Р. Ортабаева. Инары как фольклорный жанр

 

Одним из наиболее распространенных жанров песенной лирики карачаевцев и балкарцев являются инары. По своей художественной структуре, жанровым особенностям они близки русским частушкам, ногайским диярам, кумыкским сарынам, лезгинским мани, азербайджанским баяти, татарским манелер, туркменским девичьим песням "ляле".
Без инаров не обходится ни одна свадьба, ни одно гулянье, ни одна молодежная вечеринка. Эти лирические произведения, имеющие, как правило, форму 4-х строчного куплета, исполняются под аккомпанемент къобуза (однорядной гармоники), а чаще - без музыкального сопровождения.

Первые публикации карачаево-балкарских инаров появились в начале XX столетия.
В советское время, когда началась систематическая работа по собиранию и изучению устно-поэтического творчества карачаевцев и балкарцев и был осуществлен ряд публикаций фольклора, значительно расширились и сведения об инарах. Инары как традиционный жанр песенной лирики представлены в сборниках "Къарачай халкъ джырла" (Карачаевские народные песни") и "Малкъар халкъ джырла" ("Балкарские народные песни"). В плане научного изучения первые наблюдения об инарах сделаны А.И. Караевой, М.Л. Хубиевым, X.X. Малкондуевым.

В инарах отсутствуют подробные описания картин быта, душевного состояния и внешности действующего лица, они, как правило, отражают какой-либо один психологический момент в переживаниях лирического героя и, подобно русским частушкам, напоминают по своим особенностям моментальный снимок с яркой, типически жизненной картины.

У инаров - прямая, непосредственная связь с афористическими жанрами карачаево-балкарского фольклора: пословицы и поговорки вплетаются в текст четверостиший и придают образность, сочность повествованию. Но если в пословицах и поговорках "конденсируется, сгущается мысль", (Н.И. Кравцов), то в инарах - чувство. Соответственно этому отбираются и выразительные средства, служащие тому, чтобы точнее, убедительнее, ярче передать душевное состояние лирического героя, его радость или печаль спокойствие или взволнованность, любовь или ненависть... Следует отметить, что инары, как правило, избегают прямолинейных нравоучительных сентенций.

Одна из главных особенностей инаров - спонтанность возникновения. Вероятно, поэтому в народе говорят не "спою инар", а "расскажу инар" ("инар айтайым"). Но это не импровизация на ту или иную тему в прямом смысле этого слова.

Специфической особенностыо инаров является то, что на один и тот же напев могут исполняться несколько различных текстов, в то время, как каждая традиционная народная песня имеет свой индивидуальный напев. Заметим так же, что инары в отличие от традиционных народных песен не сопровождаются "эжиу" - хоровым пением в унисон.

Инары - преимущественно "женский" жанр. Мужчины редко поют их, зато среди женщин популярность этих лирических четверостиший такова, что с ними не может посоперничать ни один другой жанр. Женщины - не только активные носители, исполнители и "потребители" инаров, но и их создатели. Каждый аул, каждая улица, каждый квартал (тийре) имели и имеют более или менее известных песенниц (Чапчыкова Мариям, Семенова Файруз, Эриккенова Нафисат, Кипкеева Айшат, Борлакова Чукусет, Джуккаева Марзият и другие).

...Жизнь и судьба дореволюционной женщины-горянки были предопределены адатом, социально-бытовым окружением, волей родителей и родственников. В одном из инаров женщина скажет об этом:

Мени къолумда къолджаулукъчугъум, -
Аны мюйюшлери тёртгюлле, 
Кеси башыма эркинлигим джокъду, 
Оноучуларым кёбдюле.

У меня в руке платочек, 
У него углы ровные, 
Я не могу распоряжаться собой, 
Распорядителей у меня много.
(Подстрочный перевод).

По силе воздействия, поэтической образности, социальной окраске карачаево-балкарские инары нe уступают традиционным лирическим песням, а порой и превосходят их. Сами песенницы глубоко верят в силу их эмоционального воздействия:

Инарла айтыб тебресем 
Борбайларынгы къыярма, 
Тарыгъыуларймы айтыб джыласам 
Баргъан джолунгдан тыярма.

