Художник Н.А.Ярошенко в Карачае

Кази-Магомет Алиев,
заслуженный работник культуры КЧР,
академик РАЕН

После завоевания и покорения Северного Кавказа во второй половине ХIХ века Российская империя начала планомерное освоение этой обширной и благодатной территории. В этот поцесс, носивший политический, административный и экономический характер, оказались вовлеченными выдающиеся русские деятели литературы, науки и культуры.

В первой половине ХIХ века Северный Кавказ считался "теплой Сибирью" и сюда российские императоры ссылали "пассионарных", вольнолюбивых, оказавшихся неугодными людей. Поскольку шла война, царизм считал, что великие люди страны, мешавшие проводить самодержавную политику, взывавшие время от времени к вольности, легко найдут случайную или закономерную гибель в горах. Отчасти этим продиктовано монаршее "благославление" на путешествие в Эрзерум великого А.С.Пушкина; дважды ссылался под пули горцев великий М.Ю.Лермонтов, причем Николай I особого секрета из заинтересованности в гибели мятежного поэта не делал; из Сибири на Кавказ был переведен ссыльный декабрист А.И.Одоевский; за участие в декабрьском 1825 года восстании сослали сюда же А.К.Якубовича и А.С. Бестужева-Марлинского. Интересно, что автор "Аммалат-Бека" А.Бестужев-Марлинский, по свидетельствам многих карачаевских авторов, не погиб, а спасся в Карачае, женился, и еще в начале ХХ века в верховьях Кубани можно было слышать о его внучках, переселившихся в Россию.

"…С легкой руки Пушкина Кавказ сделался для русских заветной страною не только широкой, раздольной воли, но и неисчерпаемой поэзии, страной кипучей жизни и смелых мечтаний! Муза Пушкина как бы освятила давно уже на деле существовавшее родство России с этим краем, купленным драгоценной кровью ее сынов и подвигами ее героев", - писал В.Г.Белинский [1, сс.438-439].

Березовая балка

В отличие от великих российских подвижников первой половины ХIХ века, оказавшихся по большей части на Кавказе не по своей доброй воле, во второй половине того же века, особенно в период после отмены крепостного права в России, в район Кавказских Минеральных Вод, в Карачай, Балкарию, Кабарду, Осетию приезжает большое количество широко известных в столичных кругах людей. Это - историки, этнографы, географы, писатели, поэты, композиторы, художники. Причины появления выдающихся умов России на Кавказе не являлось следствием репрессивных мер, как было ранее. Помимо возможности отдохнуть и поправить здоровье на водах, была у этих замечательных людей миссия, существование которой едва ли они у себя обнаруживали, но которая была ниспослана им Провидением, являвшаяся вместе с тем характерной и благородной особенностью элиты русской интеллигенции, и похоже, присущая в то время ей одной - просветительство. Внутреннее благородство, гуманизм, искренний интерес, зачастую переходящий в любовь, к природе, истории, судьбе народов неведомого ранее края, -вот особая отличительная черта великих русских гуманистов второй половины ХIХ века. В их числе Н.А.Ярошенко - великий русский художник-передвижник.

Первое пребывание Н.А.Ярошенко на Кавказе, судя по рисунку "Горец", находящемуся в Государственной Третьяковской галерее, относится к 1862-63 годам [2, c.5]. Гораздо позже, спустя 10 лет, он представил своим товарищам на выставке "18 пейзажных этюдов под общим названием "Путевые заметки из путешествия по Кавказу", получивших высокую оценку И.Е.Репина, И.Н.Крамского и других" [2, c.4]. На Кавказе происходит знакомство и сближение Николая Александровича с Исмаилом Урусбиевым, князем, владетелем Баксанского ущелья.

Представляется, что встреча двух замечательных людей была неизбежной. Казалось, что сама судьба вела их навстречу друг другу. При внешней разности, продиктованной различием их выпестовавших цивилизаций, в них было одно могучее объединяющее начало - умение не только нести добро, но и созидать это добро, что дается лишь немногим, если не сказать избранным. Ярошенко - блестящий офицер и рафинированный русский интеллигент в лучшем смысле этого слова. "Николай Александрович понравился мне с первого взгляда, - писал великий русский художник М.В.Нестеров, - при военной выправке в нем было какое-то своеобразное изящество, было нечто для меня привлекательное. Его лицо внушало доверие, и, узнав его позднее, я всегда верил ему (бывают такие счастливые лица). Гармония внутренняя и внешняя чувствовались в каждой его мысли, слове, движении его" [2,c.29]. Урусбиев - глубоко образованный человек, средоточие горской народной мудрости, многочисленных легенд, мифов и сказаний причудливо-волшебного мира, могучий и подвижный человек.

