Пережитки кровной мести

Обычай кровной мести возник еще в первобытно-общинную эпоху и был известен всем современным народам. Если в древние времена он соответствовал принципу "око за око, зуб за зуб", то со временем суть его изменялась. У балкарцев с ослаблением кровно-родственного союза тукума месть была заменена системой выкупов "къан алгъан", выражавшихся вначале в натуральной, а затем и в денежной форме. Кровная месть в Балкарии и Карачае потеряла силу, очевидно, во времена позднего средневековья. Но случаи кровной мести в Балкарии известны и в конце прошлого столетия. Б.Вс. Миллер писал: "По крайней мере, предание представляет себе окончание родовой вражды не в форме бесконечного обоюдного истребления членов враждующих родов, иногда в течение нескольких поколении, а обязательно в форме немедленного вмешательства князей, как представителей высшей власти, умиротворяющих врагов и сводивших их на выкуп". Примеры свидетельствуют о том, что обычай кровной мести бытовал во всех слоях населения. Основной причиной кровной мести было убийство, но к ней могли привести и оскорбление, прелюбодеяние, отказ от брачного договора. Мстить за смерть мог любой член семьи, патронимии, друг, побратим, кунак, сосед, односельчанин и т. д.

И все же, как правильно замечает Е.3. Баранов, специально занимавшийся изучением быта и законов обычного права балкарцев, "кровомщение в горах не принимает таких широких размеров, какие оно принимает у ингушей, чеченцев и осетин, и его нетрудно предупредить, склонив кровников к примирению". Действительно, кровная месть в Балкарии не имела такого распространения, как у других народов Кавказа. У табасаранцев законы адата допускали "кровную месть за личную обиду, убийство или ранение, нарушение общественного порядка и т. д. В случае убийства адат обязывал умертвить убийцу или кого-либо из родных". Бичом дореволюционной Чечни была кровная месть, тянувшаяся годами и приводившая к истреблению большого числа людей. Кровная месть у балкарцев к этому времени уже заменялась системой выкупов. Они руководствуются, отмечал С.Ф. Давидович, своим обычным правом или адатом, по которому всякое преступление может быть "погашено" примирением, и только если последнее не состоится, виновный передается в руки властей. Всякое примирение предполагает выплату потерпевшей стороне известной денежной пени; в делах о кражах она равняется двойной цене похищенного. Даже умышленное убийство не подлежит преследованию, если родственники убитого помирятся с убийцей.

Балкарцы не делали различий между случйным и преднамеренным убийством. Так, на свадьбе Теммоева Чотая в Верхнем Баксане во время спортивных игр Хаджиевым Чочаем случайно был убит член тукума Байдаевых. Хаджиевы тем не менее отдали семье пострадавшего в качестве выкупа кошару с овцами. В Черекской сельской общине в местечке Гожук (район Кашкатау) непреднамеренно, по причине неаккуратного обращения с оружием, сын Айдаболова Азнора - Таттюка убил своего молочного брата (и те и другие жили в Коспарты). Анзор Айдаболов отдал семье пострадавшего сенокосный участок.

При выплате денежной компенсации немоловажную роль играло социальное положение потерпевшего и виновного, т. е. отношение их к тому или иному сословию. В конце XIX - начале XX века, по данным нашего материала, мстителями, если случалась кровная месть, в основном являлись члены семьи и родственной группы "айырылгъан къарындаш", но в отдельных случаях могли быть и представители атаула или тукума - патронимии и "фамилии". В платеже выкупа участие принимали все члены тукума, так как, например, за убийство назначалась такая "цена крови", которую одна семья, даже родственная группа "айырылгъан къарындаш" не всегда могла без ущерба для хозяйства выплатить. Свою долю в выкуп вносили и родственники по материнской линии, но не все, а представлявшие лишь атаулы отцов матери и жены виновного.

Народные законы балкарцев все же предусматривали возможность столкновений на почве кровной вражды. Пока между родственниками убийцы и пострадавшего не произошло обряда примирения, последние могли мстить первым.