Если начну рассказывать инары, 
У тебя подкосятся ноги 
Если выплачу в инарах свои жалобы, 
Верну тебя с твоего пути.

Творческим импульсом создания инаров сами их сочинительницы считают зарождение чувства любви:

Башыбыздагъы къара булутла, 
Таула артына бугъалла,
Сюймеклик ауруу джюрекге сингсе, 
Инарла джерден чыгъалла.

Над нашей, головой черные тучи 
Прячутся за горы,
Когда любовная болезнь проникнет в сердце, 
Инары выходят из-под земли.
          (Подстрочйый перевод).

Сама любовь, как и в традиционных лирических песнях, чаще всего трактуется как неизлечимая и тяжелая болезнь, приносящая невыносимые страдания. Влюбленный человек "худеет", "бледнеет", тело его "тает, словно снег на лугу весной", он нигде не находит покоя:

Тауладан мийик мени джюрегим, 
Тары бюртюкден, аз болду, 
Тойлада ойнаучу мени санларым 
Сапран чабакъдан саз болду.

Гордое мое сердце, которое было выше гор. 
Стало меньше просяного зернышка, 
Тело мое, играющее на танцах (тоях), 
Стало желтее желтой рыбы.

Традиционно сравнение любви с огнем, дождем, вьюгой, снежной лавиной.
Основная тема инаров - несчастливая любовь. Это сближает их с русскими частушками, в которых "любовь...обычно несчастная, мечта о счастье остается несбыточной. На пути к счастью немало препятствий: рекрутчина, бедность, чужая сторона, разлучившая любящих, насильственный брак, неравенство в имущественных отношениях". В карачаево-балкарских инарах, как и в русских частушках, сильны мотивы тоски, горя, душевных переживаний, крушения надежд.

Основными героями инаров являются девушка (къыз) и юноша (джаш). Настоящие имена девушек и юношей, о которых идет речь в инарах, как и в традиционных любовных песнях ("Айджаяк", "Кемисхан", "Акбийче и Рамазан" и др.) называются редко. Обычно вместо настоящего имени используется другое имя или символический образ ("Мой солнечный луч", "сверкающая звездочка" и т.д.). Обычай скрывать подлинное имя сохранился в карачаево-балкарской народной лирике вплоть до наших дней. Красота девушки чаще всего сравнивается в инарах с радугой, яркой луной, кубанской форелью, ласточкой... Глаза любимой, словно "смородина, брошенная в молоко", цвет кожи - белая шерсть, молоко, снег, бумага, фарфор; стан подобен сосне, камышу, иве. Разработан в инарах и образ юноши. При описании его внешности употребляются такие устойчивые определения, как "глаза черные", "талия тонкая", "плечи широкие". Из деталей одежды чаще всего упоминается "каракулевая шапка" ("бухар берк"), бешмет (къабдал), "серебряный пояс" ("кюмюш белибау"). В образе юноши главное внимание уделяется воспеванию силы, ловкости, мужества.
Неслучайно в одном инаров говорится:

Къызла къарайла къарыугъа 
Джашла къарайла ариугъа.

Девушки смотрят на силу, 
Парни смотрят на красоту.

В инарах отчетливо звучит трогательная забота о любимом человеке, желание быть всегда рядом с ним. В одном из четверостиший юноша дарит любимой бусы из звезд ("джулдузладан мынчакъла"), в другом инаре - влюбленный обнимает полевые цветы, так как своей красотой и свежестью они напоминают ему любимую девушку ("Тауда гокка хансланы къучакълайма, ариу, сени тюрсюнюнге ушатыб")...

В карачаево-балкарской народной лирике влюбленные свои желания, переживания, стремлений выражают через образы и явления окружающей природы. Следует отметить целомудренную сдержанность любовной лирики карачаевцев и балкарцев. Знак любви здесь - и мимолетная улыбка при рукопожатии, и приглашение на молодежной вечеринке на танец, и незаметный для окружающих взгляд при случайной встрече у водопоя...