"Исмаилу Урусбиеву 54 года, но князь смотрелся гораздо моложе. Он не помнит, был ли он когда-нибудь болен. Вся жизнь его прошла на Кавказе. Ни в какой школе князь не учился, читает только по-арабски и тем не менее имеет весьма обстоятельные сведения по истории… Князь отлично знает народные предания и легенды, и голова его кишит гипотезами о заселении Кавказа и об его прошлых судьбах. Память князя феноменальна: однажды, беседуя с нами о русской литературе, он, в доказательство своей мысли, цитировал несколько мест из Добролюбова." - писал выдающийся исследователь Кавказа М.М.Ковалевский, снарядивший в 1885 году экспедицию в Урусбиевское общество [3, c123]. В состав группы вошли М.М.Ковалевский, И.И.Иванюков, С.И.Танеев, Д.И.Ермаков и англичане Эймс и Смит. Профессор И.И.Иванюков, директор Московской консерватории С.И.Танеев и писатель Глеб Успенкий жили тогда у Н.А.Ярошенко. Сюда же приезжал И.Урусбиев и, очевидно, обсуждался маршрут экспедиции через Баксанское ущелье в Сванетию. "Могучая, как бы из железа скованная, фигура Исмаила Урусбиева внушала нам бодрость и уверенность в успехе предприятия". Но подготовкой к трудному переходу дело не ограничивалось. "Как только Исмаил оказывался в доме Ярошенко, -писал Ковалевский, - тотчас все гости собирались и устраивались у "Белой Виллы," чтобы послушать, как Исмаил поет горские песни и исполняет народные танцы" [3, c119].

Н.А.Ярошенко по состоянию здоровья не мог принять участие в экспедиции М.М.Ковалевского, но в верховья Баксана поехал и некоторое время гостил у князя Урусбиева. Впечатления свои о поездке в Урусбиевский аул оставил друг Н.А.Ярошенко замечательный русский композитор С.И.Танеев в своем письме к П.И.Чайковскому, и можно не сомневаться в том, что подобные чувства испытывал и сам художник: "Трудно представить, до какой степени восхитительна эта поездка. Баксан в начале очень широк. Дорога идет то по одному, то по другому из его берегов. Мы множество раз должны переезжать через мосты, сложенные из нескольких бревнышек, в то время, как река ревет, как дикий зверь, увлекая и переворачивая в своем течении огромные глыбы камней. Лошади наши будут лепиться по скалам, перед нами будут открыты зияющие пропасти, мы постоянно будем испытывать приятное чувство человека, благополучно избежавшего грозившей ему опасности. Налево от нас будут горы, покрытые вечными снегами. Впереди - Эльбрус, то скрывающийся за склонами, то вновь обнаруживающийся и, по мере нашего к нему приближения, принимающий все более и более чудовищные размеры. Мы едем то голыми скалами, то лесами, где деревья необычного для нас роста, то пространствами, сплошь усеянными золотыми блестками и, как искры, рассыпающимися под ногами лошадей. Прибавь к этому горный чистый воздух, который вбираешь в себя и не можешь им надышаться, ключевую воду, в обилии попадающуюся по дороге, шашлык, который жарится тут же из зарезанного барана, и ты будешь иметь слабое представление о тех прелестях, которые представляются путникам, решившимся предпринять это путешествие" [3, c. 126-127]. Записок Ярошенко о быте и нравах Урусбиевского аула обнаружить не удалось, но современники художника дают следующую картину: "В огромном ауле нет ни одного кабака, ни одной капли спиртного напитка. Нет ни богатых бездельников, ни нищих; никто не уходит из аула на заработки. Каждый урусбиевец держится со своим помещиком как с равным, да и последний по образу жизни ничем почти не отличается от него. Измаил разве что больше принимает гостей… кунацкая выстроена по образцу русских домов и ничем от них не отличается. Стены комнат оклеены обоями, обстановка приличная; дощатый пол, стеклянные окна. К столу подаются тарелки и приборы, хотя хозяева сами обходятся без них".

Бештау

Теперь попытаемся определить маршруты Н.А.Ярошенко в верховьях реки Баксан. Из аула Урусбиевского (ныне Верхний Баксан) художник с проводниками поднимается верхом выше по течению бурной стремительной реки к аулу Тегенкли, а оттуда, переправившись через Баксан - в ущелье Ёзенги (Юсенги - на картах). Преодолев крутые подьемы, где верхом, где пешком, путешественники могли остановиться на ночлег. Самое удобное место для ночлега - чуть выше границы леса, там, где позднее был создан Северный приют для туристов и альпинистов. С рассветом группа вышла в путь, и спустя несколько часов форсировала перевал Бечо. Отсюда открывается вид на глубокое зеленое ущелье одноименной реки, соединяющейся в глубине с речкой Квиши. Это уже Сванетия. На спуске и подходе к Южному Приюту слева открывается окно с видом на ледник и напоминающий ступенчатую башню и черный, иссеченный ледниками и снежниками скальный массив вершины Ушбы. Высота этой вершины составляет 4.710 м над уровнем моря. Это одна из самых красивых вершин Центрального Кавказа, ее обычно называют двурогой, так как вершина разделена дуговой седловиной, и высота северо-восточного рога чуть меньше - 4.690 м. Но при спуске с перевала "двурогость" скрадывается, и Н.А.Ярошенко запечатлел эту вершину в этюде "Гора Ужба в Сванетии", который, по всей вероятности, он набросал на месте, с тропы Бечо. Этюд Ужба датирован 1882 годом. Это классическая, безупречная в реализме и в техническом исполнении работа этюдного характера.

