Игорь, Салам !
Мир Твоему Дому !
Ну, вот и свершилось, покажи свои творения.
Слушайся старших, уважай младших...
Удачи Тебе !
С уважением
Сапар Ёзден.
| Цитата |
|---|
| xxxxxx пишет:
Пока ты беден, чист и неизвестен, Никто не хочет дел с тобой иметь: Обнять, понять, послушать новых песен. Но вот вступает в силу славы медь. Засуетятся.Будут рваться в гости. И не прогонишь их поганою метлой. "А помнишь, мы с тобой глодали кости, И как гуляли звонко той весной?" Не вечны человеческие страсти. Гордыня человеческая то ж. Скажу ему,чужому:"Здрасте,здрасте! Ты нынче на себя не стал похож..." |
|
Мусса пишет: "Очень хорошо, что решили собрать в одно место воспоминания тех, кто пережил депортацию. Я сам родился в 1947 году и поэтому расскажу, что слышал от своих родителей. На момент переселения у меня было 3 сестры и брат. Мы хурзукчане, но отец в конце 30-х переехал в Микоян-Шахар и работал дорожным мастером. В конце 1941-го был призван на военную службу. Был пулеметчиком, воевал в Крыму, где был тяжело ранен. В апреле месяце 1942 года моя мама получила письмо от папы, что он ранен и находится в госпитале в Ессентуках. Мама и ее свояченица (апсыны) решили проведать папу в госпитале. Пробыв целый день в Черкесске, не смогли сесть ни на автобус, ни на какую попутную машину и вернулись в Микоян-Шахар. Мама сумела договориться с одним русским стариком, что он на бричке за 5 пудов кукурузы и бедро (джапхакъ) барана отвезет их до Кисловодска. Оттуда как-то добрались до госпиталя вместе с хурджунами и моим старшим братом Борей, которому было 2,5 года. Войдя во двор госпиталя, услышали карачаевскую песню. Пели ее два раненых карачаевца. Слова мама, когда рассказывала, обязательно напевала: " Огъары Марада Тебен талада ма быллай гардошла бителле" и разводила руками. Размеры не картошки, а валунов. Поговорили и узнала мама, что отца моего как тяжелораненого отправили в Баку. Оставили гостинцы им, что отцу везли, особенно обрадовались раненые, когда с гыбыта угостили айраном. Отец из госпиталя вернулся за несколько дней до оккупации Карачая немцами. И в первый же день столкнулся с Байрамуковым Кады и с десятком его бойцов. Кады без угроз, с некоторой усмешкой сказал:" Что немцы сделали тебя четвероногим "(Тертаякълы эттиртирдингъ кесинги", кивая на костыли, а затем сказал, обращаясь к своим спутникам: " Не трогайте его, он хоть и был коммунистом, но вреда от него не было никому, да и коммунисты сами от него отказались, выгнав из партии. Он вместе с моим братом еще юношей воевал против Советской власти". Моего отца исключили из компартии, но не арестовали, а его младшего брата Наны - председателя Хурзукского аулсовета расстреляли. Отец спустя год восстановился в партии, а т.к. он жил то в Микоян-Шахаре, то в Кисловодске, то, наверное, не все знали, что отец мой член партии. С месяц ему удалось без больших проблем прожить с семьей, а затем под предлогом, что он едет менять несколько бревен на зерно, пришлось уехать с Хурзука и жить за пределами Карачая в Краснодарском крае у старых знакомых. Когда немцев погнали с Карачая, отец был проводником одной из частей, на машине подъехал с командиром к обкому партии и там красноармейцы водрузили знамя освобождения. Дня через 3 красноармеец пригнал его лошадь и бричку, оставленную в Краснодарском крае, когда поехал показывать дорогу. Я спрашивал у отца, как его НКВД-шники не посадили, ведь он жил при немцах. Отец отвечал,что его, конечно, допрашивали, посмотрели справку командира, что он был проводником, сделали запрос в Краснодарский край и оставили в покое. 2 ноября рано утром вошли несколько солдат и офицер прочитал указ Президиума ВС СССР о переселении. Отец начал выступать, что он инвалид войны, коммунист и т.