Мадам Полласухер
Лишь мрак, да лай собаки слышен...
И лунный свет ласкает взгляд...
Твои слова на юность спишем,
А за талантом - наш догляд.
Болезни звёзной чтоб не знала,
Она порою крышу рвёт.
И чтоб Монисту уважала!!!
И чтоб мадаму знал народ.

Лишь мрак, да лай собаки слышен...
И лунный свет ласкает взгляд...
Во всех углах скребутся мыши -
То темы флуд грызёт подряд.
Админ, терпеть сие нет мочи,
Когда же форум оживёт?
Сижу с утра до поздней ночи,
Аж крУгом голова идёт.
Всё жду красивых тем раздолье,
Чтоб комп искрился от умов,
Зачахну от душевной боли -
Ответит за меня готов?

Лишь мрак, да лай собаки слышен...
И лунный свет ласкает взгляд...
Монисто, так умов здесь - тыщи!
Колонны их за рядом ряд!
Но как медведи в спячке зимней,
Они в берлогах залегли.
Дыханье их морозит иней
И мысли снеги замели...
Ты полагаешь, что весною
Проснётся авторов отряд?
Ну что ж, я радости не скрою,
Пусть лунный свет ласкает взгляд.

Arturjan
Мрак опустился на землю
Пёс у порога тревожен
Лунный свет - сну помеха

А ветра порыв множит тени...
И шёпот реки беспокоит...
От лунной ночи видений
Дом позади не укроет...

То давняя память жестоко
В час волка её настигает,
И в том бесконечном далёко
Волчица вдруг в ней оживает.

И страшен нрав её дикий,
И злобы множатся волны.
Беснуются лютые блики
В глазах её, яростью полных...

Спит чутко хозяин. Возможно,
От лая её он проснётся.
Её головы тревожной
Друга рука вдруг коснётся...

Arturjan
!!!))...

Arturjan
Мрак опустился на землю
Пёс у порога тревожен
Лунный свет - сну помеха

Сон хозяина чуток
Друга рука успокоит
Прогонит тревогу и боль

Но разве что утра сиянье
Раскинет свой луч по горам,
а ночью начнется все то же..

monisto
Есть одна известная и весьма грустная сказка одного хорошего писателя, я как-нибудь её сюда процитирую.

