости ломает (т.е. словом можно причинить боль)), айтма, айтсанг къайтма (не говори, если сказал, сдержи слово) [6]; дахэм блэр гъуэм къреш (доброе слово и змею из норы выманит), псалъэм псалъэ пок!уэри, удыным удып пок1уэж (слово рождает слово, а удар - удар), тил та с я pap, тас ярмаса бас ярар (язык расколет камень, если не камень, то голову), яман соъз - бас казыгы, яхшы соьз-ян языгы (доброе слово - пища для души, недоброе слово - надмогильный камень) [11].

Со всей уверенностью можно утверждать, что у горцев слово выступает мерилом чести и достоинства человека: адам сёзюнден белгили (человека можно узнать по его словам), эрни ёзюне къарама, сёзюне къара (не смотри на внешность мужчины, слушай его речь) [6], делэр и псалъэк1эк1э къощЬ (дурака видать по его разговору), 1уэхуншэ псэлъэрейщ (бездельник го-ворлив), соьзинъ сав болса, басынг тан болар (если твое слово живет в народе, авторитет твой высок как гора) [11].

Афористическое творчество народов Кавказа лишний раз подтверждает известные эзоповские слова, что самым хорошим и самым дурным на свете может быть язык (слово) человека. Точкой отсчета в этом случае выступает мера. Отсутствие или непризнание чувства меры, выход за пределы нормы в сторону ее превышения строго осуждается горцами: артыкъ сёз таш жарыр, артыкъ файда баш жарыр (лишнее слово камень расколет, лишняя выгода голову заморочит) [6]; щытхъъуккй нэхърэ убык1аф1э (лучше умеренная хула, чем чрезмерная хвала), псалъэр куэдрэ жыпЬмэ мэ щоу (будешь мусолить слово, оно станет зловонным) [11]. Ярко выраженную пейоративную окраску имеют и такие номинации болтливого человека, как карачаево-балкарское сёз къапчыкъ "болтун, краснобай" (досл.: мешок слов), тилбаракъ (доносчик, сплетник).

Горский этикет предписывает немногословие и порицает болтливость: тили узунну намысы къысха (у кого язык длинный, у того совесть коротка) [6], кёп тынгыла да аз сёлеш (слушая больше, говори меньше), зи псалъэ к1эщ!ым и бзэр 1эф1щ (кто немногословен, тот сладкоречив), к1апсэр к1ыхъмэ, ф!ыщи, псалъэр к]эщ!мэ, нэхъыф!ыжщ (веревка хороша длинная, но короткая речь еще лучше) [11]. Привычка говорить лишнее, по мнению народов, характерная черта человека плебейского происхождения. Наиболее яркое выражение это наблюдение этноса

получило в карачаево-балкарской поговорке къулну урургъа мюйюзю жокъду, артыкъ сёзю барды (досл.: у плебея нет рогов, чтобы бодаться, но есть лишнее слово).

Зная об огромной силе произнесенного слова, народ в пословицах и поговорках призывает быть внимательным к своей речи: тилинге сакъ бол (будь внимателен к словам, не говори лишнего), ойнап сёлешсенг да, ойлап сёлеш (говори подумав, даже если шутишь) [7], уи жьэ зэтепхыным ипэкЬ уи нэ зэтех (прежде чем открыть рот, открой глаза), унапшыг1апшта уч1ва, ухъвыцта учважва (оглянувшись, садись, подумав, говори) [11].

Этикетные нормы также предписывают умело пользоваться тем бесценным даром, который отличает человека от всего живого - языком: хар сёзню орну барды (досл.: каждое слово имеет свое место) [7], кёп сёз - кёмюр, аз сёз - алтын (много слов - зола, мало слов - золото) [11]. Лаконичность, красноречие всегда высоко ценились на Кавказе. Мастера слова были самыми почитаемыми людьми. О мудром, красноречивом человеке говорили: "Сёзю эл багъасы" ("Словам его цены нет").

Таким образом, в кавказской культуре такие антиномии, как немногословность - болтливость, верность сказанному - неумение сдержать данное слово, взвешенность слов (сдержанность в высказываниях) - вспыльчивость, умение слушать - привычка перебивать и другие выступают подтверждением или отрицанием достоинства, благородства, нравственного здоровья индивида или социума.

На приоритете меры основаны также все составные элементы горского этикета. Остановимся на одной из важнейших частей традиционной кавказской культуры - гостеприимстве. "Гостеприимство - добродетель, свято чтимая у древних, сохранилось и поныне на Кавказе", -писал в середине XIX в. Л. Я. Люлье [8]. Через гостеприимство народ выражает свое особое мировидение, стиль мышления, отношение к жизни. Проявляя заботу о благополучии, а в некоторых случаях и безопасности гостя, - любого человека, независимо от национальной принадлежности, возраста, религиозных убеждений - народы Кавказа издавна поддерживали законы человеколюбия - гуманные законы, защищающие достоинство, собственность и жизнь каждого.