п., на что офицер матом обложил отца и сказал, что пристрелит как пытавшегося бежать, а одному из солдат приказал увести отца. Мама кроме вещей детей ничего не сумела собрать, как стали их выгонять. Идти было недалеко, собирали их во дворе начальной школы. На улице было прохладно, шел дождь со снегом. Народ прибывал, а машин не было. Подошла группа офицеров и отец обратился к старшему по званию, что его дети голодны т.к. лейтенант, который зашел к ним, не дал взять ничего. Мать называла этого офицера-еврея генералом, а отец - человек военный, капитаном. Никогда и никто, наверное, этому офицеру не желал столько благ и здоровья, как моя мама. Когда слушал здравицы (Алгъышла) этому капитану-еврею, я почему-то вспоминал и сейчас вспомнил картину узбекского художника. Там на площади, на коленях стоят человек 10 приговоренных к смерти, палач отрезает одному из них голову. Тот, кто стоит рядом с казненным, не смотрит на палача и кому голову отрезали, но остальные с любопытством смотрят, как происходит казнь, а последние аж вытягивают шеи. Капитан-палач только отсрочил казнь, а получает благодарность. Офицер разрешил маме и ее дяде Узденову Унуху - внуку одного из богатейших в свое время карачаевцев - Хырха-Хаджи в сопровождении красноармейца пойти и собрать вещи и еду. За короткое время старик Унух и мама освежевали 3 коз, собрали почти все что было из еды и ценного столько, что нельзя было унести на руках. Мама сказала Унуху, чтобы он запряг ишака. Солдату, чтобы не выступал, мама дала кусок вяленого мяса, сыра и кукурузной лепешки. Мама жалела и этого солдата, говорила бедняг, наверное, плохо кормили (хариблени къарынларына къарай болмаз эдиле. Ач берюча алай ашай эди эшикке да къарай, абчар кириб кермесин деб). В тот день наших не отправили, наверное, произошел какой-то сбой. Всех загнали в школу и до утра по очереди на кострах готовили еду. То, что их в тот день не отправили, сыграло на руку нашим, т.к. этот капитан отпускал по 1-2 человека пойти домой и собрать вещи, разумеется, под конвоем солдат. И в Усть-Джегутинской пришлось ждать сутки посадки в "телятники". В вагоне, как только тронулись, ко всем обратился Узденов Абул-Керим. Он считался святым (шийих), был знатоком Къорана. Благодаря этому человеку и Герюкову Исмаилу дорога была не столь мучительной, хотя трудно писать такое, но это слова моей мамы и я ей верю. Абул-Керим сказал, что Аллах решил испытать нас, проверить какие мы люди, насколько сильна наша вера, и что мы обязательно вернемся в свои дома, когда кончится испытание, если мы с честью выдержим и покажем, что достойные люди. И тут же он показал, что у него слова и дела не расходятся. Как-то случилось, что в один вагон с хурзукчанами попали две женщины без вещей и еды с другого аула. Абул-Керим сказал, что эти женщины сегодня его гости и питаться будут вместе с его семьей, а затем по очереди будут питаться у всех, но через какое-то время нашлись родственники и их перевели к своим. Самый трудный вопрос, прошу прощения, это исправление нужды, и этот вопрос был оптимально разрешен. Во время движения поезда на дверь "телятника" накидывался снаружи крючок. Отцу моему и еще нескольким ребятам на остановке приходилось под конвоем получать кашу, селедку и воду. Поскольку селедку в вагоне никто не ел, то отцу разрешили поменять селедку на ведро, нож и небольшой кусок проволоки. Это все ему дал конвоир - по национальности кумукъ, имевший родственников в Карачае. Конечно, он рисковал, но кто не рискует, тот не ест селедку. Из проволоки сделали крючок и им удавалось откидывать крючок во время езды и обратно