monisto
Не знаю о какой конкретно, из обещанных мной сказок, идёт речь, но вот:
Однажды перед наступлением нового года эры Дзисё четверо друзей собрались в бане-фуроси, чтобы снять усталость прошедшего дня и смыть грехи прошедшего года. Один из них, по имени Такамасу Хирамон, был составителем календарей и любил, как говорится, время от времени украсить свое кимоно гербами клана Фудзивара, то есть выпить. Другой служил церемонимейстером у князя Такэда и звался Оити Миноноскэ. Он тоже был мастер полюбоваться ранней весной, как пролетают белые журавли над проливом Саругасима,- то есть опять же выпить.Третий из приятелей был знаменитый борец-сумотори по имени Сумияма Синдзэн и, как все борцы, всегда находился в готовности омочить рукав, а то и оба, первой росой с листьев пятисотлетней
криптомерии- проще говоря,выпить как следует. Четвертый подвизался на сцене театра. Но под псевдонимом Таканака Сэндзабуро он тоже частенько после представления позволял себе понаблюдать восход полной луны из зарослей молодого бамбука, что опять таки значит пригубить чарку. Распарившись в бочках с горячей водой, друзья решили предаться общему для всех пороку. Молодой Такамасу
предложил выпить трижды по три чарки нагретого сакэ.
-холостому мужчине доступны все развлечения,-сказал он.- Но даже и ему вечерами становится тоскливо без жены. Сегодня я твердо намерен заключить брачный контракт с госпожой Хадаримару, что живет за Восточным храмом, и поэтому должен быть трезв и почтителен.
-Нет!- вскричал великан Синдзэн.- Не три, а девять раз по три чарки следует нам выпить перед тем, как начну я готовиться к состязаниям в Киото, потому что с завтрашнего дня мой сэнсэй воспретил мне даже
проходить мимо питейных заведений. Молодые повесы решили уважить знаменитого борца и последовали его предложению. После 27 чарки, когда составитель календарей уткнулся носом в миску с соевым соусом, церемонимейстер Оити вспомнил, что кому-то из пирующих надо отправляться в Киото. Отчего-то решили, что это именно Такамасу. Бедного составителя календарей погрузили в проходящую в нужном направлении повозку, заплатили вознице и растолковали ему, что избранница Такамасу живет за Восточным храмом. И вот, вместо того, чтобы пойти к возлюбленной, живущей в родном Эдо, несчастный отправился в Киото, где, разумеется, тоже был Восточный храм!
Очнулся Такамасу вроде бы в доме госпожи Хидаримару - те же циновки, та же ниша в стене, те же полки с изображениями Эбису и Дайкоку. Только женщина была другая - шея длинная, стройная, разрез глаз четкий, линия волос надо лбом естественна и красива, зубы не вычернены, как полагается замужней женщине. На ней три платья с короткими рукавами из двойного черного шелка с пурпурной каймой по подолу, изнутри просвечивает вышитый золотом герб. Звать ее Идуми-сан. Увидел Такамасу красрвицу - и сразу влюбился!
Ей, по всему видать, тоже понравился славный юноша, потому что она, схватив кисть и тушечницу, тут же начертала на своем левом рукаве стихотворение:
Хотелось бы мне,
сидя у зеркала,
Увидеть, как в тумане,
Где закончится путь мой,
Затерявшийся в вечерней росе!
Трудно застать врасплох составителя календарей. такамасу немедленно снял башмак, вытащил стельку из рисовой бумаги и сразу же сочинил ответную песню:
Хотелось бы мне
Спросить у ясеня
Или у старой сосны на горе,
Где живет та,
Которую назову единственной!
После этого, разумеется, другие объяснения в любви стали излишними.
Но не успели влюбленные, как говорится, и ног переплести, как входная дверь отъехала в сторону и на пороге появился суженый госпожи Идуми - прославленный самурай Ипорито-но-суке. Увидев любимую в объятиях другого, он закрыл лицо рукавом, прошел в угол и, достав из футляра нож длиной в четыре сяку, сделал себе
сеппуку. Кровь хлынула на белые циновки, и несчастному Такамасу не оставалось ничего другого, как вытащить из ножен катану и обезглавить благородного самурая, чтобы облегчить его страдания.
Идуми-сан при виде безголового тела вскрикнула, но сразу взяла себя в руки, согрела сакэ, сменила икебану в нише, вытащила из рук мертвого ипорито-но-суке нож и последовала за ним, сохраняя верность данному некогда обещанию. Такамасу Хирамон, рыдая, снес голову и ей. сам же он, сложив предварительно предсмертную танку,
закатал кимоно и тоже вонзил смертоносное лезвие в живот.
Узнав об этом, в далеком Эдо его суженая, госпожа Хидаримару, совершила богатые жертвоприношения в храм Аматэрасу, раздала служанкам свои праздничные одежды с широкими китайскими поясами на лимонного цвета подкладке, после чего велела позвать своего престарелого дядю, чтобы он помог и ей расстаться с опостылевшей
жизнью. Вскоре печальная весть дошла и до императорских покоев. Государь тут же переменил наряд, трижды прочитал стихотворение "Персик и слива молчат...", призвал к себе канцлера Фудзимори Каматари и через него даровал оставшимся трем участникам роковой попойки высокую честь добровольно расстаться с жизнью. Оити Миноноскэ, Сумияма Синдзэн и Таканака Сэндзабуро, не дрогнув, выслушали повеление государя и на третий день весны, выпив 27 раз по три чарки сакэ, выполнили его со всеми полагающимися подробностями.
Всех семерых похоронили на одном кладбище у подножия горы Муругаяма, где лепестки алой сливы каждый год осыпаются на гранитные плиты. С тех пор туда приходят несчастные влюбленные пары, чтобы совершить ритуальное двойное самоубийство.

monisto
Дык это и есть "калька"

Пэри
Лишь мрак, да лай собаки слышен...
И лунный свет ласкает взгляд...
Monisto, ТОМИК, где ты, дружище?
Вернись сюда, вернись в Зелград!

В ночной тиши обуревают мысли разные... Порой какие-то несвязные...