На Кавказе говорят: "Къонакъ Аллахны къонагъыды ("Гость от бога") [6]. Сакральный характер гостеприимства горцев отмечают многие исследователи. В частности, Хан-Гирей в "Записках о Черкессии" писал: "Гость есть святыня в Черкессии" [15, 281]. Однако, отводя немалые преимущества гостю, этикетные нормы Кавказа и здесь не допускали превышения золотой середины. В паремиологии адыгов, балкарцев, карачаевцев, ногайцев, осетин достаточно много пословиц и поговорок, в которых строго осуждается всякое "слишком", "чересчур", "перебор" в поведении гостя. Например, считалось и считается дурным тоном злоупотреблять добрым отношением хозяина и долго оставаться в его доме. Народная мудрость, вылившаяся в афоризмы, гласит: "Къонакъ келсе къут келир, кёп келсе жут келир" ("Гость приходит - счастье приходит, много гостей приходит - голод приходит"), къонакъ къойдан жууаш (досл.: "гость смирнее овцы", т.е. гость должен вести себя скромно) [6], хъэщ!эр япэ махуыэм дыщэщ ет!уанэ маху эм дыжьынщ, ещанэм аршавщ, еп!анэм напэншэщ ("гость в первый день - золото, во второй день - серебро, в третий - мельхиор, в четвертый - бессовестный")[11]. Отношение к частым визитам и непрошеным гостям выражено в карачаево-балкарской поговорке айдан келгеннге - аякъ, кюнден келгеннге - тыякъ (приходящему раз в месяц - чашу, приходящему каждый день - палку) [6].

Сфокусированность человеческого восприятия на отклонениях от нормы и стереотипов жизни, отмеченная Н. Д. Арутюновой [2, 8], находит наиболее яркое выражение в афористике. Предельная простота построения и образность многих пословиц и поговорок создается использованием в их структуре таких универсальных антиномий, как хорошо-плохо, много-мало, часто-редко, медлительность - поспешность, терпеливость - несдержанность, щедрость - скупость и т.д. Так, антиномия медлительность - поспешность относится прежде всего к процессу работы. Народы Кавказа, жизнь которых всецело зависела от упорного труда, не могли позволить себе медлительность, тем более лень. В то же время не поощрялась и излишняя торопливость, суета: ашыкъгъан кесин битдирир, ашыкъмагъан ишин битдирир (торопливый себя изведет, обстоятельный [неспешащий] дело завершит), ашыкъгъан суу тенгизге жетмез (торопливая река моря не достигает) [6].

Антиномии много - мало, часто - редко, щедрость - скупость выражают количественный аспект ценностной ориентации народов. Анализируемый материал показывает, что и в данном случае предпочтение отдается средней норме: бир кюн къой бут, экинчи кюн къуру журт (досл.: за один день съедают ляжку барана, на другой день остаются ни с чем), тели бергенни тейри урур (кто много [без разбору] дает, того бог наказывает), кёп чайнаса, бал да татыусуз болур (если долго [много] жевать, то и мед станет безвкусным) [6], амц щарда йухЬарыквын ц1абыргызшва йубит! (если ложь часто повторять, она покажется правдой) [11].

В принятом народами Кавказа своде правил антиномия терпеливость - несдержанность занимает одно из ведущих мест, ибо от предпочтения индивидом или социальной группой того или иного полюса этой антиномии зависит равновесие или неустойчивость в обществе.

Представляется, что провозглашенный народами приоритет меры выступал мощным рычагом, который в прошлом регулировал социальные отношения, ограничивал или в целом исключал условия возникновения конфликтных ситуаций. Только выход за пределы нормы (непризнание меры) давал повод для возмущения, осуждения, упрека, обвинения, запрета, угрозы и даже для физической расправы, но при этом требовалось проявление окружающими толерантности. А, как известно, умение терпеть и прощать говорит о благородстве, достоинстве и нравственной силе народа: игиликге игилик - хар кишини ишиди, аманлыкъгъа игилик - эр кишини ишиди (добром на добро сможет ответить каждый, добром на зло - только истинный мужчина), таш бла ургъанны

аш бла ур (ударившего тебя камнем ударь угощением), аманны аман бла къуума, къанны къан бла жуума (не отвечай злом на зло, не смывай кровь кровью) [11]. В этих и других пословичных суждениях обнаруживается общность и с другими культурными нормами, в частности с толстовским учением о непротивлении злу насилием, с учением, которое провозглашало внутреннее самоограничение критерием добра.

Проанализированные пласты паремиологического фонда народов Кавказа показывают, что в них нашли отражение отголоски разных систем ценностей. Наряду с пословицей алгъа да барма, артха да къалма (не иди впереди, но и не отставай), продиктованной инстинктом самосохранения, а в целом - здравым смыслом, встречаются пословицы типа алгъа баргъан орун алыр, артха къалгъан къуру къалыр (пришедший первым найдет место, отставший останется ни с чем) [7], в которых прослеживается эволюция ценностных ориентиров. Однако встречаются и такие пословицы: ауузу озгъаннга жууап этмесенг, ауузунг жокъгъа санайды (если не ответишь злоязычному, будет считать, что у тебя рта нет), йПауысыз уйымсхырквын умахъвш1а амч гьидыру- ашым (если не ответишь тому, кто ударил тебя, он не узнает мощи твоей руки) [11], то есть народы, провозглашающие толерантность основой устойчивого равновесия в обществе, в то же время поддерживают и другую жизненную философию.