Гора Ужба в Сванетии 

На предвечернее небо наползают, цепляясь за иззубренную вершину облака, закатное солнце золотит несколько легких облачков и отвесные ступенчатые бастионы Ушбы и ледяную стену трапециевидной горы Мазери, как бы скрадывая мертвое царство и вечный холод падающих ледников двурогого великана. Освещенные заходящим солнцем склоны - обитель великолепных кавказских туров- теплы и притягательны. Поразительный диссонанс тепла и холода, ощущения собственного величия и собственной же беспомощности в этой великой стихии камня и льда, страха и надежды, - чувств, которые непременно наполняют побывавшего в этих местах хоть однажды, органично соединен в этюде. Тщательно выписанный передний план же, обещающий долгожданный отдых и близкий ночлег, полон уюта и покоя, в ущелье свежо и все умиротворено, словно бы только что по небу пролетел ангел…

Безусловно, как выдающийся портретист, Н.А.Ярошенко не мог обойти вниманием мощную колоритную фигуру И.Урусбиева, и в 1882 году он создает полотно "Песни о былом". Датировка точна, так как на обороте холста художником помечено: "1882 года, 4 августа, в доме Урусбиевых". Картину Н.А.Ярошенко выставлял на ХХII выставке художников-передвижников в 1894 году, причем она получила хорошую прессу.

Кунацкая князя освещена отблесками яркого огня в камине. На стене висят сабля и ружье. Напротив очага группа людей. Па переднем плане, на резной тахте, откинувшись на ее спинку, сидит князь. Тело его расслаблено и покойно, лишь лицо сосредоточено и слегка напряжено, в неподвижном взгляде, устремленном на горящие поленья и сизый дым, уходящий в очажный дымоход, читается затаенная, но глубокая мысль. Князь слушает старинную песню и вспоминает… Певец в войлочной шляпе сидит на низком табурете, скрестив ноги и поет. Лицо его, в отблесках огня, полно одухотворенности, в такт ритму старинной песни он воздел руки и чуть склонился в сторону князя. И если фигура князя несколько статична, то в позе певца - необыкновенная живость и одухотворенность. В глубокой задумчивости пребывает третий персонаж - старик, примостившийся у очага и подперевший ладонью голову в папахе, обмотанной сархом ( сарх - белая полотняная полоса поверх головного убора, свидетельство того, что этот человек совершил хадж - паломничество в Мекку). За этой троицей сгрудилось еще несколько персонажей, и сочные, черные тени от них закрывают весь задний план картины, и чудятся там, в глубине этого мрака "темной старины заветные преданья" (М.Лермонтов): и уходящие в небеса нарты, и предсмертный стон трагического Азнаура, и приглушенные звуки свирели пастушка Аймуша, спускающегося на дно Хурла-кёля, и заунывный ветер над вымершим Джамагатом - урусбиевским аулом в Теберде… Из группы персонажей картины "Песни о былом" идентифицируется пока лишь один персонаж - сам князь Исмаил Урусбиев, друг Н.А.Ярошенко. Сохранилось несколько фотографий с изображением Урусбиева, и сопоставление их с картиной Ярошенко не оставляет никакого сомнения в том, что знаменитый художник фактически писал портрет своего друга.

"Песни о былом" - это не только признание безусловных заслуг Исмаила Урусбиева перед научным и культурным сообществами России конца ХIХ века, но и памятник во веки вечные, созданный великой кистью великого художника.