Влюбленные не могли свободно общаться друг с другом. Зачастую юноше приходилось поздно вечером взбираться на крышу сакли и через очажную трубу любоваться любимой, а иногда с помощью камешка дать ей знать о себе... Об этом пишет Халимат Байрамукова: "Если в семье была девушка на выданье, она, ожидая весточки от любимого, нет-нет да поднимала очи к очажной трубе, на которой был виден кусочек ночного неба... молодые ребята, женихи, взбирались на крышу сакли, где есть девушка на выданье, и в широкий дымоход рассматривали все, что делается внутри, - ведь вся семья располагалась у очага. Они наблюдали, как сидит девушка, как ест, как разговаривает, иными словами - сидит ли некрасиво, ест ли много, говорит ли пусто. И еще: почему-то парни поднимали на смех тех девушек, которые любят мамалыгу, да к тому же выскребают дно чугуна. "Э-э-э, - говорили они, - в день, когда эта девушка будет выходить замуж, выпадет снег и помешает свадьбе, ведь она - мамалыжница!".

Поскольку влюбленные не могли видеться наедине, то зачастую они объяснялись в любви с помощью инаров. Девушка пела сочиненные ею четверостишия на вечеринке, свадьбе, гуляньи, где присутствовал ее возлюбленный. Он так же отвечал ей инарами. Порой это проделывалось так ловко, что никто из присутствующих не мог узнать их тайну... Если же молодые не обладали даром сочинительства, то они обращались за помощью к признанному всеми поэту-импровизатору. Об одном из таких сочинителей инаров, жившем в старинном карачаевском ауле Хурзук, рассказывает Халимат Байрамукова: "Если парень влюблялся, он шел к Даулету, чтобы тот сочинил инары, адресованные его девушке. Если же влюблялась девушка, то она с каким-нибудь подростком посылала тому же Даулету шелковый кисет, ею же вышитый золотыми нитками, опускала в него не только шнур для шаровар, но и листочек с именем любимого. Сама же не выдавала имени своего, чтобы любимый не похвастался где-нибудь, говоря:
- Слыхали, какие инары она сочинила обо мне?! Пусть сочинит еще семьдесят семь инаров, потратив для этого семьдесят семь шнурков и кисетов, я же удостою ее своим взглядом после семьдесят восьмого инара!".

Зачастую проклятья составляют содержание нескольких инаров. Къаргъыши присутствуют и в инарах о безответной любви. Здесь они порой носят шутливый, незлобливый характер ("Если ты полюбишь другого, пусть мои грехи будут твоими", "Если ты изменишь мне, пусть твое чистое ведро наполнится грязной дождевой водой", "Чтобы животы заболели у тех, кто вредит влюбленным" и т.д.). Но чаще къаргъыши выражают горе и отчаяние влюбленного человека, который не старается сдерживать свои эмоции. Такие инары-проклятия отличаются "заостренностью", резкостью выражения. Так, в одном из инаров отвергнутая в любви девушка адресует "неверному" юноше такое гневное проклятие:

Сени кёзлеринг къармалыб къалсын, 
Сен юйдегинге джюк болгъун, 
Сени санларынгдан акъгъан эт да кесекле, 
Орам маскелеге аш болсун.

Чтоб глаза твои ослепли,
Чтоб ты стал обузой для своей семьи,
Чтоб куски мяса, отрывающего oт твоего тела,
Стали едой для уличных мосек.
          (Подстрочный перевод)

В карачаево-балкарских инарах къаргъыши чаще произносятся женщинами, реже - мужчинами. При этом "мужские" къаргъыши более просты по своей образной структуре и сводятся, в основном, пожеланию плакать, от любовной "болезни", остаться старой девой или соединить свою жизнь с недостойным, плохим человеком...

Карачаево-балкарские инары о счастливой, взаимной любви отличаются бодрым, жизнерадостным характером. Они, как правило, пронизаны здоровым народным юмором, сдобрены веселой шуткой:

Алаша терек, шабдаллы, 
Сюйгеним къызыл къабдаллы 
Къызыл къабдалынг бир джанлы 
Сенден къалмам мен джарлы.