накидывать перед остановкой. Ведро - горшок. Может и не стоит писать про это столь подробно, но ... Впрочем, модератор может убрать, если посчитает это лишним. Я спрашивал у мамы про смертельные случаи в дороге, но у них в вагоне их не было. Возможно, потому, что эшелон, где ехала наша семья, был одним из последних, а может Берия хотел отрапортовать о досрочном окончании операции, но в пути наши были гораздо меньше остальных - около недели. Сначала попали в село Кара-Кунуз под Джамбулом, но потом, когда отец нашел своих трех сестер, переехали к ним в село Ново-Троицкое Чуйского района той же области. Отец за год сумел построить себе и сестрам 2 дома из самана. Не ахти какие хоромы, но мы прожили в них до отъезда на Кавказ. Со слов мамы, с голода у них в селе никто не умер, старались друг друга выручать. По приезду все были устроены на работу, попробовали бы не работать во время войны. Давали паек - немного, но все-таки какое-то подспорье. Ну а когда с фронта стали возвращаться солдаты и офицеры, то жить стало легче. В колхозе многие чабаны и доярки были карачаевцы, попозже появились механизаторы, продавцы, в школе работали учителями Чотчаев Ислам (а если не ошибаюсь,то он был то ли директором,то ли завучем интерната), Хаджичиков Юсуф, парторгом, бухгалтером, ревизором (не помню в какой последовательности) Узденов Рамазан, зав. амбулаторией была старший лейтенант запаса Узденова Багдат, завмагами Чагаров Юсуф, Биджиева Нади. Жить, конечное, было трудно, но выжили же и назло родной коммунистической партии и вождю мирового пролетариата, мы вернулись на Родину. Их уже нет, а мы, карачаевцы, живы и, надеюсь, никакая сила уже не сможет нас лишить родного Карачая. А теперь свои воспоминания. Однажды я с соседскими ребятами играл в войну, когда мама позвала послушать радио и перевести т.к. она не очень хорошо понимала русский. Она сказала, что с утра говорят о пыргъауне (я не знаю и сегодня перевод этого слова, но только этим словом мама называла Сталина), может умер. Ни один режиссер мира не сможет поставить танец моей мамы, когда я подтвердил ее догадку. Мы жили на центральной улице рядом со зданием райпотребсоюза. Из окон этого здания смотрели как беременная карачаевка пляшет, когда по всей стране объявлен траур. Наверное, они что-то и говорили маме - я уже и не помню, но когда перестала плясать, дала мне деньги - сюйюмчю. Сумму не помню, но помню, что в тот день был праздник живота. Я со старшей сестрой Зульфой, ныне уже покойной, купили пряники, конфеты в жестяной коробке и 2 литра морса. Но и это не все. Мама сказала к кому бы ей пойти рассказать о смерти Сталина и получить сюйюмчи. А в это время к нам шла соседка Узденова Маймулат и мама ей и сказала. Маймулат было за 70лет, грузная, ежедневно обходила все карачаевские семьи, живущие на нашей улице. Если она к кому-то не заходила, то там уже начинали беспокоиться о ее здоровье. Маймулат, как услышала известие мамы, так прямо и села на пыльную дорогу и заголосила, что снова начнется война и нас переселят теперь в Сибирь и мы все там умрем. Мама ей: "Маймулат, мы все скоро уедем на Кавказ. Сталин нас выслал, а раз он умер, то никто нас здесь держать не будет". Плач прекратился мгновенно, мама помогла ей подняться и они уже вдвоем пошли радовать других карачаевцев. Маймулат дала маме отрез на платье и мы, дети, еще долго говорили, что сегодня мама надела платье Маймулат, значит, она идет к кому-то в гости. Так случилось, что именно в этот день 5 марта 1953 г.