Translit
Этнокультурная составляющая зоолексемы "Лошадь" в карачаево-балкарском языке
08.11.2012
3
7679
Проведенный анализ в этой области позволяет говорить о том, что традиционно лошадь занимает важное место в жизни карачаевцев и балкарцев. Лексико-фразеологическая система карачаево-балкарского языка богата устойчивыми и свободными дескрипциями, содержащими лексему ат «лошадь». В них и фольклорных текстах данная зоолексема выступает как один из репрезентантов языковой картины мира и отмечена национально-культурной маркированностью.
Язык представляет собой неотъемлемый и важнейший элемент любой национальной культуры. В современной парадигме науки отмечается, что знакомство с ним предполагает, с одной стороны, изучение материальной составляющей этой культуры, с другой – знание ее исторической, географической, экономической и других доминант, а также «попытку проникнуть в образ мышления нации, попытку взглянуть на мир глазами носителей этой культуры, с их точки зрения» [5, с. 251]. Благодаря тому, что язык способен описывать действительность, окружающую человека, национальная культурная картина мира вербализуется, фиксируется, хранится и передается из поколения в поколение. В рассматриваемом плане непревзойденное значение имеет и карачаево-балкарская зоонимическая лексика.
Мир животных достаточно хорошо представлен в карачаево-балкарском языке, что обусловлено в первую очередь экстралингвистическими факторами. Так, например, традиционной ведущей отраслью экономики карачаевцев и балкарцев было скотоводство, в том числе и коневодство, что предопределило наличие в карачаево-балкарском языке богатой животноводческой терминологии. Как пишет У. Алиев, когда речь идет «о скотоводстве и предметах, имеющих отношение к этому занятию, карачаевский язык и богат, и разнообразен» [1, с. 145].
Имеющийся фактологический материал убеждает нас в том, что среди зоонимов, имеющих отношение к лингвокреативной деятельности человека, значительной функционально-семантической нагруженностью в карачаево-балкарском лингвокультурном сообществе отмечена лексема «лошадь». Будучи пропущенным через сознание индивидуума, понятие об этом животном в процессе отражения «приобретает специфические черты, присущие данному национальному общественному сознанию, обусловленному культурой этого народа» [3, с. 50].
Базовой лексемой для обозначения лошади в карачаево-балкарском языке является общетюркская лексема ат. Данное домашнее животное получило в карачаево-балкарском языке детально иерархизированную характеристику по различным параметрам. Так, например, для характеристики лошади по полу употребительны изафетные дескрипции, зависимыми компонентами которых являются субстантивы эркек «самец, особь мужского пола» и тиши «самка, матка», содержащие сему пола: эркек ат «лошадь мужской особи», тиши ат «лошадь женской особи». Вместе с тем имеются и специализированные лексемы, ориентированные на репрезентацию лошади по полу: ажир // айгъыр «жеребец», байтал «кобыла».
Для обозначения возраста лошади весьма часто употребляются именные словосочетания, зависимыми компонентами которых являются адъективные лексемы: жаш ат «молодая лошадь», къарт ат «старая лошадь». Возраст репрезентируется и субстантивом тай «жеребенок». При определении точного возраста лошадей в карачаево-балкарском языке употребляются также и другие специализированные средства:
В целом адъективная лексика, употребляемая для обозначения масти лошади, в карачаево-балкарском языке характеризуется широким спектром значений: акъ-боз «светло-серый», кёк «серый», къара «вороной», къаратор «карий, караковый», къызыл-ала «ярко-красный», тору-жарыкъ «светло-гнедой», къара-мор «темно-коричневый», къара-боз «темно-серый», къара-бууурул «темно-чалый», къара-къуба «темно-гнедой», бууурул «гнедой, буланый», къызыл «красный», тору // хора «гнедой», тору-жарыкъ «саврасый» и т.п.
Нрав лошади также передается значительным количеством прилагательных, характеризующихся широким диапазоном значений: жагъынлы «капризный», тынч // жууаш «спокойный», жортууукъ // жоргъа «рысистый», къушжетер букв. «догоняющий птицу», эсирик «ретивый», хылыф «торопливый», эмилик «необъезженный», къатыаууз «норовистый», чочууукъ «брыкливый», юркек «пугливый» и т.д.
