из работы Тетуева Бориса Инзреловича
" СТАНОВЛЕНИЕ И РАЗВИТИЕ КАРАЧАЕВО-БАЛКАРСКОЙ АВТОРСКОЙ ПОЭЗИИ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX – НАЧАЛА XX ВЕКА: КОНЦЕПЦИЯ ЧЕЛОВЕКА, ПОЭТИКА
Важное место в системе жанров национальной поэзии XIX занимает авторская любовная лирика. В условиях, сложившихся в Карачае и Балкарии, формирующаяся авторская лирическая поэзия опирается на бытующие жанры народной любовной лирики, обогащается элементами арабо-мусульманской поэзии. Соответственно, в зарождающейся авторской любовной поэзии выделяются два внутрижанровых направления, которые условно можно назвать «ориентальным» (восточным), и «нативистским» (родным). Произведения первой группы обращены к традициям арабоязычной поэзии, к сюжетам и мотивам художественных памятников Востока (Д. Шаваев, К. Мечиев и др.).
Благодатной почвой для появления первых произведений авторской поэзии в карачаево-балкарской литературе стали широко известные в восточном культурном мире архетипические фабулы о трагической любви Тахира и Зухуры, Лейлы и Межнуна, Юсуфа и Зулейхи. Имена этих героев к XIX веку настолько популярны в тюркоязычных литературах Северного Кавказа, что зачастую используются как своеобразные интертекстемы, являющиеся выражением определенной модели, типа любви. В карачаево-балкарской авторской поэзии XIX века версии названных сюжетов встречаются в ряде произведений: Д. Шаваева – «Пророк Юсуф и его братья», «Межнун и Лейла», «Тахир и Зухура»; К. Мечиева – «Тахир и Зухура», «Бузжигит». Арабоязычный и тюркоязычный поэтический материал в ином культурном пространстве трансформируется, обогащаясь национальными реалиями. Ориентальная архетипическая фабула становится основой для изображения существенных сторон социальной и духовной жизни карачаево-балкарского народа и приобретает востребованную читателем национальную художественную форму, что свидетельствует о создании самобытных версий произведений, формировании творческой индивидуальности автора.
Актуализация архетипической фабулы о любви молодых героев, которой препятствует родительская воля, выдвигает в поэмах Д. Шаваева и К. Мечиева на первый план не историю, а характер любви. Она представляется как любовь запретная, поскольку не поддается разумному объяснению, не соответствует понятию здравого смысла. В экспозиции указанных поэм присутствует распространенная в восточной поэтической традиции отсылка к источнику сюжета. Поэт не претендует на оригинальность фабулы своих произведений, но вместе с тем, трансформируя классические восточные фабулы, обнаруживает стремление актуализировать ключевые идеи в соответствии со своей этноментальной средой. Авторская задача, формулируемая Д. Шаваевым в поэме «Межнун и Лейла», сводится к функции пересказчика сюжета, транслирующего содержание на родной язык. Но уже в поэме «Пророк Юсуф и его братья» назидательно-дидактическая направленность усиливается авторским обращением, опирающимся на собственный опыт жизни. Миссия поэта в значительной мере усложняется – передать известную ему историю в духе народной поэзии горцев: «Я все, что знаю, выражаю на языке горской песни».
Характерным типологическим признаком, присущим восточным поэмам Д. Шаваева и К. Мечиева, является использование мотива необычного появления на свет главных героев. Чудесное рождение у пожилых бездетных родителей долгожданного ребенка, с которым связываются надежды семьи, налагает особую ответственность на него. Появившийся на свет ребенок аккумулирует в себе силу родительской любви и божественного благорасположения, заключает в себе намек на их инаковость, отличие от прочих персонажей, трагическую предопределенность судьбы. Акцент делается не на неизбежности судьбы, а на возможности ее личностной трансформации, изменении своего онтологического положения.
Исключительность главных героев подчеркивается и изображением их необычной красоты, которая становится главным стимулом любви. Возникшая внезапно любовь героев отождествляется со счастьем в жизни, единственно возможной формой самореализации. Однако желанная перспектива гармоничного соединения двух судеб совершенно не акцентируется из-за ощущения роковой развязки. Она во многом становится следствием характера «открытой» любви. Тайна любви, культивируемая в западноевропейской лирике, где хранить тайну любви – первейшая обязанность влюбленного, в восточной поэзии отсутствует. Напротив, она «известна», объявлена, обращена не только к объекту любви, но и вовне – к миру. Не прячет своих чувств к Юсуфу Зулейха. Межнун повсюду поет песни, в которых признается в своей любви к Лейле. Подобная «открытость», обнаженность чувства любви делает героев уязвимыми, беззащитными перед миром. Воспринимая любовь как естественную форму жизни, влюбленные сталкиваются с непониманием окружающего мира, который низводит их до статуса безумцев. Они, по обывательским представлениям, являются людьми, лишенными разума. Трансформируя эту мысль, поэт изображает влюбленных, слывущих безумными, понимающими мир яснее и глубже окружающих.
