Форум

Масами,
к сожалению... старайтесь не думать о таких вещах, все будет хорошо!

В Черкесске довелось лежать в отделении детской нефрологии, племяннику поставили диагноз "дисметаболическая нефропатия", ребенку было месяцев семь. Повезли мы его туда и вот понеслось) сначала ребенку назначили антибиотик без бак-посева, потом его рвало от антибиотика, антибиотик отменили... и всë! ребенку неделю давали канефрон! больше ничего... обещали, что сделают посев, но выписали в итоге... зато!, легли мы с одним диагнозом, а вышли с двумя! ребенка заставили пройти рентгенографию турецкого седла, в результате чего ребенок, которого заставили на сквозняках ждать и положили на холодный стол рентгеновский, получил воспаление легких! вот не сумасшедший дом?!
помню тогда позвонила тому самому доктору, который умер, чтоб записаться на консультацию, а он по телефону дал все рекомендации, опроверг диагноз, сделал назначение, через месяц ребенок был здоров))

Цитата
fonblond_k пишет: ребенка заставили пройти рентгенографию турецкого седла, в результате чего ребенок, которого заставили на сквозняках ждать и положили на холодный стол рентгеновский, получил воспаление легких! вот не сумасшедший дом?!

Рентген головы делали? Раздетым? Обычно дети заболевают, когда делают урографию - рентген почек и мочевыделительной системы. Восемь снимков с промежутками времени голышом, даже пеленку подстелить не разрешают.

до сих пор думаю, хачем они раздели ребенка - сняли с него теплую верхнюю одежду, если снимали голову. и зачем снимать голову так долго???

А здесь, подо льдом, темно даже днем
Интервью вдовы контр-адмирала Вячеслава АПАНАСЕНКО на фоне выступлений участников слушаний в Общественной палате РФ

18.03.2014
[img]http://www.novayagazeta.ru/views_counter/?id=62761&class=NovayaGazeta::Content::Article&0.05738142582401662[/img]


Ирина и Вячеслав Апанасенко. Фото из семейного архива
21 марта — 40 дней со дня смерти контр-адмирала Вячеслава Апанасенко. 40 лет исполнилось бы нынешним летом его браку с Ириной Кирилловной, которая пока еще с большим трудом привыкает к тяжелому слову — «вдова». Напомню: 66-летний контр-адмирал находился в терминальной стадии рака поджелудочной железы. Он застрелился из наградного пистолета ПСМ в день, когда жена вернулась из поликлиники ни с чем, — после многочасового ожидания ей так и не удалось получить последней подписи на рецепте обезболивающего наркотического лекарственного средства (см. «Новую газету», № 16 от 14 февраля 2014 г. — «Прошу никого не винить, кроме Минздрава и правительства»).
Спустя почти месяц после трагедии в Общественной палате РФ состоялись слушания под общим названием «Выбор адмирала Апанасенко: право на жизнь без боли». Здесь собрались врачи, депутаты Госдумы, представители Минздрава, Федеральной службы по контролю за наркотиками, пациентских и благотворительных организаций. Слушания начались с выступления дочери адмирала, Екатерины Локшиной, которая зачитала собравшимся письмо своей мамы, Ирины Апанасенко: «…Печальная история нашей семьи похожа на тысячи других… От вас зависит дело огромной важности — создание закона о беспрепятственном, неотложном обеспечении онкобольных болеутоляющими лекарствами. Сделайте так, чтобы люди прощались с жизнью не скрученные и не приниженные нечеловеческой болью...»