Функциональная характеристика лошади представлена в сочетаниях типа арба ат // арба алаша «ломовая лошадь», хамут ат «тягловая лошадь», жегилген ат «ездовая лошадь», миннген ат «верховая лошадь», орта ат «коренник», чапхан ат «беговая лошадь», чабыучу ат «скаковая лошадь», юйреннген ат «объезженная лошадь», мыжыкъ ат // мырка // салам алаша «кляча» и др. Благодаря атрибутивным лексемам различного частеречного происхождения, в представленных дескрипциях актуализируются те или иные качества лошади, наиболее релевантные для хозяйственной деятельности карачаевцев и балкарцев.
В карачаево-балкарском языке есть ряд фразеологизмов, в состав которых входит компонент ат. Рассмотрим наиболее яркие из них. Фразеологизм акъ атха миндир букв. «посадить на белую лошадь» употребляется в значении «расхваливать при всех». По всей видимости, употребление данной фразеологической единицы связано с тем, что всадник на белом коне ассоциируется с человеком, одерживающим верх в чем-либо. Посадить на белую лошадь – значит дать самую высокую оценку. Агъач атха мин букв. «сесть на деревянную лошадь» - употребляется в значении «умирать». Семантика данного фразеологизма становится понятной исходя из того, что покойника на кладбище несут на деревянных носилках. На этих носилках – деревянном коне – человек отправляется в путешествие в другой мир. Данная фразеологическая единица имеет вариант с каузативным по форме глаголом, показывающим результат действия: агъач атха миндир «убивать». Здесь уместно привести и сочетание агъач ат «игра с деревянным ‘конем’», превратившееся в этнографический термин.
Фразеологизм ажир юлюш обозначает «косяк (в 20 кобылиц)», в буквальном переводе - «то, что приходится для жеребца». Хоть и редко, в качестве синонима для данного фразеологизма употребительно свободное синтаксическое словосочетание байтал сюрюу «табун кобылиц». Для фразеологической единицы ажирге айлан присуща семантика «быть покрытой жеребцом (о кобыле), ослом (об ослице)». Однако в лексикографических источниках отсутствует аналогичное значение, имеющее отношение собаке. Между тем, указанный смысл активно реализуется в разговорной речи.
Лошадь у карачаевцев и балкарцев, как правило, почиталась больше, чем остальные домашние животные. Об этом свидетельствуют, прежде всего, данные карачаево-балкарского фольклора. Так, например, бить лошадь по голове считалось плохой приметой, поскольку ее голова приравнивалась к солнцу: Атны башы кюндю «Голова лошади солнце», Атны башына ургъан ырысды «Бить лошадь по голове – плохая примета». Однако к некоторым типам лошадей наблюдалось суеверное отношение. Такой признавалась лошадь, имеющая – четыре белые ноги, белую отметину на лбу, рябые глаза. Считалось, что подобная лошадь одержима джинном и у нее плохая кровь. Запрещалось на ночь выбрасывать старую подкову на улицу, поскольку это могло привести к хромоте лошади. По поверьям, человека от сглаза излечивает молоко черной кобылицы. Магическими свойствами обладал и череп лошади, который использовался в качестве оберега. При засухе надо было на черепе трехлетней лошади написать дууа (молитву) и бросить в воду, что приводило к осадкам. Функционировали и различные приметы, имеющие привязку к поведению коня: непрестанное ржание лошади – к приезду гостя; потягивание задней ноги – к дальней дороге и т.п. [6, с. 410-428].
Лошадь нашла свою нишу в «народной» звездной карте: Айгъыр жулдузла «Созвездие Жеребцов». В данном созвездии имеются – Сары айгъыр «Желтый жеребец», Тор айгъыр «Гнедой жеребец», Къара айгъыр «Черный жеребец», Акъ айгъыр «Белый жеребец», Къолан айгъыр «Пегий жеребец», Боз айгъыр «Серый жеребец», Къызыл айгъыр «Красный жеребец» являются звездами из созвездия Большой Медведицы. Акъбозат – название двух звезд в созвездии Малой Медведицы [2, с. 63]. Такие примеры свидетельствуют о том, что звезды в первобытных воззрениях карачаевцев и балкарцев выступают как живые существа, одушевленные атрибуты Вселенной. В карачаево-балкарском языке, наряду с Къой Жол букв. «дорога овец», для обозначения Млечного Пути употребляется дескрипция Жылкъы Жол букв. «Путь Табуна». Это вполне понятно, если учесть тот факт, что Млечный Путь «видится тюркам как некая дорога, тропа, по которым двигаются живые существа: как правило, животные и птицы» [9, с. 346].