Низкое абрикосовое дерево бывает плодоносным, 
Мой любимый ходит в красном бешмете, 
Твой красный бешмет однобортен, 
Я, бедовая, не отстану от тебя...

Значительную роль играют в такого рода инарах алгъыши - благопожелания ("чтоб ты не видел горя", чтоб век твой был долгим", "чтоб ты не знал болезней" и т.д.).
С целью создания комического эффекта сочинители инаров зачастую прибегают к приему чередования поэтических строк на разных языках. Характерны в этом плане строки из инаров, опубликованных В.Прёле, в которых карачаевские слова перемежаются с русскими:

Башымдагъы джаулугъум, 
Суу кисейди 
Сюймей эсенг, пошёл чёрт, 
Ким кюсейди.

На моей голове платок 
Из чистой кисеи, 
Если не любить, пошел черт, 
Кто мечтает о тебе...

В карачаево-балкарских инарах отношения между людьми так же, как и в русских народных песнях, сопоставляются по сходству или контрасту с явлениями окружающей природы. Параллелизмы служат не только средством усиления художественно-образной выразительности, но и методом раскрытия основного смысла четверостишия:

Айны булут басыб турады, 
Ортасындан узун къаралыб, 
Джаш джюрегим ауруу табханды, 
Сени ызынгдан таралыб.

Луну закрыла туча,
Образовав черное пятно в ее середине, 
Мое молодое сердце нашло болезнь, 
Тоскуя по тебе.

Для инаров характерны символические образы, помогающие раскрыть внутренние черты или переживания того или иного персонажа. К женским образам-символам относятся: "кёксюл кёгюрчюн" ("сизая голубка"), "къарылгъач" ("ласточка"), "алтын таукъ" ("жар-птица"), "ала чабакъ" (золотистая рыбка"), "ай" ("луна"), "кюн таякъ" ("солнечный луч"), "джулдуз" ("звезда") и т.д. Из мужских образов-символов наиболее распространены: "лячин" ("сокол"), "къуш" ("орел"), "кёгюрчюн" ("голубь"), "аслан" ("лев"), "марал" ("олень").
Во многих четверостишиях, в которых речь идет о женихе, навязываемом девушке родственниками, часты такие устойчивые обороты, как "старый бык" ("къарт ёгюз"), "хитрая собака" ("харам ит"), "червивое яблоко" ("къотур алма"), "слепой орел" ("гылын къуш") и т.д.

Встречаются в инарах также символы выражающие отношения людей, их состояние. Так, цветущее дерево символизирует молодость; сплетение растений символизирует любовь; тучи, закрывшие луну, символизируют тяжелые переживания; срубленное дерево символизирует погубленную любовь, потухшая звезда символизирует смерть и т.д.
Выразительность поэтической речи инаров достигаются также умелым подбором сравнений и сопоставлений ("брови твои, словно крылья птиц между скал"; "ты стоишь передо мной, как цветущая хурма" и т.д.).
Для инаров свойственны также лирические обращения (к птицам, ветру, солнцу, звездам, к матери, отцу, любимому). Например:

Учда кел, уясыз къара къуш, 
Мени джюрегимде уя бар...

Прилети, черный орел, не имеющий гнезда, 
В моем сердце есть для тебя гнездо...

Значительную роль в четверостишиях играют художественные эпиграфы, из которых многие стали постоянными ("белое лицо", "серые глаза", "черные брови" и т.д.).
Широко распространено в инарах олицетворение. Природа сочувствует человеческой беде, радуется человеческому счастью: солнце "улыбается"; река "поет песни", река "сердится" и т.д. Олицетворение явлений природы, предметов окружающего мира перешло из народной поэзии в письменную литературу. Вспомним строки из стихотворений Кайсына Кулиева:

Я знаю: плачет и вода
Пред тем, как льдом она затянется...

Активно используются в инарах уменьшительные суффиксы существительных и прилагательных: ариучугъум (красивенькая), сюйгенчигим (любименькая), кёзчюкле (глазки), бетчигинг (личико), гокка хансчыкъ (цветочек) и т.д. Часто с целью усиления эмоционального и музыкального звучания в инарах употребляются междометия "ой", "ax", "ox".