Масштаб трагедии
По данным за 2010 год, наша страна занимала 81-е место в мире по среднему на душу населения потреблению наркотических средств в медицинских целях. В странах Европы и Америки потребление опиоидных анальгетиков по показаниям врачей больше в 100 (!) раз.
Вывод: большая часть наших больных уходит из жизни в невероятных муках. Уже подсчитано: из 230 тысяч, умирающих от онкологии и ВИЧ, необходимое обезболивание не получают 80,3%, то есть 183 тысячи человек. Эти цифры привела в своем выступлении в Общественной палате руководитель Центра паллиативной помощи онкологическим больным МНИОИ им. Герцена Гузель Абузарова.
По сути, о том же говорила представительница ФГУП «Московский эндокринный завод» Зухра Нигматуллина: в России есть регионы, которые вообще ни разу не заявляли о своей потребности в опиоидных анальгетиках! Обеспеченность нуждающихся в обезболивании необходимыми препаратами составляет всего 12 процентов среди онкобольных и 9 — среди пациентов со СПИДом. Притом что у завода есть практически вся необходимая линейка препаратов для обезболивания.
Чудовищный парадокс: с одной стороны — адская боль людей, с другой — формально отсутствующая потребность на лекарства, способные с этой болью побороться. О том, как и почему это происходит, уже многое сказано. Существует сложный, запутанный клубок противоречий разных межведомственных организаций. Но как справляются больные люди?
Главный врач Самарского хосписа Ольга Осетрова рассказала на слушаниях о результатах опроса, который она вместе с коллегами провела среди онкобольных и их родственников. Анализ ответов дал несколько групп, одна из самых крупных — доверчивые, законопослушные люди. Когда боль достигает предельного порога, они спрашивают у доктора: «Что делать?» И часто слышат в ответ: «Ну а как вы хотели, у вас же рак, это больно всегда. Наркотики колоть плохо, станете наркоманом. Терпите». И люди терпят.
Вторая группа, тоже большая, — люди, которые знают, что положено обезболивающее, но у них ощущение, что их бросили: «Пока был здоров, всем был нужен, а теперь… никому». Либо они опасаются конфликта, боятся остаться совсем без внимания врача.
Третья группа — люди, у которых нет сил куда-то идти, требовать. Муж одной из пациенток, уже ушедшей из жизни, сформулировал это так: «Сначала нет сил, а потом это уже не нужно».
— Наши пациенты ранены и сами с поля боя не выйдут. Они могут не прийти, даже если им дать правильную информацию об обезболивании, к ним нужно идти, — сказала, заканчивая свое выступление, главный врач хосписа. И добавила, что за свой многолетний опыт работы узнала только о двух людях, которые нашли какой-то выход самостоятельно. У нее был пациент, который на протяжении 2 лет ездил в Израиль каждые два-три месяца. Там ему доктор назначал обезболивающие пластыри, он их там же закупал и привозил. И два-три месяца нормально жил, без боли. Вторым человеком, нашедшим самостоятельный, но другой выход, доктор назвала контр-адмирала Апанасенко…