Как и в других тюркских языках, в карачаево-балкарском языке в функции метафорических оценочных лексем весьма часто употребляются названия животных, в том числе и лошади. Это обусловлено тем, что в имена животных «индуцируют вокруг себя “силовое поле”, представляющее собой индуктивно-эмпирическое понятие, отображающее прагматические оценки, на которых основываются вторичные, переносные значения» [11, с. 125]. В языке за подобными именами обычно закрепляется функция обозначения внешнего вида или черты характера человека: айгъыр «жеребец» (необузданная, неукротимая женщина), байтал «кобыла» (крупная сильная женщина). В рассматриваемом аспекте небезынтересны также и дескриптивные номинации типа ат кибик «как лошадь» (рослая женщина), туу байтал кибик «как необъезженная, не прирученная к езде кобыла» (неукротимая женщина). Как видим, представленные примеры имеют гендерную направленность.
В повседневной жизни многих тюрков конь всегда обладал особым статусом, о чем, например, говорят пословицы типа Арыстан аң патшасы, жылқы мал патшасы «Лев – царь зверей, конь – царь домашнего скота» [10, с. 3]. Почтительное отношение к лошади закрепилось также в паремиях карачаевцев и балкарцев: Ат эрни къанатыды «Лошадь - крылья мужчины». Из этой поговорки можно заключить, что лошадь является незаменимым помощником мужчины-воина, труженика, кормильца и т.д., поэтому ассоциируется с крыльями. Благодаря коню человек мог облегчить свою жизнь, реализовать свои планы, поэтому и говорили: Ат муратха жетдирир «Лошадь способствует достижению цели». Конь в целом приносит пользу, о чем свидетельствуют следующие пословицы: Иги алаша къарт болса, къаргъалагъа жеймиш болур «Если хорошая лошадь состарится, то она станет пищей для ворон»; Атны къуйругъундан тутхан суудан ётер «Ухватившийся за хвост лошади может переправиться через реку»; Бир атны бойну бла сау жылкъы суу ичер «Благодаря одной лошади целый табун может утолить жажду» и др. Традиционно лошадь была атрибутом, мерилом богатства: Къой - байлыкъ, жылкъы - сыбайлыкъ «Овцы - богатство, табун – изящество». Отсюда видно, что лошади – большее богатство по сравнению с другими домашними животными. Нарекающий именем мальчика должен был делать большой подарок, каковым в свое время являлась лошадь, об этом свидетельствует паремия Ат атагъан атха миндирир «Нарекающий именем посадит на лошадь».
Ср. паремии: Иги деп айтдыргъан атха миннген кибикди «Прослыть хорошим – значит сесть на коня»; «Сау бол!» - деп айтдыргъан атха миннген кибикди «Благодарность в твой адрес – это все равно, что сесть на коня». Как видим, здесь реализуется этическая составляющая. Кто на лошади, тот всегда в выигрыше: Жолгъа жыяу чыкъсанг, атлы бла нёгер болма «Если выйдешь в путь пешком, то не становись спутником конного»; Атынг иги болса – жолунг тынч, жашынг иги болса – жюрегинг тынч «Если лошадь хорошая – дорога легкая, если сын хороший – на душе легко». Но чтобы сесть на коня, надо приложить усилия, хорошо потрудиться: Тай бакъмагъан атха минмез «Не ухаживающий за жеребенком на коня не сядет».
В ряде паремий представлен жизненный опыт, воспринятый в результате наблюдений над поведением лошади: Ат абынмай жол танымаз «Лошадь, не споткнувшись, с дорогой не познакомится»; Аман ат иесин къарт этер, аман къатын эрин къарт этер «Плохая лошадь состарит хозяина, плохая жена – мужа»; Атны айдан алгъа махтама, келинни жылдан алгъа махтама «Лошадь не хвали раньше месяца, невестку – раньше года»; Атха бла къатыннга ышанма «На жену и лошадь не надейся»; Ат урмаз деме, ит къапмаз деме «Не думай, что лошадь не лягнет, а собака – не укусит»; Эринчек атха арба къуруда ауур «Для ленивой лошади арба всегда тяжела».
Лошадь воспринимается как эталон сравнения, благодаря которому человек познает окружающий мир, что можно заметить не только в пословицах, но и в загадках: Билим ат болуп да чабар, къуш болуп да учар «Знания и лошадью побегут, и орлом взлетят»; Адепсиз адам – жюгенсиз ат «Невоспитанный человек – лошадь без узды»; Бир атым барды да, чапса къарны тютюнлейди (итиу) «У меня есть одна лошадь, когда бежит – живот дымит (утюг)»; Бир атым барды да, ашыны юсюне аунайды (жазгъыч) «У меня есть одна лошадь, она на своей пище валяется (скалка)».