Тауну башында, чегет баурда, 
Кийик маралла ойнайла,
Кече болса, сени кёзлеринг, 
Мени джукъларгъа къоймайла.

Инары, как правило, рифмованы. Рифмовка выполняет в них важную метрическую функцию: четко разграничивает стихи, придает строгость архитектонике четверостишия.
Наиболее характерной является рифма перекрестная. Рифмуются в основном вторая и четвертая строки.

Встречается в инарах и рифмовка трех строк - 1,2 и 4:

Толгъан айны юсюн джабхан, 
Джангур булутду къаралтхан, 
Къызгъан отха саулай кирсин 
Бир-бирибизге таралтхан.

По наблюдению X.Короглы подобную строфическую архитектонику со схемой рифмы ааба имеют туркменские ляле, азербайджанские баяты-махны, турецкие мани.
Встречаются инары, в которых рифмуются все четыре строки:

Джуугъум, тенгим къалмалла, 
Бу ишде мени, маралла, 
Ангылары болмагъан къызла 
Туура менлей эрге баралла.

Чаще всего в инаpаx используется глагольная рифма (джетейик-кетерик, къойгъанса-джойгъанса, къалтырайд-джылтырайд и т.д.)

Что касается ритмической структуры инаров, то в них сохраняется традиционный принцип равносложности стиха. Наиболее распространенными являются 7-8 и 11-сложные формы.
Каждый инар содержит относительно законченную мысль, а потому сохраняет самостоятельное значение. Но, как правило, при создании и исполнении они "сцепляются" в своеобразные циклы, состоящие из 6-20 и более куплетов. Их объединяет общность тематики, общая эмоциональная настороженность, напев.

Излюбленным композиционным приемом инаров является форма монолога, способствующая конкретному и полному раскрытию тончайших оттенков чувств, переживаний лирического героя. Исповедь девушки o своей безответной любви, рассказ горянки, насильно выданной замуж за нелюбимого, ликование юноши, которому ответили взаимностью, - все это вмещается в емкую и выразительную форму, лирического монолога. При этом авторы четверостиший, изливая свои переживания и волнения, радости и печали, приобщают к ним своих слушателей.

В инарах, хотя и в меньшей степени, чем монолог встречается форма диалога. С помощью диалога строятся инары-состязания. Своеобразные поэтические поединки между юношей и девушкой известны также у многих других народов, например, у казахов, алтайцев, аварцев, черкесов, татар. Во время песенного состязания девушка и юноша должны были проявить подлинное остроумие, находчивость, умение владеть всеми тонкостями родного языка. Диалог, как нельзя лучше, отвечал назначению инаров-состязаний, исполнявшихся на свадьбах, молодежных вечеринках, гуляньях.

Карачаево-балкарские инары-состязания прославляют верность в любви. Характерна в этом смысле концовка инаров "Сазым ойнай, саз ойнай": девушка обращается к юноше с вопросом: "А что ты будешь делать, если я умру?". Юноша отвечает ей так: "Превратившись в белый саван, я обовьюсь вокруг тебя".

В использовании и развитии фольклорных традиций значительный интерес представляет творчество замечательного балкарского поэта Кайсына Кулиева. Устная поэзия для него - ценнейший материал, раскрывающий душу народа. "Я, знающий ныне Данте и Шекспира, Пушкина и Мицкевича, Руставели и Хафиза, склоняю голову перед силой таланта безымянных поэтов моей древней земли, - отмечает Кайсын Кулиев. - С тех пор, как родились эти песни, прошли столетия, освещенные грозами и окутанные туманами, но порывы и свет души песнопевцов дошли и до меня. Я как бы коснулся рукой святого колоса тех времен или благородной стали кинжала старинной работы. Безымянные поэты гор, песни которых удивляют нас своей художественной силой, красотой и чистотой, еще раз убеждают: как прекрасно хорошо сделанное дело, какое чудо талант".