Исмаил Урусбиев познакомил Н.А.Ярошенко с другим незаурядным человеком - Исламом Крымшамхаловым. Здесь необходимо отметить следующее. Крымшамхалов был племянником И.М.Урусбиева, то есть мать Ислама была родной сестрой Баксанского князя. Вообще же исстари считалось, что жители Баксанского ущелья - те же карачаевцы, в силу чего, Урусбиевы основали на исходе ХVII века в долине реки Теберды аул Джамагат, воспетый великим М.Ю.Лермонтовым в поэме "Хаджи-Абрек" и почти полностью вымерший от чумы в ХVIII веке. Кроме того, язык баксанцев практически не отличим от карачаевского, тогда как речь чегемцев, холамцев и других представителей Балкарии разнится от баксанской в диалектах. Брак представителей двух княжеских родов - Крымшамхаловых и Урусбиевых - был вполне закономерен. Ислам Крымшамхалов родился в древнем карачаевском ауле Карт-Джурт в 1864 году, но детство, ввиду болезни матери, провел в Баксанском ущелье, в имении своего дяди Исмаила Урусбиева. Князь был очень привязан к своему племяннику, и Крымшамхалов, еще будучи мальчишкой, по мнению исследователя его жизни и творчества З.Б.Хабичевой-Боташевой, сопровождал Николая Александровича Ярошенко в период пребывания художника на Кавказе в 1873-74 годах и именно тогда молодой художник оставил мальчишке-горцу на память карандаши и краски [4, cc.18-19]. Другие считают, что знакомство их произошло в 80-е годы, когда Николай Александрович жил в Кисловодске [3, c115]. Вполне вероятно, считают третьи, что знакомство их состоялось в период службы Крымшамхалова в Петербурге, в конвое Его Императорского Величества. Ясности в этом вопросе пока нет, но , что совершенно очевидно, на Кавказе Ярошенко и молодой князь встретились как давние знакомые.

Шат-гора. Эльбрус

Вне всякого сомнения, Н.А.Ярошенко посещал ближние и дальние окрестности Кисловодска как с И.Урусбиевым и И. Крымшамхаловым, так и без них. Был он и на высокогорном плато Бермамыт, в 37 верстах от Кисловодска, и его знаменитая "Шат-гора. Эльбрус" могла быть написана именно там. "Художник строит композицию в соответствии с правилами академической живописи, придавая монументальному панорамному пейзажу несколько романтическое звучание. Раннее утро. Подножье Эльбруса еще окутано синей предрассветной мглой. Плотным слоем лежат тяжелые облака. Лишь слева, терзаемые ветром, они рваными клочьями обнимают выступы гор, опускаясь вниз, в притягивающее их ущелье. Вдали простирается кажущаяся бесконечной горная гряда, протяженность которой подчеркнута вытянутым по горизонтали размером холста. Постепенно, будто стряхивая с себя дремоту, все вокруг начинает пробуждаться. Розовым светом зари окрасились заснеженные вершины, и чуть порозовело над кучевыми облаками небо. Художник словно медленными торжественными аккордами слагает гимн нарождающемуся дню. Природа торжественна и сурова. Здесь все дышит гордой красотой, необъятной мощью и величием вечности…" - читаем в "Мемориальном музее-усадьбе художника Н.А.Ярошенко". Художник верен себе, и передний план картины выписан тщательно: средь низкорослой травы вырастают застуженные за ночь и мокрые от росы груды камней, за гранью которых явственно чувствуется пропасть Бермамыта - его знаменитые отвесные стены; дальше, вдали, под просветами тающих облаков - зеленые долины чарующего, манящего и таинственного плато Бийчесына.

Кисловодск. Водопад

Эти места, до сих пор мало исследованные в историческом, археологическом, географическом и этнографическом плане, хотя исстари используются карачаевцами в качестве отгонных пастбищ, носят отпечаток мистического характера, вызванного не только многочисленными археологическими объектами VIII-VII в до н.э., VII-IX н.э., обилием менгиров и стелл, но и прямым ощущением космоса; пожалуй, нигде больше так не осязаемо небо, как на Малом Бермамыте -высочайшей точке западной части Скалистого хребта (2.644 м). Даже на вершине Эльбруса, куда мне однажды посчастливилось подняться, где небо темно от синевы, оно не ощутимо с такой силой. Сила притяжения Бермамыта и Бийчесына для человека, однажды побывавшего в этих местах, почти непреодолима. Со времен освоения Кавказских Минеральных Вод конный маршрут на Бермамыт стал одним из самых популярных. Сюда приезжал опальный М.Ю.Лермонтов и писал свой знаменитый "Кавказский вид" с Эльбрусом.