Особого внимания заслуживает характеристика богатырского крылатого коня Гемуды, представленного в героическом эпосе карачаевцев и балкарцев «Нарты». То, что коню в героическом эпосе отведено значительное место фольклористы связывают «не только с тем, что коневодство было одним из основных занятий балкарцев и карачаевцев и их предков, но и с тем, что конь, вероятно, являлся одним из тотемов и, кроме того, играл большую роль в их космологических воззрениях» [4, с. 167].
Согласно одноименному сказанию, Гемуда родился от жеребца бога (Тейри – Тенгри) зимы и кобылицы бога лета, поэтому пар из одной ноздри способствовал установлению лета, а из другой – зимы [8, с. 176]. Место рождения в эпосе интерпретируется по-разному: вершина Эльбруса (Минги тау), море и т.д. Гемуда наделен как зооморфными, так и антропоморфными чертами. Вместо хвоста у него имелся длинный рыбий хвост, плавает как рыба, видит в воде также как рыба. В эпосе он воспринимается как разумное существо, понимающее язык своего хозяина – Карашауая, который, в свою очередь, понимает язык своего коня. Оба героя могут перевоплощаться – на людях становятся жалкими, а в деле – недосягаемы. Конь и всадник интерпретируются как нечто единое целое, они дополняют друг друга.
Гемуде в эпосе отводится роль творца пространства. Два основных ущелья (Черекское и Чегемское) Балкарии он рассек грудью, седловина Эльбруса и Голубое озеро, звезды на небе – результат деятельности копыт и т.п. [7, с. 74-76]. Особого внимания здесь заслуживает взаимосвязь Гемуды и оронима Эльбрус (Минги тау), известного во всем мире и отмеченного множеством культурологических значений. Первопричина появления седловины у Эльбруса в мифологическом воззрении карачаевцев и балкарцев в текстах эпоса интерпретируется следующим образом:
Подобного рода коней, обладающих чудодейственной силой, в эпосе немало, но именами наречены лишь несколько: Къолан «Пегий», Гемуда и Дульдур. Данные эпоса убеждают в том, что у карачаевцев и балкарцев достаточно много общего в мировосприятии с другими тюркскими этносами, хотя наблюдается немало и идиоэтнических черт.
Таким образом, рассмотренный выше фактологический материал дает возможность говорить о различных концептах через восприятие зоолексемы «лошадь», о ряде архетипичных составляющих культурной и языковой картин мира карачаевцев и балкарцев.
Опубликовано: Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион, г. Ростов-на-Дону, 2011. № 2. С. 106-109. (Журнал включен в Перечень научных журналов и изданий, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ).
Язык представляет собой неотъемлемый и важнейший элемент любой национальной культуры. В современной парадигме науки отмечается, что знакомство с ним предполагает, с одной стороны, изучение материальной составляющей этой культуры, с другой – знание ее исторической, географической, экономической и других доминант, а также «попытку проникнуть в образ мышления нации, попытку взглянуть на мир глазами носителей этой культуры, с их точки зрения» [5, с. 251]. Благодаря тому, что язык способен описывать действительность, окружающую человека, национальная культурная картина мира вербализуется, фиксируется, хранится и передается из поколения в поколение. В рассматриваемом плане непревзойденное значение имеет и карачаево-балкарская зоонимическая лексика.
Мир животных достаточно хорошо представлен в карачаево-балкарском языке, что обусловлено в первую очередь экстралингвистическими факторами. Так, например, традиционной ведущей отраслью экономики карачаевцев и балкарцев было скотоводство, в том числе и коневодство, что предопределило наличие в карачаево-балкарском языке богатой животноводческой терминологии. Как пишет У. Алиев, когда речь идет «о скотоводстве и предметах, имеющих отношение к этому занятию, карачаевский язык и богат, и разнообразен» [1, с. 145].
Имеющийся фактологический материал убеждает нас в том, что среди зоонимов, имеющих отношение к лингвокреативной деятельности человека, значительной функционально-семантической нагруженностью в карачаево-балкарском лингвокультурном сообществе отмечена лексема «лошадь». Будучи пропущенным через сознание индивидуума, понятие об этом животном в процессе отражения «приобретает специфические черты, присущие данному национальному общественному сознанию, обусловленному культурой этого народа» [3, с. 50].
