Почему-то хочу
лист опавший поднять,
пусть он и не доллар;

и упавшую с неба звезду –
хоть и не бриллиант;

птенца,
что из гнездышка выпал –
пусть пока что не песню.

Хочется камень пустить –
чтоб запрыгал он,
как лягушонок
по солнечной глади воды.

Значит,
я не хочу
лебедю шею свернуть,
снять шкуру с медведя,
раздавить муравья,
бесцельно палить в облака,
убегать от дождя,
от темноты
прятаться под фонарём –
больше уже не боюсь.

***
(из первых стихов)

Седые вершины чаруют своей высотою,
Но ту высоту кто-то всё-таки вычислить сможет…
Вот золота слиток тяжёлый, он дорого стоит,
Но всё же – назначенной кем-то цены не дороже.
Дорога длинна, но вполне измерима она.
Есть точная мера всему, и всему есть цена…

Всему ли?
Ответь мне, о воин, шагнувший в бессмертье,
Успел ли понять, осознать, сколько Родина стоит?
А ты, одинокий скиталец в земной круговерти
От дома родного вдали, с непомерной тоскою?
Есть в мире такое, чему не измыслить цены.
А если измыслишь – нет тягостней, глубже вины…

Перевод с балкарского С. Мель

***

И падал снег...

Малыш на снег смотрел
И радовался:
- Снег, как сахар, бел.

И напевал джигит,
Коня поя:
- Снег светел,
Как любимая моя!

- Снег сед, как я,
Как старый человек! –
Сказал седой старик.

И падал снег...

Перевод с балкарского
Н. Старшинова

О луне

Луна застряла в паутине,
натянутой в развилке вяза.
Рванулась… и в моей картине –
осколки, словно на пол – ваза.

Покой, увы, давно утерян,
но ветер ищет одиноко
по всей земле, и он уверен,
что это – рядом с Ориноко.

Там облако-бурдюк летело
и осторожно, как стекло,
несло свое большое тело.

Но на пути у ней – скала…
Что там из раны потекло?
Как будто черная смола.

Теперь дорог ты не ищи,
они запутались в ночи.

А ты меня не любишь.

Нет, не любишь.


Перевод с балкарского
Л. Местича

Стихотворение о снеге

1.

В горах сегодня выпал первый снег,
и лес в ущелье блещет и искрится,
белее кружев он, сплетенных мастерицей,
любуешься – и кажется, и мнится,
что ничего белей на свете нет.

Младенческая чистота есть в нем,
любуешься – и кажется, и мнится,
что нет ни бед, ни горя у людей…
И только с материнским молоком
по белизне не может снег сравниться…

Сегодня жить я захотел сильней!

2.

Снег к утру обильно выпал,
побелело у крыльца,
снег все сыпал, сыпал, сыпал,
сыпал, сыпал – без конца.

Камни – снег,
деревья – снег,
снег в логу
и стог в снегу!

Бел, как мельник, старый дворник.
Снег – на гриве у коня,
весь в снегу стоит крыжовник –
каждый день, день ото дня…

3.

Снег присыпал трещины,
овраги – раны гор,
снег засыпал пыль, клочки бумаги,
всякий сор.

Снег засыпал лужи – стали сразу
улицы сухи,
он прикрыл следы осенней грязи,
наготу ольхи,
старую дорогу он избавил
от колдобин, дыр,
он лицо земли усталое разгладил.

Обновился мир.

4.

О белый снег, не все ль тебе равно,
что покрывать: дорогу, деревца?
Как падаешь на дом и на гумно,
так падай на сердца!

Немало ран у сердца – вот беда.
немало в нем и мусора, увы!
Так падай – пусть поет хоть иногда!
Так падай – чтоб не вешать головы.

Так падай – пусть очистится оно,
чтоб ясно увидать глаза людей…
Куда идти – не все ль тебе равно?
Иль тяготишься просьбою моей?

5.

Сыпь! – Сугробы вырастают.
День тебе покорствует.
Пусть потом с тобой растает
сытое спокойствие!

Подсыпай… Жизнь в эту пору
стала непривычною.
Пусть потом с тобой – тупое
тает безразличие!

Перевод с балкарского
Н. Новикова.

***
Ни шепот птиц, пролившихся на тополь,
бездонной не разгонит тишины,
и ни табун, что за плетнем протопал…
Они ей не слышны.
Вот бабочка летит – полет ей виден, -
порхает, вся узорчата, легка…
В ней радость – через край!.. но кто повинен? –
Ни слова с языка.