На родину Ислама Крымшамхалова, в древний аул Карт-Джурт , Н.А.Ярошенко прибыл с Исмаилом Урусбиевым. Маршрут их мог пролегать либо из Кисловодска, через Бермамыт, пересекая Бийчесын, затем в ущелье Худес; либо из аула Урусбиевского вверх по ущелью Малки со спуском в тот же Худес. Из Худеса древняя дорога ведет на перевал Хасаука, где в 1828 году состоялось сражение войск командующего Кавказскими войсками генерала Г.А.Эммануэля с немногочисленным карачаевским ополчением. В результате двенадцатичасового сражения ополчение вынуждено было отступить, и войска генерала вошли в Карт-Джурт. По состоянию на 80-е годы ХIХ века это был, хоть и трудный, но кратчайший путь, хотя к тому времени в карачаевские аулы в верховьях Кубани русскими солдатами совместно с отбывавшими трудовую повинность карачаевцами, была проложена колесная дорога из станицы Баталпашинской (ныне г.Черкесск). Отдохнув в усадьбе Крымшамхалова, художник поднялся вверх по ущелью, к древнему Учкулану, где и написал картину "Река Учкулан" (подлинник картины, по нашим сведениям, находится в Государственном Русском Музее), этюды "На реке Хурзуке", "На Кубани" и др. Однако, наиболее плодотворным был период пребывания Н.А.Ярошенко в Теберде, где художник подолгу жил в доме своего друга Ислама Крымшамхалова. Долина Теберды еще не была застроена, воздух, пропитанный запахом сосновой смолы, благотворно влиял на состояние друзей, страдавших от одного и того же недуга. Дом князя был построен неподалеку от озера Кара-Кёль, рядом с дачей начальника Баталпашинского уезда Ф.А.Кузовлева (не сохранилась). Не сохранился и дом князя, но в целости гостевой дом, где жил и работал Николай Александрович Ярошенко.

Клухорское озеро 

В те годы Теберда еще не была заселена в полном смысле этого слова. Здесь, в Тебердинской долине, находились бараки лесорубов, смолокурня, несколько хозяйственных построек. Необжитость Теберды связана была с делами печальными. В конце ХVII - начале XVIII веков в устье реки Джамагат начал закладываться аул выходцами из Баксанского ущелья. Столетие аул просуществовал, поскольку в народных песнях упоминается ряд реальных персонажей: князья Келемет и Чёпеллеу Урусбиевы, жившие за столетие до гибели аула, а так же их внуки Эльмырза и Алхаз, чья смерть от чумы датируется достаточно точно - 1808 год [5, c. 62]. Аул был большой, население жило зажиточно, независимо, и, по сути дела, было освобождено от поборов, поскольку платили аульчане мизерную подать лишь своему князю, образ жизни которого мало отличался от их жизни и быта. Что и позволило Михаилу Юрьевичу Лермонтову написать знаменитое:

"Велик, богат аул Джамат.
Он никому не платит дани,
Его стена - ручной булат,
Его мечеть - на поле брани,
Его свободные сыны
В огнях войны закалены,
Дела их громки по Кавказу…"

Если уж мы в очередной раз коснулись творчества великого русского поэта, необходимо отметить, что сведений о пребывании М.Ю.Лермонтова в Теберде не обнаружено. Однако, в 1829 году по поручению генерала Эммануэля в верховья Кубани был направлен архитектор Иосиф (Джузеппе) Бернардацци, прибывший, между прочим, в Теберду и по пути сделавший зарисовки Сентинского храма Х века. Сопровождали экспедицию части Тенгинского пехотного полка под командованием тогда еще майора П.С.Верзилина, год назад получившего ранение в вышеупомянутом сражении при Хасауке. В период военной службы на Кавказе М.Ю.Лермонтов был зачислен именно в этот полк, и мог слышать о Джамагате либо от тенгинских ветеранов, либо от самого П.С.Верзилина, уже бывшего к моменту ссоры поэта с Н. Мартыновым в его доме, генералом.

Так вот, к 1810 году вольный аул Джамагат вымер весь. Это привело к тому, что мрачная слава Теберды надолго, почти на полстолетия, изолировала его не только от остальных населенных пунктов, но и от различных любителей путешестивий. Вне всякого сомнения, Н.А.Ярошенко и И.П.Крымшамхалов бывали здесь, посещали руины аула, поднимались к знаменитым Джамагатским нарзанам. Обойти это место они никак не могли, тем более, что старые дороги как из Карт-Джурта через перевал Эпчик, так и по только что построенной Военно-Сухумской дороге в Тебердинскую долину вели через устье реки Джамагат. Позднее, в 1911 году, пережив своего друга и учителя на двенадцать лет, здесь, в стороне от старого кладбища, найдет последний приют и сам Ислам Крымшамхалов. В те годы, когда по этим местам бродили Н.А.Ярошенко, Н.Н.Дубовской, С.И.Танеев, А.И.Куинджи и их друзья, остатки Джамагата, поросшие черным окопником, холодной лебедой и высокой жгучей крапивой, были видны хорошо. Теперь над сохранившимися руинами аула под грустный напев неумолчной реки высится стройный ольховый лес вперемешку с совершенно одичавшими фруктовыми деревьями, пепельно-серебристым грабом и темно-зеленой сосной. Что ж, всё проходит…