Базовой лексемой для обозначения лошади в карачаево-балкарском языке является общетюркская лексема ат. Данное домашнее животное получило в карачаево-балкарском языке детально иерархизированную характеристику по различным параметрам. Так, например, для характеристики лошади по полу употребительны изафетные дескрипции, зависимыми компонентами которых являются субстантивы эркек «самец, особь мужского пола» и тиши «самка, матка», содержащие сему пола: эркек ат «лошадь мужской особи», тиши ат «лошадь женской особи». Вместе с тем имеются и специализированные лексемы, ориентированные на репрезентацию лошади по полу: ажир // айгъыр «жеребец», байтал «кобыла».
Для обозначения возраста лошади весьма часто употребляются именные словосочетания, зависимыми компонентами которых являются адъективные лексемы: жаш ат «молодая лошадь», къарт ат «старая лошадь». Возраст репрезентируется и субстантивом тай «жеребенок». При определении точного возраста лошадей в карачаево-балкарском языке употребляются также и другие специализированные средства:
а) прилагательные, образованные от количественных числительных при помощи аффикса -лы/-ли (-лу/-лю) (ючлю ат «трехлетняя лошадь», тёртлю ажир «четырехлетний жеребец», бешли байтал «пятилетняя кобыла», алтылы айгъыр «шестилетний жеребец»);Традиционно карачаевцами и балкарцами масти лошади уделяется значительное внимание. Так, например, предпочтение часто отдавалось белой лошади (акъ ат), что характерно для многих культур. Каждая масть характеризуется своей функциональной специализированностью, о чем свидетельствуют данные фольклора и опрос информантов. Согласно имеющемуся полевому фактологическому материалу, выгодно отличается кёк ат «серая лошадь», которая рождена для походов, дальних странствий в силу своей выносливости. В фольклорных текстах, кроме указанных выше, часто фигурируют: къара ат «черная лошадь», сары ат «золотистая (рыжая) лошадь», тор ат «гнедая лошадь». Последняя ментально признается наиболее универсальной и пригодной для ареала расселения карачаевцев и балкарцев, тогда как лошадь с белыми ногами слаба для каменистой и горной местности, а лошадь с белой отметиной на лбу не выдерживает бега в направлении к солнцу.
б) лексикализованные формы типа экижашар (ат) «двухлетняя (лошадь)», ючжашар (байтал) «трехлетняя (кобыла)»;
в) сложные имена прилагательные, основными компонентами которых являются количественные имена числительные, а также темпоральные существительные, присоединяющие к себе словообразовательный аффикс -лыкъ/-лик: тёртжыллыкъ (ат) «четырехлетняя (лошадь)», онжыллыкъ (байтал) «десятилетняя (кобыла)» и т.п.
В целом адъективная лексика, употребляемая для обозначения масти лошади, в карачаево-балкарском языке характеризуется широким спектром значений: акъ-боз «светло-серый», кёк «серый», къара «вороной», къаратор «карий, караковый», къызыл-ала «ярко-красный», тору-жарыкъ «светло-гнедой», къара-мор «темно-коричневый», къара-боз «темно-серый», къара-бууурул «темно-чалый», къара-къуба «темно-гнедой», бууурул «гнедой, буланый», къызыл «красный», тору // хора «гнедой», тору-жарыкъ «саврасый» и т.п.
Нрав лошади также передается значительным количеством прилагательных, характеризующихся широким диапазоном значений: жагъынлы «капризный», тынч // жууаш «спокойный», жортууукъ // жоргъа «рысистый», къушжетер букв. «догоняющий птицу», эсирик «ретивый», хылыф «торопливый», эмилик «необъезженный», къатыаууз «норовистый», чочууукъ «брыкливый», юркек «пугливый» и т.д.
Функциональная характеристика лошади представлена в сочетаниях типа арба ат // арба алаша «ломовая лошадь», хамут ат «тягловая лошадь», жегилген ат «ездовая лошадь», миннген ат «верховая лошадь», орта ат «коренник», чапхан ат «беговая лошадь», чабыучу ат «скаковая лошадь», юйреннген ат «объезженная лошадь», мыжыкъ ат // мырка // салам алаша «кляча» и др. Благодаря атрибутивным лексемам различного частеречного происхождения, в представленных дескрипциях актуализируются те или иные качества лошади, наиболее релевантные для хозяйственной деятельности карачаевцев и балкарцев.