«По сроку подлодка всплывет»
Первое, что можно увидеть в квартире Вячеслава Апанасенко, — фотографии детей.
— Мы с Вячеславом Михайловичем назвали это стеной радости, — говорит, поймав мой взгляд, Ирина Кирилловна Апанасенко. — Это наши внуки. Пятеро. От двух дочерей. Трое — дети Кати, а вот эти двое — дети нашей младшей дочери, Ксюши.
Внуки, если говорить о линии женской, — москвичи в десятом поколении. Сам адмирал родился в Белоруссии, жить самостоятельно начал в 13 лет, уехал за несколько десятков километров от родительского дома в Витебск, учился в станкоинструментальном техникуме. Был там самого низкого роста — 148 сантиметров, весил 38 килограммов. Сам себя вырастил — занялся боксом и классической борьбой, превратился в одного из самых спортивных студентов. Денег не хватало, есть все время хотелось, там он и научился так жарить картошку, как впоследствии за всю жизнь не удавалось этого сделать его жене.
— Он ее жарил без масла. У меня ни разу не получилось.
— Так он варил ее, может быть?
— Нет, именно жарил, а как — не говорил.
— Он вообще умел что-то приготовить дома?
— Может быть, и умел, но держал это в тайне. Он вообще был домостроевцем, особенно в молодости. Мне было особенно трудно с ним жить на Севере — 8 лет. Потом он расслабился, но девочек очень строго воспитывал. Его идеалом было по три приборки на день, после еды, и к вечеру — приборка генеральная.
— Уборки?
— В плавании на подводной лодке, которое называлось «автономка», у них были именно «приборки». И здесь уже, в Москве, то же самое, в этой нашей единственной квартире, которую он смог получить.
— Трудно в это поверить, я читала, но не могла запомнить названий всех его регалий и орденов. Помню, что был начальником штаба вооружения ВМФ…
— Ну да, а квартиру эту двухкомнатную смог получить только уже на склоне лет, но необычайно этим гордился. Своя, наконец! Всю перепланировку придумал сам.
— Он долго болел?
— Два года назад, зимой у него было сразу три подряд простудных инфекционных заболевания. А после начались боли. Сделали УЗИ — небольшая эхогенность, врач сказал, что ничего страшного, это возраст. А боль все держится, снова к врачу пришли. Он сказал, что, наверное, гастрит, посоветовал пропить «Альмагель». И в это время отец Вячеслава Ивановича умер в Белоруссии. Он очень сильно переживал. Поехали хоронить, вернулись в Москву, а когда еще раз приехали, уже на 40-й день, муж не мог спать всю ночь: началась необычно сильная боль. Наутро в белорусской больнице УЗИ показало опухоль поджелудочной железы. Приехали в Москву — и сразу в Пироговскую больницу. МРТ подтвердил диагноз… Сказали, что надо срочно оперировать. После операции, которая прошла успешно, он как-то мгновенно сильно похудел. Уже дома, после больницы, стали вместе искать рекомендации, как жить дальше, как питаться. К сожалению, у врачей мы не находили ответа. Брали в интернете разные диеты — компоновали. Он понимал, что излечения не будет, при таком диагнозе в нашей стране люди не живут дольше, чем полтора года. Но он верил, что правильным образом жизни можно эту жизнь продлить немножко. И мы с ним это обсуждали, открыто и спокойно. Мы провели последнее с ним лето на даче все вместе — с семьями дочерей. Все замечали, что Вячеслав Михайлович как будто специально ходил и смотрел, где ему что доделать, прибить, подремонтировать, — он до последнего момента думал о том, как нам все оставить готовым, удобным. И здесь, в квартире, чуть больше месяца назад повесил новую лампу в коридоре. Сказал: «Эта будет тебе долговечнее».
— Как вы реагировали? Это же больно, наверное, было слышать?
— У меня уже было достаточно времени, чтобы над собой поработать. А больно другое. Для меня самое тяжелое — это представлять его последние минуты. Он всегда любил тепло, а когда так сильно похудел, на 20 килограммов, ему было все время холодно. Я там спать не могла, мне нужен свежий воздух. Думаю, он не спал всю свою последнюю ночь. А я спала на лоджии. Спала — вот что мне больнее всего. Не могу думать без содрогания… как он все взвешивал, писал эту записку о том, что делает это, чтобы избавить своих родных от страданий.
Он не мог себя представить беспомощным. Читая о том, что сильные болеутоляющие могут дать непредсказуемые реакции, сделать человека истеричным, агрессивным или даже превратить в овощ, — он заранее просил у меня прощения. Если станет не таким, какой он есть на самом деле.
— То есть он боялся наркотических лекарств?
— Да, опасался, но, с другой стороны, боль дошла уже до такой степени, усилилась настолько, что он чисто физически даже какую-то полноценность свою терял. У него всегда был очень громкий голос, а теперь говорил еле слышно. У него, всегда прямого, спортивного человека, даже походка стала такая — шаркающая. Мы поздно узнали о том, что с болью надо бороться с самого начала.