Во дворе, где солнце чертит тонко
забор, деревья, щели все в сарае,
играет черноглазая девчонка,
девчонка темнокудрая играет…

Не знает о беде своей, не знает…

Перевод с балкарского В. Мамишева

***
Ущелье наполнялось дымкой зноя.
А воздух, словно порох, ждал искры…
Но небо торопилось, тучи строя –
для битвы, но отнюдь не для игры.

Меж небом и землей уж нет пробела.
Метнулась молния и вслед ударил гром.
Все замерло; земля вдруг оробела…
Но – хлынул дождь; все кончилось добром.

Решив сказать, что накопил веками, -
приняв решенье, в действиях ты скор, -
с родной скалы срывается вдруг камень
и – вторит камнепаду эхо гор.

И дней загнал ты, и ночей премного.
Так загоняют кровных скакунов.
Но ты не сел на мерина хромого…
Твой труд нелегок… впрочем и не нов.

Есть что сказать? – но – обрети дар речи,
как небо грозовое обрело,
питая землю, насыщая реки…
как камень, что с горы крутой несло.

Перевод с балкарского В. Мамишева

* * *


Как грецкий орех,
эту долгую ночь расколол я,
и тьма,
как смола,
потекла из неё,
убывая,
как реки стекают с вершин,
чьё молчание вечно.

Как озеро, тьма,
начиная со звёзд,
опускалась,
как будто бы шлюзы
открылись внезапно.
По мере
её убыванья
и Эльбрус,
и Ушба,
и Шхельда
вошли в наше зренье,
как будто бы
в нём проявились.
А тьма все стекала
по склонам,
отрогам,
ущельям,
балкарские древние сёла
вверху оставляя:
Шики,
Ишканты,
Булунгу
и Холам…
Так, покуда
не вытекла вся
из расколотой ночи
наружу.

И только потом
над горами воспрянуло солнце
подобием горна,
Дебетом* когда-то раздутым,
за что Златоликим был прозван он…

Только потом.

Перевод Г.Яропольского

***


Ветерок, себе свивший гнездо
средь терновых кустов,
каждый вечер
возвращается,
мягко ступая,
словно дикая кошка, домой.

Узнаю, что он снова вернулся,
когда в зыбких,
как сон, паутинках
лунный свет начинает дробиться,
расщепляться,
искриться, дрожать.


Перевод Г.Яропольского

СМЕРТЬ СИЛЬНЕЕ СТАЛА

…смерть сильнее стала.

Эрих Фрид

Мы детей не растим —
у деревьев листву отнимаем,
словно крылья у птиц.

И трава, и цветы
погибают от нашего яда —
дыма адовых труб.

Мы не каемся в зле.
Разномастные бомбы сильнее
тех, кто их изобрел.

Правит миром добро?
Нет, вражда, клевета и насилье —
вот наш триумвират.

Чтобы голод унять,
смерть, всего на земле ненасытней,
человечины ждёт.

А вот жажда её
морем крови и слёз утолима.
Морем крови и слёз!

Мир у края застыл.
Чтобы в бездну столкнуть, не хватает
лишь последней войны.

Перевод Г. Яропольского

***

Жизнь и смерть -
это сёстры-двойняшки.

Нет костлявой старухи с косой,
есть двойняшка,
что впивается в горло клыками.

Умирают вдвоём:
жизнь - от кровопотери,
смерть - когда захлебнётся.

Только тот,
кто и жизнь уважает и смерть,
проживает достойно.

Перевод Г. Яропольского

Девушка глядит в даль моря


Нагое море, разбежавшись,
нагую девушку хватает,
но пальцы скользкие не могут
на скользкой коже удержаться
и вновь срываются оплошно.

Как птица, что в силки попала,
так ветер в прядях золотистых
все мечется, но безуспешно –
ему не выбраться наружу.

А солнце нежными лучами
златоволосую ласкает,
ее просоленные плечи
целует ласково и долго.

Она стоит и молча смотрит
на горизонт, где море с небом
слились в объятье осторожном.
Ей дела нет до волн, до солнца,
до ветерка, что в прядях бился,
а ныне выбрался оттуда
и меж грудей гнездо свивает,
которые и сами гнезда
для грез любовных и томленья.

Она стоит и молча смотрит
на горизонт, где непременно
шелк парусов возникнет алых.

Я знаю – скоро он возникнет.

Перевод Г. Яропольского

***


Ото всего
чего-нибудь хотим!