В карачаево-балкарском языке есть ряд фразеологизмов, в состав которых входит компонент ат. Рассмотрим наиболее яркие из них. Фразеологизм акъ атха миндир букв. «посадить на белую лошадь» употребляется в значении «расхваливать при всех». По всей видимости, употребление данной фразеологической единицы связано с тем, что всадник на белом коне ассоциируется с человеком, одерживающим верх в чем-либо. Посадить на белую лошадь – значит дать самую высокую оценку. Агъач атха мин букв. «сесть на деревянную лошадь» - употребляется в значении «умирать». Семантика данного фразеологизма становится понятной исходя из того, что покойника на кладбище несут на деревянных носилках. На этих носилках – деревянном коне – человек отправляется в путешествие в другой мир. Данная фразеологическая единица имеет вариант с каузативным по форме глаголом, показывающим результат действия: агъач атха миндир «убивать». Здесь уместно привести и сочетание агъач ат «игра с деревянным ‘конем’», превратившееся в этнографический термин.
Фразеологизм ажир юлюш обозначает «косяк (в 20 кобылиц)», в буквальном переводе - «то, что приходится для жеребца». Хоть и редко, в качестве синонима для данного фразеологизма употребительно свободное синтаксическое словосочетание байтал сюрюу «табун кобылиц». Для фразеологической единицы ажирге айлан присуща семантика «быть покрытой жеребцом (о кобыле), ослом (об ослице)». Однако в лексикографических источниках отсутствует аналогичное значение, имеющее отношение собаке. Между тем, указанный смысл активно реализуется в разговорной речи.
Лошадь у карачаевцев и балкарцев, как правило, почиталась больше, чем остальные домашние животные. Об этом свидетельствуют, прежде всего, данные карачаево-балкарского фольклора. Так, например, бить лошадь по голове считалось плохой приметой, поскольку ее голова приравнивалась к солнцу: Атны башы кюндю «Голова лошади солнце», Атны башына ургъан ырысды «Бить лошадь по голове – плохая примета». Однако к некоторым типам лошадей наблюдалось суеверное отношение. Такой признавалась лошадь, имеющая – четыре белые ноги, белую отметину на лбу, рябые глаза. Считалось, что подобная лошадь одержима джинном и у нее плохая кровь. Запрещалось на ночь выбрасывать старую подкову на улицу, поскольку это могло привести к хромоте лошади. По поверьям, человека от сглаза излечивает молоко черной кобылицы. Магическими свойствами обладал и череп лошади, который использовался в качестве оберега. При засухе надо было на черепе трехлетней лошади написать дууа (молитву) и бросить в воду, что приводило к осадкам. Функционировали и различные приметы, имеющие привязку к поведению коня: непрестанное ржание лошади – к приезду гостя; потягивание задней ноги – к дальней дороге и т.п. [6, с. 410-428].
Лошадь нашла свою нишу в «народной» звездной карте: Айгъыр жулдузла «Созвездие Жеребцов». В данном созвездии имеются – Сары айгъыр «Желтый жеребец», Тор айгъыр «Гнедой жеребец», Къара айгъыр «Черный жеребец», Акъ айгъыр «Белый жеребец», Къолан айгъыр «Пегий жеребец», Боз айгъыр «Серый жеребец», Къызыл айгъыр «Красный жеребец» являются звездами из созвездия Большой Медведицы. Акъбозат – название двух звезд в созвездии Малой Медведицы [2, с. 63]. Такие примеры свидетельствуют о том, что звезды в первобытных воззрениях карачаевцев и балкарцев выступают как живые существа, одушевленные атрибуты Вселенной. В карачаево-балкарском языке, наряду с Къой Жол букв. «дорога овец», для обозначения Млечного Пути употребляется дескрипция Жылкъы Жол букв. «Путь Табуна». Это вполне понятно, если учесть тот факт, что Млечный Путь «видится тюркам как некая дорога, тропа, по которым двигаются живые существа: как правило, животные и птицы» [9, с. 346].
Как и в других тюркских языках, в карачаево-балкарском языке в функции метафорических оценочных лексем весьма часто употребляются названия животных, в том числе и лошади. Это обусловлено тем, что в имена животных «индуцируют вокруг себя “силовое поле”, представляющее собой индуктивно-эмпирическое понятие, отображающее прагматические оценки, на которых основываются вторичные, переносные значения» [11, с. 125]. В языке за подобными именами обычно закрепляется функция обозначения внешнего вида или черты характера человека: айгъыр «жеребец» (необузданная, неукротимая женщина), байтал «кобыла» (крупная сильная женщина). В рассматриваемом аспекте небезынтересны также и дескриптивные номинации типа ат кибик «как лошадь» (рослая женщина), туу байтал кибик «как необъезженная, не прирученная к езде кобыла» (неукротимая женщина). Как видим, представленные примеры имеют гендерную направленность.