Со стороны сельских властей предлагалось родственникам убийцы переселиться в другую часть села, другое село или сельскую общину. Считалось обязательным избегание встреч с представителями патронимии и "фамилии" пострадавшего. Наш информатор, в прошлом жительница Нижнего Кюннюма, Аминат Ж. рассказала: "Однажды один из мальчиков нашего тукума смертельно ранил соседского мальчика, своего родственника. И нам, пока продолжалась вражда ("жаулукъ"), приходилось обходить их квартал, избегать встреч с их родственниками. И именно я несколько раз при такой вот встрече сворачивала в сторону".

Попытки к примирению с тукумом пострадавшего родственниками другой стороны предпринимались по истечении определенного срока. И не всегда с одного раза удавалось уладить взаимоотношения. Успех примирения во многом зависел от мотива убийства, характера его, авторитета в сельской общине тукума виновного, сословной принадлежности и т. д. После уплаты выкупа - "къан алгъан" тукум убийцы устраивал угощение для членов патронимии пострадавшего. И с целью окончательного примирения патронимий семья виновного по договоренности могла взять на воспитание ребенка ("къан эмчек") из семьи убитого, и наоборот.

У лезгин после общей процедуры примирения кровники выдавали замуж дочерей или женили сыновей на девушках из патрономии кровников.

Каждый представитель патронимии воспринимался сам по себе как член той или иной семьи, а как представитель родственной организации, тукума - патронимии и "фамилии". Родственные узы, многочисленность тукума, его сила играли определяющую роль в жизни народа, отдельной личности в том общественном положении, какое занимал член патронимии, "фамилии". Жительница селения Яникой Шекерова Канидат Гачиевна (1865 г.р.) говорила: чем влиятельнее в селе и жамауате были родственники, чем их насчитывалось больше и расселены они были в различных селах, тем увереннее чувствовал себя каждый из них. <..> 

Обида, оскорбление, унижение члена патронимии или "фамилии" воспринимались каждым родственником как свои собственные, и это внутренне обязывало к оказанию помощи и защите пострадавшего. Тем не менее однотукумцы очень строго подходили к поведению и образу жизни своих родственников. В 1918 году в Гунделене произошла кража. Трое человек из разных тукумов украли у односельчанина корову, зарезали ее и спрятали в пещере. Воров обнаружили и, нагрузив на них украденное, привели к сельскому правлению, к столбу позора "тахан", где они должны были простоять в течение дня. Все без исключения родственники виновных не только не старались защитить, а, наоборот, выступали с обличением преступников. А родственники Магуна Узденова из Урусбиевской сельской общины, не раз попадавщегося на краже, кроме того что осудили, потребовали через сельские власти выселение его как неисправимого из общины. На патронимическом собрании Ахматовых из Шашбовата был осужден Жансох Ахматов, убивший во время ссоры из-за "биченлика" Таукана Ахматова. Приняв во внимание, что Жансох вообще отличался злым нравом, плохим поведением, хулиганскими поступками, по поводу которых не раз жаловались "тукъум башы", и тот факт, что он не раскаялся, даже не пришел па собрание старейшин, а спрятался в другом селе, глава патронимии от имени совета старейшин официально заявил сельским властям, что родственники отказываются от поручительства за виновного и требуют его осуждения.

Публичному посрамлению подвергались завистники, сплетники, неверные жены. Известна даже поговорка, свидетельствующая о мере наказания, применявшегося к последним. "Эл эшек атха миндирсе" - "Если село посадит верхом на ишака". Провинившуюся сажали на ишака и возили по селу, а односельчане били ее в это время облепиховыми ветками и т. д.

Родственная солидарность н общественное единство патронимии и "фамилии" проявлялись также в участии их членов в обеспечении безопасности. В случае военной угрозы действовал "принцип полной мобилизации", т. е. все мужчины общества считали своим долгом и обязанностью встать на защиту своей земли. В газете "Каспий" мы читаем: "Каждый мужчина из таубиев, узденей н эмчеков должен был иметь оружие и коня и по первому зову "олия" явиться готовый к войне с неприятелем, а в мирное время мужчины упражнялись в стрельбе и веровой езде". Сигналом к началу войны служил черный флаг как флаг войны - "къуугъун байракъ", на котором были изображены пересекающиеся кинжал со стрелой.

(Из книги А.И.Мусукаева "Балкарский "тукъум", Нальчик, 1978)