В поэме «Тахир и Зухура» Д. Шаваева взаимной любви героев препятствует конфликт между родителями влюбленных. Дух соперничества между бухарским и казанским ханами, приводящий к вражде между ними, передает исторически достоверную картину социально-бытовых реалий Балкарии ХIХ века. Однако социально-политический мотив в тексте полностью «свертывается», выдвигая на первое место внутрисемейный, личностный конфликт. Сохраняя диспозицию героев в архетипе фабулы, поэт акцентирует внимание на конфликте Тахира со своим отцом – бухарским ханом. Безумная любовь Тахира противозаконна с точки зрения общественных норм поведения, поскольку сталкивается и с сыновним долгом, и с законами социума.
Проблема выбора между любовью и социальным статусом (ханством) определяет всю остроту внутреннего конфликта, вносит новые акценты в характеристику образов Тахира и хана. Традиционный конфликт чувства любви с прагматическим миром приобретает национально-ментальный колорит, выражающий сущностные черты феодальной чести. Оказаться в плену любви, утверждает отец, недостойно мужчины – это признак его слабости. Неприятие Тахиром этических принципов отца, его концепции мужской чести, в которой нет места любви, приводит к игнорированию им мира меркантильно-разумных отношений.
Конфликт между земным, реальным и духовно-пассионарным является ведущим и в поэме «Межнун и Лейла» Д. Шаваева. Любовь Межнуна – это любовь-страдание, в которой звучит идея одержимости. В поступках Межнуна – путь жертвенного отречения от всего земного во имя любви к Лейле, предопределенной генетически, родовыми корнями. Любовь героя приводит к конфликту с общепринятыми поведенческими нормами, она разрушает семейные связи, лишает способности исполнить свой социальный, человеческий долг: стать продолжателем родовых традиций, хранителем семейного очага. Взаимоотношения героя с миром рушатся, он обречен на непонимание всеми, кто соприкасается с ним, только потому, что не способен отказаться от своей сущности.
Архетипическая ситуация «безумия героя», широко используемая как в восточных лиро-эпических поэмах, так и в средневековом рыцарском романе Запада, видоизменяется в поэмах Д. Шаваева, приобретая реальную, конкретную этнокультурную основу. Поэт избегает использования приключенческих фабульных элементов, которые в определенной мере «романтизируют» безумие, его истоки. К примеру, в поэме «Тахир и Зухура» лекарь констатирует безумие: разум Тахира сгорел в огне любви, а этот недуг неподвластен лечению. Духовный диктат отца, продиктованный любовью к сыну, приводит к буквальному безумию (сумасшествию) героя. Безумие Межнуна существует только в восприятии окружающих, на самом деле, в другом измерении, поступки его выглядят осмысленными, целенаправленными. Отказываясь от приключенческих мотивов канонической фабулы (события, связанные с Науфалем и др.), поэт вносит многочисленные повествовательные подробности, позволяющие характеризировать внутренний мир Лейлы и Межнуна. Характер чувства Межнуна как безумной страсти изменяется. Межнун ясно осознает свою цель, направленную на достижение обыкновенного человеческого счастья. Разлучение влюбленных изображается как расплата за нарушение «запрета» на любовь, духовное насилие окружающего мира. Романтическая легенда гибели героев приобретает характер драмы, обусловленной поступками людей.
Исследование антропологии любви в восточных поэмах Д. Шаваева и К. Мечиева позволяет утверждать, что классическая древневосточная фабула подвергается национальной адаптации, подчиняясь эстетическим нормам и этнопсихологическим закономерностям воспринимающей карачаево-балкарской словесности. Архетипическая фабула запретной любви, осуждаемой обществом, развертывается как не соответствующая понятию здравого смысла, подвергается трансформации, обогащается реалиями быта, присущими новой национальной среде. В ней сильно выражается дух пассионарности – безоговорочное следование чувству любви вопреки устоявшимся традициям, нормам, законам социума. По существу, это параллель классицистическому конфликту между долгом и чувством, но решаемому в пользу любви. Следование традиционной восточной концепции любви, мотиву любви-смерти, обогащаясь этноментальными понятиями и нравственными конфликтами, отражающими атмосферу духовной жизни карачаево-балкарского общества XIX века, свидетельствует о дальнейшем развитии авторского индивидуального сознания, способного решать все более масштабные задачи.
В общем через Кязима к нам прошли эти образы, которые сейчас могут использоваться в песнях)
На днях в Варшаве прошла презентация книги. Автор перевода – словесник Хенрик Янковски из Познаньского университета имени Адама Мицкевича. По признанию ученого, на реализацию идеи его сподвигли студенты, изучавшие источник по слайдам в аудитории. Именно они первыми поинтересовались, почему «Слова» Абая, переведенные на многие языки мира, не доступны для чтения на их родном языке.