— А что, врачи не говорили вам об этом?
— Нет, а он, как человек, привыкший к испытаниям, старался, сколько мог, боль превозмочь. Терпел. Но в последний месяц это делать уже было невозможно. Обратились за помощью, выписали «Трамал», потом обезболивающие пластыри. Ничего не помогало. В нем стала появляться какая-то сосредоточенная отрешенность. Он что-то обдумывал, я тогда полагала, что это связано с его состоянием. И если прежде были у нас какие-то разговоры, в которых присутствовало что-то душевное, то в последние дни была отстраненность. Я вызвала врача из хосписа, он сказал, что в нашем случае поможет теперь только морфин. Выписать его может только онколог из поликлиники, но сил идти туда у мужа уже не было. А на дом онколог выезжает только раз в неделю. А после него надо вызвать в этот же день участкового терапевта. Я все спрашивала: «Если онколог из вашей поликлиники, то зачем отсюда же терапевта вызывать?!» Мне в ответ: «Вдруг у вас больной в больнице, а вы выписываете лекарства». — «Так ваш же онколог уже видел, что дома, почему же ему не поверить?!» Говорят: «Он только подтверждает, что нужно это лекарство, а терапевт подтверждает, что больной на месте и что жив».
— Еще летом был подписан приказ Минздрава РФ о том, что теперь рецепты на наркотические обезболивающие разрешено подписывать одному врачу.
— Нам об этом никто не говорил. Я теперь узнаю, через какой-то сайт, что заместитель мэра Москвы просил, оказывается, у меня прощения. И Минздрав просил. Никто ко мне не обращался. Мне это не нужно, но странно узнавать, что передо мной, оказывается, извинились. Какие-то просто идут потоки лжи, вот было опубликовано, что жена контр-адмирала, придя к вечеру, не успела получить лекарства. Получается, жена сидела, красила ногти, а к вечеру только собралась в поликлинику. Мне было сказано четко: приходить в 3 часа дня, и ровно в 3 я стояла у двери заведующего терапевтическим отделением. Она очень долго оформляла все эти рецепты и бумаги. Меня гоняли без конца с этажа на этаж, как выяснялось, абсолютно бессмысленно, довели до слез. Я говорю: «Вы же люди в белых халатах, как же так можно?! Если я узнаю, что у вас есть тайная директива сокращать народонаселение, — не удивлюсь. Потому что я, наверное, за мужем следом слягу после таких ваших действий!» К концу дня я сидела у заведующей уже красная как рак, с высоким давлением. Было без пяти 6 вечера, когда она сказала, чтобы я оставалась ждать, что сама пойдет и подпишет рецепт у замглавврача. Вернулась со словами: «А она уже ушла. Приходите завтра в 8 утра — будет готовый рецепт».
— После случившегося кого-то сняли с должности, кому-то объявили выговор…
— Я не знаю, виновны ли те, кого наказали. Я читала фамилии — они мне ни о чем не говорят. Там же для рецепта на морфин собирался целый консилиум, и врачи, и медсестры. У них там куча каких-то журналов, в которые надо все записывать. Нужными чернилами заполнять. При мне все происходило, я слышала, как кто-то вспоминал, что в декабре надо было в такую-то тетрадь заносить данные, а теперь уже не надо. Кто-то задавался вопросом: а вдруг надо? И никто ничего не знает. И все боятся.
Они мне сами рассказывали, что в аптеку, которая здесь же, в поликлинике, расположена, ворвались как-то два человека, предъявили документы. Крикнули: «Никому не двигаться!» Один стоял плотно к двери, чтобы никто не вошел. Другой — все проверял: там если рецепт с красной полосой у кого-то завалился под стол — подсудное дело…
Вернулась я домой, муж сидел на кухне. Посмотрел на меня, выслушал… Он часто в последнее время вспоминал песни о подводниках, там есть такие слова: «Прощай, небосвод, уходим под лед… по сроку подлодка всплывет…» И еще: «Борется стойко команда с морем, врагом и огнем...» Может быть, в этот момент на кухне он подумал о том, что он боролся стойко столько, сколько мог. И что из-под этого льда подлодке не всплыть…
Он же до последнего работал, создал две организации: «Братство ракетчиков-артиллеристов» и «Содружество ветеранов подводников Гаджиево». Даже когда уже совсем было плохо, говорил: «Это последнее, от чего я откажусь...» Я пыталась поставить себя на его место много месяцев назад — я бы на многое плюнула бы, просто от безысходности. На свой внешний вид, может быть, а он — нет! Брился каждый день — чистая пижама, чистый халат. За столом с салфеточками… Он все время думал о нас. Он же… прежде чем выстрелить, постелил на подушку клеенку. Чтобы не запачкать…
Галина Мурсалиева, обозреватель «Новой»