из тюрьмы освободился и вернулся домой брат Маймулат Джагафар. Траур трауром, но карачаевские-то обычаи( в частности хош келдилик) никто не отменял, и люди стали собираться к их дому. Другой брат Маймулат Рамазан был парторгом в колхозе и ему, наверное, не совсем было комфортно в день траура получать поздравления по поводу возвращения брата из тюрьмы, но адет сильнее всяких условностей. Сначала все было тихо, но потом зарезали барашку, стали жарить хычыны и одим из первых я попробовал вкус локумов. Заиграла гармошка, молодежь стала танцевать. Мир не без "добрых", кто-то "настучал" в комендатуру, что "Карачаи " празднуют день смерти вождя. Я помню, как приехал "воронок" и несколько милиционеров с автоматами разогнали всех. Кажется, были какие-то неприятности у Рамазана, но точно не знаю. Из-за смерти Сталина пострадал мой старший брат. В школе пионерам на красные галстуки стали привязывать черные ленты, наверное, в знак траура, а брат не дал сделать это какой-то активистке. Дело дошло до директора, Борю исключили из пионеров, в школу вызывали папу, и на этом и закончилась партийно-политическая карьера брата. Я иногда подкалываю брата, говоря, что ему могут дать персональную пенсию, если он найдет свидетелей как его исключали из пионеров, но пенсия его пока что обычная. 1956-й - знаменательный для нас год. В то, что сейчас хочу написать, могут некоторые не поверить, подумав, что я "реализую" известное карачаевское изречение: "Сууун ичиб,ташын джалаб турур эдим", но ничего я не придумываю. У нас в селе жил Гебенов Унух - начальник колхозного масштаба. Кем он работал не помню. В 1956г. когда вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР о снятии ограничений с депортированных народов, он первым поехал в Карачай, побыл там несколько дней и привез несколько литров воды с Кубани, камушки, сосновые шишки. Я собственными глазами видел, как взрослые мужчины и женщины плакали во дворе у Гебенова, когда он им наливал в маленький стакан воды и давал кому камушек, кому шишку. Жуткая картина, не дай бог это кому-нибудь на свете это пришлось увидеть. Вскоре отец продал дом, животных, погрузил вещи на 2 железнодорожных контейнера и в октябре 1956 года мы были уже в Хурзуке. Я был свидетелем, как уезжали сваны. На каждую семью давали 3 автомобиля для загрузки вещей, ну а если вещи не помещались, то за плату можно было заказать еще пару машин. Никаких войск не было, только милиционеры, старшим у них был майор Матакаев, не знаю почему, но его фамилия крепко врезалась в память. Вот, пожалуй, и все. Добавлю, что в Казахстане, в других местах не знаю как, но у нас в Ново-Троицком часто молодежь устраивала танцы. Большим праздником был день, когда из соседнего села приезжал Дудов Шаухал - поэт, по-нынешнему бард. Он сам пел свои песни. К сожалению, он разбился на мотоцикле где-то в Мало-Карачаевском районе. Он был неграмотным и поэтому, наверное, большинство его песен безвозвратно пропали. Может, что-то и сохранилось в его семье. Может, когда-нибудь найдется собиратель фольклора, и песни Дудова Шаухала станут известны большинству карачаевцев." Лак цивилизации тонок | |
|
|
1 0
| Цитата |
|---|
| xxxxxx пишет:
Каабы камень неземной Вдруг озарился ярким светом. |
| Цитата |
|---|
| xxxxxx пишет:
* * * Все уйдет. Но зелень вновь весною Вечное в глаза нашепчет мне. Слово, сквозь материю, сквозное Высветится в темной глубине. Не напрасно все. Хотя и больно Чувствовать движение земли. Вздрагивать от шорохов невольно, Новый день печалью просмолив. |
| Цитата |
|---|
| xxxxxx пишет:
* * * Рано встал.Что не спится сегодня? Приокрыты, как встарь, небеса. Вознесение нынче Господне Представляет душа написать. Он вернулся туда, где был призван Искупить первородное зло. Блеск его упоительной ризы В это утро в окно занесло. |
небесный - МОЁ.
Форум Мобильный | Стационарный