В повседневной жизни многих тюрков конь всегда обладал особым статусом, о чем, например, говорят пословицы типа Арыстан аң патшасы, жылқы мал патшасы «Лев – царь зверей, конь – царь домашнего скота» [10, с. 3]. Почтительное отношение к лошади закрепилось также в паремиях карачаевцев и балкарцев: Ат эрни къанатыды «Лошадь - крылья мужчины». Из этой поговорки можно заключить, что лошадь является незаменимым помощником мужчины-воина, труженика, кормильца и т.д., поэтому ассоциируется с крыльями. Благодаря коню человек мог облегчить свою жизнь, реализовать свои планы, поэтому и говорили: Ат муратха жетдирир «Лошадь способствует достижению цели». Конь в целом приносит пользу, о чем свидетельствуют следующие пословицы: Иги алаша къарт болса, къаргъалагъа жеймиш болур «Если хорошая лошадь состарится, то она станет пищей для ворон»; Атны къуйругъундан тутхан суудан ётер «Ухватившийся за хвост лошади может переправиться через реку»; Бир атны бойну бла сау жылкъы суу ичер «Благодаря одной лошади целый табун может утолить жажду» и др. Традиционно лошадь была атрибутом, мерилом богатства: Къой - байлыкъ, жылкъы - сыбайлыкъ «Овцы - богатство, табун – изящество». Отсюда видно, что лошади – большее богатство по сравнению с другими домашними животными. Нарекающий именем мальчика должен был делать большой подарок, каковым в свое время являлась лошадь, об этом свидетельствует паремия Ат атагъан атха миндирир «Нарекающий именем посадит на лошадь».
Ср. паремии: Иги деп айтдыргъан атха миннген кибикди «Прослыть хорошим – значит сесть на коня»; «Сау бол!» - деп айтдыргъан атха миннген кибикди «Благодарность в твой адрес – это все равно, что сесть на коня». Как видим, здесь реализуется этическая составляющая. Кто на лошади, тот всегда в выигрыше: Жолгъа жыяу чыкъсанг, атлы бла нёгер болма «Если выйдешь в путь пешком, то не становись спутником конного»; Атынг иги болса – жолунг тынч, жашынг иги болса – жюрегинг тынч «Если лошадь хорошая – дорога легкая, если сын хороший – на душе легко». Но чтобы сесть на коня, надо приложить усилия, хорошо потрудиться: Тай бакъмагъан атха минмез «Не ухаживающий за жеребенком на коня не сядет».
В ряде паремий представлен жизненный опыт, воспринятый в результате наблюдений над поведением лошади: Ат абынмай жол танымаз «Лошадь, не споткнувшись, с дорогой не познакомится»; Аман ат иесин къарт этер, аман къатын эрин къарт этер «Плохая лошадь состарит хозяина, плохая жена – мужа»; Атны айдан алгъа махтама, келинни жылдан алгъа махтама «Лошадь не хвали раньше месяца, невестку – раньше года»; Атха бла къатыннга ышанма «На жену и лошадь не надейся»; Ат урмаз деме, ит къапмаз деме «Не думай, что лошадь не лягнет, а собака – не укусит»; Эринчек атха арба къуруда ауур «Для ленивой лошади арба всегда тяжела».
Лошадь воспринимается как эталон сравнения, благодаря которому человек познает окружающий мир, что можно заметить не только в пословицах, но и в загадках: Билим ат болуп да чабар, къуш болуп да учар «Знания и лошадью побегут, и орлом взлетят»; Адепсиз адам – жюгенсиз ат «Невоспитанный человек – лошадь без узды»; Бир атым барды да, чапса къарны тютюнлейди (итиу) «У меня есть одна лошадь, когда бежит – живот дымит (утюг)»; Бир атым барды да, ашыны юсюне аунайды (жазгъыч) «У меня есть одна лошадь, она на своей пище валяется (скалка)».
Особого внимания заслуживает характеристика богатырского крылатого коня Гемуды, представленного в героическом эпосе карачаевцев и балкарцев «Нарты». То, что коню в героическом эпосе отведено значительное место фольклористы связывают «не только с тем, что коневодство было одним из основных занятий балкарцев и карачаевцев и их предков, но и с тем, что конь, вероятно, являлся одним из тотемов и, кроме того, играл большую роль в их космологических воззрениях» [4, с. 167].