Осенний пейзаж

Днем друзья - цвет российской культуры - совершали прогулки по Теберде и ее окрестностям, по вечерам же, за ужином, делились впечатлениями, слушали "преданья старины глубокой": эпические сказания, старинные народные песни. Многое из услышанного записывалось тут же, то есть происходил тот естественный и закономерный процесс, который впоследствии назовут "взаимопроникновением и взаимовлиянием культур". Для горцев появление таких выдающихся личностей, как Ярошенко, Дубовской, Балакирев, Танеев, было ожидаемо и неизбежно. Свет русской культуры уже витал над горными ущельями, и реальное его появление в глухих ущельях, отрезанных от остального мира бездорожьем и изоляцией, бывшей на протяжении веков единственной гарантией выживания и целостности, так же реально превратилось в костер, обогревающий и освещающий мрак одиночества целого народа. В свою очередь, замечательные русские подвижники соприкоснулись с миром, доселе им неведомым, непохожим на традиционный и хорошо знакомый русский быт и культуру. Новизна этого мира поражала чистотой и искренностью в отношениях между горцами, основанных на традиционном институте воспитания, тягой горцев к образованию и познанию мира, умением тружеников гор жить в исключительно трудных условиях в гармонии с ландшафтом. Пожалуй, лучше всех об этом написал сам Ислам Крымшамхалов в письме редактору издававшегося в Париже журнала "Мусульманин":

"…Соглашаюсь вполне с тем, что мы, кавказские горцы (мусульмане в особенности), отстали в отношении цивилизации, как принято это называть. Но в то же время скажу с уверенностью, что мы еще легко можем наверстать упущенное при наличии тех особенных элементов, коими обуславливается древо горцев… . Если у наших горцев отсутствуют знания чисто научные, зато у них развит в высшей степени культ воспитания, между тем как к этому важнейшему вопросу лишь приближается наикультурнейшая Европа… Не подумайте, однако, что я хочу идеализировать горца, сказать, что все только хорошее принадлежит ему или что все горцы одинаково обладают хорошими качествами души и натуры. Нет, да они и не нуждаются в этом: люди везде люди. Но скажу с твердой убежденностью, что в душе у горца сидит основательно очерченный облик хорошего человека, которому он поклоняется. И является ли это плодом его сознания или навязано ему заветами его предков, несомненно одно: облик этот вошел в его натуру, или, вернее, запечатлелся в нем, сделался его богом. И вот из рук носителя этих принципов горец с радостью примет факел просвещения…" [4Ме, cc. 279-280].

Пятигорск

Разница в восприятии и отражении горного края между опальными поэтами первой половины и русскими деятелями культуры и искусства второй половины ХIХ века очевидны. Первые, находясь в удушливых тенётах императорского режима, воспринимали Кавказ как символ свободы, воли, романтизировали его, фактически не соприкасаясь непосредственно с местным населением, за исключением отдельных персоналий; вторые, ведомые предначертанной свыше просветительской миссией, изучали как духовную, так и материальную жизнь горцев и ландшафт, находя параллельно для себя много нового, не противоречащего, а порой и соответствовавшего их нравственным критериям. Сила притяжения самого Н.А.Ярошенко, более двадцати лет возглавлявшего Товарищество передвижных художественных выставок, названного "совестью передвижников", "человеком неподкупной честности", была велика, и не случайно в кругу его гостей в Кисловодске мы видим А.И.Куинджи, Н.Н.Дубовского, И.Е.Репина, М.В.Нестерова, Н.А.Касаткина и многих других художников, а также и выдающихся ученых Д.И.Менделеева, В.С.Соловьева, М.М.Ковалевского, композиторов А.С.Аренского, С.И.Танеева и многих-многих других. Многие из гостей Ярошенко побывали вместе с ним в Теберде. Разумеется, что вполне естественно в этот круг вошли и видные горские просветители. И не только Карачая и Балкарии. Ислам Крымшамхалов познакомил своего учителя с гонимым осетинским поэтом Коста Хетагуровым.

Коста и Ислам были знакомы еще по Ставропольской гимназии, но особенно сдружились в Петербурге, где сложился горский демократический кружок. Теперь судьба снова свела их на Кавказе. Поскольку, помимо всего прочего, обоих влекло к себе художественное и поэтическое ремесло, дружба переросла в духовное братство. В годы, когда Коста запретили въезд на территорию Осетии, Крымшамхалов устроил его на рудник Эльбрусский конторщиком. Сам князь постоянно проведывал как друга, так и отца Коста, Левана Хетагурова, инициировавшего и возглавившего в 1870 году переселение своих соотечественников из Северной Осетии в Карачай. Известно, что Николай Александрович оказал большое влияние на формирование художественной и эстетической мысли самобытного, замечательного осетинского поэта, а дружба с Исламом наложила свой отпечаток на творчество поэта, просветителя и художника.