Хотим росы
от утренней травы,
величественной вечности –
от камня,
от солнца
ожидаем доброты,
от звёзд –
небесной музыки высокой,
а запаха фиалок –
от дождя.

…взамен мы
ничего не предлагаем!

Траве –
старанье требуется наше,
а камню –
сердце,
солнце ждёт прохлады,
улыбки –
дождь,
доверия –
звезда.

Всегда ото всего
хотим чего-то,
взамен не отдавая
ни-че-го.


Перевод Г. Яропольского

***

Я свирель разломал – ту, в которой
пела музыка звезд и соцветий.
Ухожу я навек, потому что
в этом мире убили любовь.

Этот мир стал немым и холодным,
стал глухим он – и серым – и сирым,
как замерзшее зимнее небо,
отраженное в стылом пруду,
а игривые волны морские
превратились в барханы пустыни.

Ухожу я. Я здесь не останусь –
в этом мире убили любовь,
пристрелили ее словно песню,
только рана не кровоточила –
на застывшие в ужасе травы
изливался божественный свет.

Здесь убили любовь, пристрелили,
словно радугу в небе, и утро
разлетелось на кучу осколков,
как стекло ветровое, а солнце
занавесилось тучами в страхе.

Я свирель разломал свою ныне –
в этом мире убили любовь.

Перевел Г. Яропольский

Берегите матерей


Если бы земля
не впитывала материнских слёз,
её покрыли бы воды
солоней моря
и грозней ревущего океана.

Если бы облака не приглушали
материнский плач,
небо сотряслось бы от гула
более мощного,
чем в Судный день от трубы Азраила.

Как много живущим горя на Земле,
как мало покоя и радости!

Если бы Солнце
не поддерживалось материнским теплом,
оно не смогло бы
обогреть землю.

Если бы Луна
не впитывала материнский свет,
она не смогла бы
прорезать сгустившуюся темноту ночи.

Как много во вселенной тьмы и холода,
как мало тепла и света!

Берегите матерей!

Перевод А. Прокопьева

НА БЕРЕГУ

На берегу –
потаенное место…

Девочка,
платье короткое скинув,
в теплую воду вбегает,
нагая.

Груди ее переполнены солнцем –
взор ослепляют они зеркалами
мальчику, что, обмирая в засаде,
смотрит на девочку, завороженный.

Не шелохнуться бы,
думает мальчик,
если спугну ее – будет как в сказке:
вмиг обратится она в голубицу…

И улетит,
опереньем блистая!

Перевод с балкарского
Г. Яропольского

***

Опустилась бабочка
на камень,
бывший твёрже,
чем веков молчанье, —
и шершавый
старый камень ожил.

Ветерок,
заметив это чудо,
оторвался
от игры с листвою
и притих,
застыл заворожённо.

Бабочка, вспорхнувши,
угодила
в паутину лёгкую,
чьи нити
обернулись путами
и пыткой.

И вздохнул в бессилье
ветерок.


Перевод Г. Яропольского

***

Весною
ночь звёздами пахнет.

Лежит она,
вся разметавшись,
и снится ей
ласковый ветер –
глаза у него голубые, –
который,
как фокусник,
быстро
и с легкостью освобождают
её от всего,
чем укрыта
её драгоценная сущность, –
стыдливости,
скромности,
платья…

Сияют горячие груди
сквозь длинные
темные пряди.
И дождь,
удивительно тёплый
и лунному свету подобный,
ей плечи и сонные руки,
и бёдра,
и грудь,
что трепещет,
сияя
сквозь темные пряди,
касаньями
нежными гладит.

А ветер, охальник и ухарь,
целует ей плечи
и груди,
и губы,
что чуть приоткрыты,
и в лоно её проникает…

Лежит она,
вся разметавшись,
убитая страстью нездешней
и радуясь
собственной смерти.

Ночь звёздами пахнет
весною.


Перевод Г. Яропольского

У зеркала
Красавица знакомая
все чаще
пугается у зеркала:
морщинки
в нем множатся,
как трещинки в стекле,
ее туманя
светоносный лик.

А дочь ее подросшая
все чаще
у зеркала постаивает,
видя,
как лунным светом
груди набухают,
готовые подобьем белых роз
раскрыться.

Но вот бабушка и вовсе
пренебрегает зеркалом,
в котором
ведется неотступно
наблюденье
за всем,
что происходит у них в доме.