Согласно одноименному сказанию, Гемуда родился от жеребца бога (Тейри – Тенгри) зимы и кобылицы бога лета, поэтому пар из одной ноздри способствовал установлению лета, а из другой – зимы [8, с. 176]. Место рождения в эпосе интерпретируется по-разному: вершина Эльбруса (Минги тау), море и т.д. Гемуда наделен как зооморфными, так и антропоморфными чертами. Вместо хвоста у него имелся длинный рыбий хвост, плавает как рыба, видит в воде также как рыба. В эпосе он воспринимается как разумное существо, понимающее язык своего хозяина – Карашауая, который, в свою очередь, понимает язык своего коня. Оба героя могут перевоплощаться – на людях становятся жалкими, а в деле – недосягаемы. Конь и всадник интерпретируются как нечто единое целое, они дополняют друг друга.
Гемуде в эпосе отводится роль творца пространства. Два основных ущелья (Черекское и Чегемское) Балкарии он рассек грудью, седловина Эльбруса и Голубое озеро, звезды на небе – результат деятельности копыт и т.п. [7, с. 74-76]. Особого внимания здесь заслуживает взаимосвязь Гемуды и оронима Эльбрус (Минги тау), известного во всем мире и отмеченного множеством культурологических значений. Первопричина появления седловины у Эльбруса в мифологическом воззрении карачаевцев и балкарцев в текстах эпоса интерпретируется следующим образом:
Он [Гемуда], вытянув [голову] через Минги тау,
На альпийских лугах Переднего Кавказа пасся.
Он так часто терся шеей о вершину Минги тау,
что сделал ее двуглавой [8, с. 437].
Имеется и другое объяснение двуглавости данного оронима:
Одним прыжком Минги тау достигли,
Перепрыгнули через него туда-сюда.
Копытами [Гемуда] вершину Минги тау задел
И сделал Минги тау двуглавым [8, с. 441].
Подобного рода коней, обладающих чудодейственной силой, в эпосе немало, но именами наречены лишь несколько: Къолан «Пегий», Гемуда и Дульдур. Данные эпоса убеждают в том, что у карачаевцев и балкарцев достаточно много общего в мировосприятии с другими тюркскими этносами, хотя наблюдается немало и идиоэтнических черт.
Таким образом, рассмотренный выше фактологический материал дает возможность говорить о различных концептах через восприятие зоолексемы «лошадь», о ряде архетипичных составляющих культурной и языковой картин мира карачаевцев и балкарцев.
Литература
1. Алиев У. Карачай (Карачаевская автономная область). Историко-этнологический и культурно-экономический очерк. – Черкесск, 1991. – 320 с.
2. Ахматова С. С. Словарь природы: Карачаево-балкарско-русский и русско-карачаево-балкарский словарь. – Нальчик: Эльбрус, 2009. – 144 с.
3. Гукетлова Ф.Н. Зооморфный код культуры в языковой картине мира (на материале кабардино-черкесского, русского и французского языков). – М.: ТЕЗАУРУС, 2009. – 228 с.
4. Джуртубаев М. Ч. Карачаево-балкарский героический эпос. – М.: Поматур, 2003. – 288 с.
5. Корнилов О.А. Языковые картины мира как производные национальных менталитетов. – 2-е изд. – М.: ЧеРо, 2003. – 349 с.
6. Къарачай-малкъар фольклор. Хрестоматия. – Нальчик: Эль-Фа, 1996. – 592 с.
7. Нартла. – Нальчик: Эльбрус, 1995. – 464 с.
8. Нарты. Героический эпос балкарцев и карачаевцев. – М.: Наука. Издательская фирма «Восточная литература», 1994. – 656 с.
9. Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Пратюркский язык-основа. Картина мира пратюркского этноса по данным языка. Отв. ред. Э. Р. Тенишев, А. В. Дыбо. – М.: Наука, 2006. – 908 с.
10. Токтабай А.У. Культ коня у казахов. – Алматы, 2004. – 124 с.
11. Уфимцева А.А. Роль лексики в познании человеком действительности и в формировании языковой картины мира // Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира. – М.: Наука, 1988. – С. 108-140.
Опубликовано: Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион, г. Ростов-на-Дону, 2011. № 2. С. 106-109. (Журнал включен в Перечень научных журналов и изданий, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ).
Комментарии (3)
Qarcha
Группа:
Эльбрусоиды
Регистрация:
09.04.2012
Анкета
Блог
Джёма
Группа:
Эльбрусоиды
Регистрация:
14.12.2011
Анкета
Блог
Фото
Джылкъычы-"пастух лошадей"
Джёма
Группа:
Эльбрусоиды
Регистрация:
14.12.2011
Анкета
Блог
красивые животные, как ни крути!