Тебердинское озеро

Из числа многочисленных этюдов и картин Н.А.Ярошенко, написанных в Карачае, хотелось бы отметить этюд "Кавказ. Тебердинское озеро." Это небольшая по размерам работа, может быть, условно названа этюдом, но по характеру исполнения, по мастерству перед нами вполне завершенная картина, чем-то напоминающая по технике исполнения работы Клода Моне ("Скалы в Бель-Иль", например), что малохарактерно для реалистической живописи Н.А.Ярошенко. Работа совершенна, и для характеристики ее можно взять отрывок из большой статьи анонима в журнале "Русская мысль", подписанной "М.Б." (напрашивается: Милий Балакирев, композитор, был в Карачае, и, в частности, гостил у Крымшамхалова):

"Здесь, на этих высотах, хорошо отдыхать от людских треволнений, успокаивать нервы, истрепанные жизнью, но хорошо только для людей сильных духом, потому что эта природа холодна и сурова. Здесь не место униженным и оскорбленным - эта гордая, надменная и суровая природа придавит их окончательно, в ней нет нежных, убаюкивающих звуков, нет успокаивающих красок - здесь все резко, сильно, полно спокойного величия и какой-то могучей, но спящей энергии. Здесь место байронических натур, здесь обстановка для Манфреда, Каина и т.п. людей. Вот где задумывать великие творения, гениальные произведения, которые поразят мир своей глубиной, красотой и величием!"

В горах

Несмотря на определенную экспрессию, вершины и озеро переданы с фотографической точностью. Николай Александрович писал этюд с натуры, доехав по недавно открытой Военно-Сухумской дороге почти вплотную к Клухорскому перевалу, поднявшись на приличную для его здоровья высоту (2.700 м), то есть фактически он был на Клухорском перевале, до седловины которого рукой подать. Отсюда открывается великолепный вид на пирамидальный массив вершины Чотча и куполообразную вершину Хаккёль, от которой ниспадает мощный одноименный ледник. На переднем плане скальное плечо и покрытая сочной зеленой травой и грудами камней моренное образование, которую разрезает вытекающая из озера река. Этот поток образует Верхний Клухорский водопад, с высотой падения в 40 метров. Н.А.Ярошенко захватывает лишь северо-западную оконечность Клухорского озера, само же озеро в длину около 500 м, в ширину -около 400 м. Это ледниковое озеро, промерзающее зимой до дна, с характерной зеленовато-бирюзового цвета водой - одно из самых красивых на Северо-Западном Кавказе. Художник замечательно передал величие и равнодушный покой черных неподвижных исполинов, застывшее белое безмолвие ледников, холодное дыхание зеркальной глади бирюзового озера. Бездонная холодная синева ослепительного неба особо подчеркивает мертвую оглушительную тишину, нарушаемую глухим гулом невидимого отсюда водопада. И лишь маленькая хижина в правой части картины, из трубы которой вьется сизый спасительный дымок, согревает душу, напоминая о том, что люди - рядом… Переходить через Клухорский перевал, по опустевшей полтысячелетие назад тропе Великого Шелкового Пути в Абхазию, Н.А.Ярошенко не стал и вернулся в Теберду.

Забытый храм

В число многочисленных этюдов, написанных художником в Карачае, входит "Забытый храм", работа, стоящая особняком. Она написана в долине Большого Зеленчука, в Нижнем Архызе, там, где в раннем средневековье, в VIII - XII веках, находился политический, административный и духовный центр Аланского государства, вобравшего в себя обширную территорию и многие племена и народы. Один из трех сохранившихся в Нижнем Архызе храмов, построенных не позднее Х века и выбрал для работы Н.А.Ярошенко. Главный и единственный персонаж этюда - часть интерьера Среднего храма в Нижнем Архызе. Местом для работы художник выбрал западный портал храма. Поскольку храм бесстолпный, внутреннее пространство свободно и открыто взору. Подпружные арки, опирающиеся на противоположные угловые выступы, подчеркивают не только простоту и выразительную строгость, но и как нельзя лучше передают ощущение пространства, а покупольный барабан с узкими окнами воздушен и наполнен необыкновенным притяжением божественных престолов. Храм пуст, на полу осколки отпавшей тысячелетней штукатурки, далее вглубь - разбитые ступени алтарной части и три узких окна в центральной апсиде. Однако этюд оставляет странное ощущение постоянного неуловимого движения внутри забытого храма, навеянное то ли движением кисти художника, то ли перемещением бесплотных призраков и невидимых тысячелетних теней, то ли потрясающим ощущением вечности… Наш современник, великолепный поэт Михаил Синельников, вовлеченный в круг "Ярошенковского товарищества" в 2004 году , под впечатлением от храма, практически тут же написал замечательное стихотворение, которое мы приводим полностью:

Забытый храм в лесной стране аланов,
Но Бога нет, он вдалеке воскрес.
В алтарные живые окна глянув,
Повсюду видишь облака и лес.
Давно здесь к новой обратились вере,
А, может быть, вернулись тайно к той,
Где с ними разговаривают звери,
И носят птицы волос золотой…
Сдав идолов, стояли у купели,
Страшась икон, стесняясь наготы;
Но волновались в поле и кипели
Языческие чуткие цветы.
Пусты гробы гранитные царевен,
Цветущих трав ликует ералаш.
И только воздух все еще напевен,
И чудится под сводом "Отче наш!"