Она-то знает:
то – колдунья злая,
которая,
заворожив однажды,
навек твоей душой
завладевает,
а тело,
словно старую собаку,
безжалостно прочь гонит
со двора.


Перевод с балкарского
Г. Яропольского

Святой

Шел человек,
и тень за ним шагала.

Спешил он,
и бежала тень вослед.

Шел долго человек,
и тень, шатаясь,
молила
подождать ее немного.

Шел человек без тени,
и все люди
кивали понимающе:
святой.

Измученная тень его,
в лохмотьях,
со сбитыми
и стертыми ногами,
решила
дожидаться человека –
ведь должен он
вернуться
в дом родной?
Но человек
не думал возвращаться,
и под лучами
яростного солнца
тень умерла,
как раненая птица.

А люди полагали –
он святой.

Перевод Г. Яропольского

***

Нагое море,
разбежавшись,
нагую девушку хватает,
но пальцы скользкие
не могут
на скользкой коже
удержаться
и вновь срываются
оплошно.

А девушка глядит в даль моря.

Как птица,
что в силки попала,
так ветер
в прядях золотистых
всё мечется,
но безуспешно –
ему не выбраться наружу.

А солнце
нежными лучами
златоволосую ласкает,
её просоленные плечи
целует ласково и долго.

Она стоит
и молча смотрит
на горизонт,
где море с небом
слились в объятье осторожном.

Ей дела нет до волн, до солнца,
до ветерка,
что в прядях бился,
а ныне выбрался оттуда
и меж грудей гнездо свивает,
которые и сами гнёзда
для грёз любовных
и томленья.

Она стоит и молча смотрит
на горизонт,
где непременно
шёлк парусов возникнет алых.

Я знаю – скоро он возникнет.

И багровая ярость им обеспечена))

Пошел сочинять очередную простынь))) че ты так напрягаешься? излагай в прозе и быстрее))

Я обидел тебя.

Я, наверно,
был с тобою немыслимо грубым,
потому что слова,
словно птицы,
с уст моих улетели…
Куда?

Вот обида прошла.
Ты, как прежде,
весела и красива,
подобно
после бури пронёсшейся –
солнцу,
после лютых морозов –
весне.

Не могу я сказать:
«Моя радость!
До чего ты
сегодня прекрасна!»

Не могу
рассказать тебе сказку,
сочиненную мной для того
малыша,
что ещё не родился,
для того,
кто бессчетные годы
нас с тобой
так настойчиво ищет,
чтобы в мир наш
однажды прийти.

Не могу я
промолвить отныне
ни полслова,
ни четверти даже –
все слова,
как осенние птицы,
улетели незнамо куда.

А любимая не понимает,
да и как ей понять,
моей милой,
почему я гляжу
так печально,
почему постоянно
молчу.

Я могу теперь
только кивками
изъясняться –
да жестами разве.

А слова мои,
все разнопёры,
порасселись на ветках деревьев –
тех, чьи листья
давно улетели, –
и в окно моё
нагло галдят:

улететь им?
А может, вернуться?
Возвратиться ко мне?
Улететь?

Перевод Г. Яропольского

У памятника Кайсыну Кулиеву


Лелеет осень свой последний миг
В мельканье искр заиндевелой ивы…
К тебе пришёл, Кайсын. Неторопливы
Мои шаги, ты ж вечности достиг…

Твой облик в муках камень перенял,
А время стороной пройти стремится.
Пришёл просить я мужества крупицу
И твоего сердечного огня.

Я некогда, почти что без гроша,
Но со стихами в выцветшей тетради,
Приехал в город – встречи нашей ради.
Так этой встречи жаждала душа!

Но встретиться с тобою удалось
Спустя семь лет лишь… Если б можно было,
Чтоб время не текло, чтобы застыло!
Но время пронизает нас насквозь.

Ты был к поэтам добр. Ты сквозь года
Мог видеть судьбы, мог пути измерить.
И как бы мне сейчас хотелось верить,
Что я твои надежды оправдал!

Изведал ты немало в вихре бед,
Когда был изгнан со своим народом.
Лишения и горе год за годом
Вдали от гор, любимых с детских лет…

Но ты не падал духом. Ты рождён
Вести, что бы на плечи ни свалилось,
И до конца стоять за справедливость,
Быть знаменем, защитником, вождём.

И гордая вершина Кипчагай
Дала тебе своё благословенье.
Ты снова видишь горе – силы дай
Преодолеть, дай искру вдохновенья!