Прямая речь Из выступлений на слушаниях в Общественной палате «Выбор адмирала Апанасенко: право на жизнь без боли»

Президент Фонда помощи хосписам Нюта ФЕДЕРМЕССЕР:
— От 80 тонн нелегального оборота медицинские наркотики — это всего 0,4%. Мы доверяем врачу жизнь, но мы не доверяем ему ампулу с морфином. Кроме нормативно-правовых документов нужно еще заниматься разъяснительной деятельностью. Когда в региональное министерство, а затем в клинику приходят бумага за бумагой — акты, распоряжения, — кроме паники, это не вызывает ничего. И единственное желание руководящих работников сферы здравоохранения — это найти самую ужасную бумажку, где написано больше всего «нельзя», — и действовать в соответствии с ней.

Директор Фонда «Подари жизнь» Екатерина ЧИСТЯКОВА:
— Врач оказался у нас в ситуации, когда ему вроде бы разрешили что-то, но тяжкую ответственность не сняли. А тяжкая ответственность — уголовная. За нарушение при выписывании рецепта грозит 26-я статья УК РФ.

Начальник Управления по предупреждению преступлений в сфере легального оборота наркотических средств, психотропных веществ и их прекурсоров оперативно-разыскного департамента ФСКН России Елена МАСЛОВСКАЯ:
— Хочу отметить, что ФСКН России не борется с врачами. А борется только с незаконным оборотом. И никоим образом ФСКН России не устраивает никаких проверок. Ни в коем случае врачам, аптекарям не нужно бояться ФСКН. Необходимо создание таких условий, чтобы врач боялся не выписать рецепт, когда это положено больному.

А энди иги хапар))
http://www.kchr.ru/news/
detailed/15624/
Теперь, джамагъат, бирликде тирилик... не сидеть, не ждать, не молчать... требовать исполнения прямых обязанностей, добиваться своих законных прав!
проблема не только в коррупции, но и в нашем незнании своих прав, в нашем неумении их отстаивать... иначе, неча на зеркало пенять, коль рожа крива.(с)

Зарема, очень нужный топик, спасибо за него. Уже даю на него ссылки.
Несколько попыток вести медицинский раздел было и раньше, да как-то не получалось надолго... Надеюсь, здесь тема получит постоянную прописку.

Цитата
veresk пишет: Зарема, очень нужный топик, спасибо за него. Уже даю на него ссылки. Несколько попыток вести медицинский раздел было и раньше, да как-тоне получалось надолго...Надеюсь, здесьтема получитпостоянную прописку.

На самом деле, хочется открыть один небольшой секрет, основной целью нашего с fonblond_k появления на этом форуме явилось желание помочь нашим землякам, давно забывшим о том, что есть хорошая медицинская помощь, получить ее. Мы не врачи, но все мы - пациенты. На личном опыте убедились в том, что убийц в белых халатах и коновалов-мошенников вокруг навалом, а так бы хотелось, чтобы они помнили хотя бы изредка о клятве Гиппократа. Слава Богу, есть и настоящие врачи, имеющие и мозги, и сердце. Вот к ним надо пытаться попадать. Не повторяйте наших ошибок и ошибок своих родственников, друзей и знакомых, обращаясь к так называемым врачам, ищите хороших врачей. Хар бирибизге иги болса, саулай миллетибизге да иги боллукъду.

мама в начале декабря сломала руку. перелом оказался двойной и не очень удачный, нужна была операция. примотали руку к туловищу и продержали в травматологии с воскресенья до среды. операцию назначили на пятницу, мол по плану работ много. рентген показал, что перелом со смещением. аппарат мрт, вполне новый, использовать не стали.
на следующий день пришли мамины коллеги, которые настояли на том, чтобы сделать мрт, там и выяснилось, что с рукой настоящая печалька.
из обычной больницы эти же коллеги перевезли в частную клинику, наверно хорошо, что она есть в городе, там 4,5 часа(!) оперировали руку (для сравнения операция на головном мозге знакомой заняла 6 часов), короче еле собрали. даже при наличии хороших спец-тов, незагруженности врачей потоком больных плановых и со скорой.
парадокс в том, что мама -зав отделением, и попала со скорой в свою же больницу, в которой уже работает 25 лет точно. если бы не ее коллеги, и она была бы просто тетенькой с улицы, думаю все было бы гораздо печальней.
я не обвиняю, ни в коем разе не критикую врачей, ибо мама не очень любит, когда разносят ее коллег, но просто само отношение, когда даже при имеющихся возможностях в республике, их не использовать, если честно, очень удивило.
заставляет думать, что люди просто не хотят учиться, и наверно это идет от более старшего поколения, которое должно своим примером показывать, осваивать и понимать новую технику, а не держать ее под колпаком.