Такая преемственность впечатлений и ощущений. И это не случайно, поскольку все повторяется, ибо "все реки текут в море, но море не переполняется; к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь". Преемственность прекрасного неизбывна, поскольку прекрасное, созданное трудом великих подвижников - величина постоянная. И вполне закономерно, что оно воздействует на наших современников так же, как и на тех, кто в свое время читал полотна Н.А.Ярошенко, А.М.Васнецова, А.И.Куинджи, И.П.Крымшамхалова, К.Л.Хетагурова, творения великих писателей и поэтов, впитывал в себя музыку великих композиторов. Эти замечательные люди, помимо всего прочего, подняли на недосягаемую, особенно в наше смутное время, высоту уровень человеческих отношений. Руководствовались ли они священным Евангелием: "… заповеди: "не прелюбодействуй", "не убивай", "не кради", "не лжесвидетельствуй", "не пожелай чужого" и все другие заключаются в сем слове: "люби ближнего своего, как самого себя" (Евангелие. К римлянам. Гл.13, 9), или кораническим: "стремитесь опередить друг друга в добрых делах где бы вы ни были; Бог будет со всеми вами" (Коран, 2,113), либо миссии их были предопределены свыше, или руководствовались собственными принципами - кто знает? Только делали они дело великое и благородное.

Возвращаясь к вопросу о преемственности, необходимо отметить, что она есть. Отрадно видеть, что притяжение "Белой Виллы" оказало большое влияние на творчество кисловодского художника Александра Павловича Елдышева, чьи работы "Лермонтовская скала", "В овраге", "Погост.Жатва", "Посвящение" и другие, стали, на наш взгляд, явлением в современной живописи, а в работах "Плато Бермамыт", "Средний Зеленчукский храм", "Софийский ледник", "Каменные грибы" и др. чувствуется благотворное влияние Н.А.Ярошенко. Будучи реставратором в Кисловодском музее-усадьбе Н.А.Ярошенко Александр Елдышев написал замечательные копии работ как самого Ярошенко, так и художников его круга, пополнив тем самым фонды ряда музеев.

В 2000 году впервые за всю историю Карачаево-Черкесии в местном Государственном историко-культурном и природном музее-заповеднике, при содействии сотрудников-кисловодчан, была развернута выставка картин великих русских художников-передвижников. Это было мероприятие огромной значимости для КЧР, организованное в целях культурного сотрудничества между республикой и Кисловодском, причем директором музея-усадьбы Ниной Сергеевной Бескровной - прекрасным руководителем, при которой "Белая Вилла" приобрела вторую жизнь, выставка была передана на экспонирование безо всяких предворительных условий. Тогда же, по ее инициативе, был разработан маршрут по Ярошенковским местам в Карачае, и удалось провести несколько мероприятий с выездом на родину Крымшамхалова в а. Карт-Джурт, в Теберду и в Архыз. Несколько ранее, осенью 1998 года, участники форума, оказавшегося по масштабу всероссийским и посвященного 150-летию со дня рождения выдающегося художника-передвижника, гостили в Теберде, побывали в гостевом доме Ислама Крымшамхалова, познакомились с памятными местами. 

Вне зависимости от юбилеев, эти связи должны получить новый импульс и стать постоянно действующими. Это продиктовано временем и настоятельной необходимостью устранения той полосы отчуждения, которая появилась в 90-е годы ХХ столетия, и в которой ни один из народов не виноват. В связи с этим, хотелось бы процитировать последнюю запись в дневнике Ислама Крымшамхалова:

"Из дальних странствий домой нужно возвращаться богатым, наполненным знаниями и добротой. Чем больше живешь, тем сильней осознаешь, что все мы уйдем, и не лучше ли скрасить друг другу тот отрезок времени, который называется жизнью…"

Источники:
1. Невская В.П. Карачай в ХIХ веке. "Ас-Алан" №1, Москва, 2002 г.
2. Мемориальный музей-усадьба художника Н.А.Ярошенко.Кисловодск. Москва, 2003 г.
3. Мизиев И.М. Следы на Эльбрусе. Ставрополь, 2000 г.
4. Хабичева-Боташева З.Б. Озарение души. Черкесск, 1985 г.
5. Антология карачаевской поэзии. Ставрополь, 1965 г.