В ментальной этической программе кавказских народов, в частности народов, исповедующих ислам, концепт "норма" тесно связан с мусульманскими понятиями "халал", "харам" - доз-воленное/недозволенное, чистое, не оскверненное/скверное, которые кроме того в языках приобрели и другие значения, близкие к главным, пересекающиеся с ними, так как в их основе заложена оценка хорошее/плохое, положительное/отрицательное, т.е. норма/антинорма: халал - 1) добрый, бескорыстный "халал адам" (добрый человек); 2) верный "халал тенг" (верный друг); 3) великодушный "халал жюрекли адам" (великодушный человек); 4) честный, добросовестный "халал къыйын" (честный труд); харам - 1) хитрый, корыстный "харам адам" (корыстный человек); 2) "харам жюрекли адам" (подлец); 3) недобрый, нечестный "харам къыйын (нечестный труд) и т.д. Сказанным выше объясняется, на наш взгляд, и присутствие обеих лексем в благожеланиях и проклятиях: халал болсун (на здоровье), харам болсун (пусть не будет впрок,), анасындан ичген сютю харам болсун (пусть материнское молоко не будет впрок). Понятия халал, харам входят и в структуру некоторых пословиц: харам къарындашдан халал тенг ахшы (чем коварный брат, лучше верный друг), харам тенгден ачыкъ жау игиди (чем коварный друг, лучше открытый враг) и др. Эти и другие образные выражения - своеобразные предписания о том, что дозволено или не дозволено мусульманину. Любые отклонения от нормы считаются недозволенными (харам). В Дсвязи с этим представляет интерес и заклинание матери, упрашивающей сына или дочь: берген сютюм харамды (молоко мое для тебя харам).

И наконец последнее замечание, связанное не столько с анализируемым концептом, сколько с жизненной философией горцев. Думается, что каждый, кто мало-мальски знаком с неповторимой традиционной культурой народов Кавказа, не мог не обратить внимание на один парадокс. Почему народы - творцы уникального этикета, многие принципы которого совпадают с современными нормами международного права, не оставили в материальной культуре столь же значительный след? Ответ на этот вопрос мы находим также в паремиях: ачхадан намыс багъалыды (честь дороже денег) [6]; уперыквын рыц1а йагъып! упха ухъыц1ра ацк!ыс (лучше умереть, чем запятнать честь) [11]. Давно замечено, что материальный достаток и прогресс не делают жизнь человека свободнее и счастливее, если она лишена нравственных основ. Думается, что наши далекие предки поняли эту удивительную по простоте и в то же время сложнейшую мудрость жизни и оставили после себя не материальные ценности, не дворцы, а уникальный, основанный на приоритете меры этикет, который в целом и ныне с успехом может служить целям регламентации взаимоотношений между людьми как в моно-, так и полиэтнических сообществах.

Литература:

1. Абаев Я И. Осетинский язык и фольклор. М.; Л., 1949.
2. Арутюнова Н. Д -Язык и мир человека. 2 изд., испр. М., 1999.
3. Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XIII- XIX вв. Нальчик, 1974.
4. Вежбицкая А Семантические универсалии и описание языков / Пер. с анг. А. Д. Шмелева / Под ред. Т. В. Булыгиной. М., 1999.
5. Кубрякова Е. С., Демьянков В. 3., Панкрац Ю. Г., Аузина А Т. Краткий словарь когнитивных терминов. М., 1996.
6. Къарачай-малкъар-орус сёзлгок / Под ред. чл.-корр. АН СССР Э. Р. Тенишева и X, И. Суюнчева. М., 1989.
7. Къарачай-малкъар фольклор. Хрестоматия. Нальчик, 1996.
8. Люлье А. Я. О гостеприимстве у черкес // Кавказ. 1889. № 7.
9. Мифологический словарь. М., 1991.
10. Непомнящий В. С. Россия, Пушкин, мы // Русский язык за рубежом. 1991. № 3.
11. Пословицы и поговорки народов Карачаево-Черкесии. Черкесск, 1990.
12 Словарь русского языка: В 4-х т. /Под ред. АПЕвгеньевой. М., 1981. Т. И,
13. Спиноза Б. Избранные произведения: В 2-х т. М., 1957. Т. I.
14. Унежев К. X. Феномен адыгской (черкесской) культуры. Нальчик, 1997.
15. Хан-Гирей. Записки о Черкес и и. Нальчик, 1992.
16. Человек в системе наук. М., 1989.
17. Шевченко Ю. Ю. Носители информации и в артефактах и структуре культур народов (размышления о некоторых движущих силах человеческого филогенеза),
18. Шердаков В. И. Человек и нравственные ценности // Человек в системе наук. 1909,
19. Советский энциклопедический словарь. 4-е изд. М., 1987.
20. Этнические и культурно-бытовые процессы на Кавказе. М.: Наука, 1978.