Для отдыха не время. На коня,
Пора, как прежде, без седла садиться…
Пришёл просить я мужества крупицу
И твоего душевного огня.

Перевод с балкарского Светланы Мель

Я – БАЛКАРЕЦ

Я - балкарец, от века свободный, как птица,
Мой двуглавый Эльбрус – это царь среди гор,
И, наверно, недаром привык я гордиться,
Что с рожденья он тень надо мною простер.

Я - балкарец, судьба у меня непростая,
Беспокойная вечность мне дышит в лицо,
Но, зато, с высоты мне видны от Алтая
До кавказских вершин земли наших отцов.

Защищает меня от позора и срама
Мой надежный товарищ, мой древний адет,
И, куда б я не шел – повторяю упрямо
Все заветы, что в детстве доверил мне дед.

Каждый камень, лежащий на горной дороге,
Все сокровища мира заменит на раз.
Много лет привыкал обходиться немногим
Мой любимый народ, покоривший Кавказ.

Всюду падает свет – это девушки пляшут,
Словно звезды прекрасны, скромны и чисты.
Никогда и нигде в долгих странствиях ваших
Вы не встретите больше такой красоты.

Грозным нартом я стану во дни испытаний,
Потому что Отчизну поклялся беречь.
Минги-Тау добычею вражьей не станет,
Не умолкнет вовек наша горская речь.

Да! Я истинный горец у неба рожденный,
Где Луна в облаках надо мною плыла,
Я умыт ледниковой водою студеной.
И обласкан пером молодого орла.

Процветай же, Балкария, Родина предков,
Лейтесь песни веселья и ночью и днем,
Чтобы яблоки летом качались на ветках,
Чтобы множилась жизнь на Кавказе моем.

Перевод А.Пряжникова

***
Когда тьма, а особо - в горах,
так густеет, что можно потрогать,
одолеет и смелого страх,
прямо в сердце вонзая свой коготь.

Бросишь взгляд в омертвелый зенит -
тут же станет тебе не до шуток.
Тишина, как железо, звенит -
в марте холод особенно жуток.

Но как чуден желанный рассвет,
как волшебно рождение красок!
И весны удивительней нет,
мир не знает прекраснее сказок.

Все мы гусениц гадких клянем,
даже рады, чтоб птицы склевали,
ну а бабочка вспыхнет огнем -
восхищение сдержим едва ли.

Тьма заветное чудо таит,
но, отбросив смятенье и робость,
на уступе берёзка стоит:
шаг ступить - неминуема пропасть.

Зыбкость паузы сводит с ума -
так томит предвкушенье ответа.
Предрассветная вязкая тьма,
дай березке дождаться рассвета!

Перевод Г. Яропольского

***
По усталым дорогам –
инвалиды,
уже без иллюзий.

По изувеченным улицам –
голодные дети.

По утихшим дворам –
брошенные старики.

По сожжённым полям –
неродящиебабы.

Над остывшей золой
звон пустых казанов.

Год окончания войны –
он впереди,
или это мучает память меня?

Перевод с балкарского А. Прокопьева

АЛАНИЯ

Ты – сердце Кавказа, и сердце в груди,
Здесь вместе сошлись все дороги-пути,
Здесь светом рожденный тобою народ
Под флагом свободы шагает вперед.

Я – истинный горец, я – гордый алан,
И жребий такой не напрасно мне дан,
Над миром сияют родные края,
Алания – Сила и Слава моя.

Мы все до единого – нартов сыны,
Мы спаяны клятвой седой старины:
И, если нагрянут носители бед,
Мы станем дружиной как горный хребет.

Мой дед эту землю годами пахал,
Повесив на пояс фамильный кинжал,
Аланского духа пылающий горн
Светился во тьме от начала времен.

Пускай будет мирным небесный простор,
Над вотчиной солнца, ущелий и гор,
Что проку гоняться за счастьем вдали,
Когда нет на свете прекрасней земли.

Отважную душу и горскую стать
Мы родине нашей готовы отдать,
Поэтому бедствий тяжелая плеть
Не сможет ее никогда одолеть.

Аллаха мы носим в горячих сердцах,
И нам не знаком перед будущим страх,
Где Вера, там – Верность, где Верность, там – Честь,
Знать, завтрашний день у Алании есть.

Мы преданы с детства своей стороне,
Своей стороне и огромной стране,
Пусть флагом Алании реет Эльбрус -
Нам свыше ниспослан с Россией союз.


Перевод Александра Пряжникова