Цитата

Джёма пишет: мама в начале декабря сломала руку. перелом оказался двойной и не очень удачный, нужна была операция. примотали руку к туловищу и продержали в травматологии с воскресенья до среды. операцию назначили на пятницу, мол по плану работ много. рентген показал, что перелом со смещением. аппарат мрт, вполне новый, использовать не стали. на следующий день пришли мамины коллеги, которые настояли на том, чтобы сделать мрт, там и выяснилось, что с рукой настоящая печалька.

А часто еще бывает, что назначают дополнительные обследования, то же МРТ (магнитно-резонансная томография), КТ (комьпьютерная томография) без достаточных на то оснований. То есть, когда перелом или вывих очевидный или когда очевидно растяжение, вместо обычного рентгеновского снимка (при том же обычном переломе) намеренно назначают эти исследования, чтобы "раскрутить" пациентов на "бабки", а ведь сколько радиации еще человек получает при этом... Назначили ее матери МРТ, а затем обычное УЗИ. Оказывается, именно УЗИ назначается в подобных ситуациях, а не МРТ, но МРТ же дороже, потому сделали и то, и то... И это человеку с онкологией... В Ставропольском диагностическом центре... Но, конечно же, там, где непонятная ситуация, нужны разные исследования. Главное, чтобы они были эффективны.

Цитата
Джёма пишет: z2123, да, такое тоже бывает. если не брать последовательность диагностики, и то, что она спец-но назначается за деньги, я за то, чтобы обследовать все до конца, как говорится, дойти до края. по мне так недообследованное лечение еще хуже, чем переобследоваться, как-то так.

врачи любят все наоборот делать: где надо, недообследуют, где не надо переобследуют...

Правительство не лечится
Только так можно объяснить запрет на закупки современного медицинского оборудования. С 1 апреля страна перестанет покупать томографы, рентгеновские аппараты, оборудование для выхаживания новорожденных... Нам кажется, или власть вводит против собственного народа санкции, куда более жесткие, чем американские?

24.03.2014
[img]http://www.novayagazeta.ru/views_counter/?id=62841&class=NovayaGazeta::Content::Article&0.19132564005646258[/img]


Государство отделяется от граждан
Документ, опубликованный на Едином государственном портале, налагает запрет на закупки иностранного медицинского оборудования и расходных материалов для отечественной медицины. В ближайшие дни должно состояться его последнее обсуждение. Представили перспективы планируемого нововведения? Не отечественной медицины — свои, личные?

Например, поход к стоматологу, малотравматичную операцию, для которой нужно эндоскопическое оборудование, очередное УЗИ или МРТ для уточнения диагноза, иногда онкологического? Если не слишком впечатлились, представьте себе, что вышеуказанные манипуляции нужны вашему ребенку. Какому такому богу — не ОМС же — вы будете молиться, чтобы помощь, оснащенная отечественным производителем, не обернулась неверным диагнозом, мучительной манипуляцией или ошибкой врача, который уже отвык сшивать сосуды тупыми иглами универсального калибра?

Вопрос можно поставить шире: в какой части российского бытования граждане стали уверенно предпочитать родного производителя зарубежному? У нас лучшие машины, станки, балет, ботинки, унитазы, лекарства? У нас уже давно нет лучшего — есть сносное. Этим сносным страна теперь предлагает лечиться, чтобы, видимо, «жить стало лучше и, соответственно, веселей», так как постановление, что следует из пояснительной записки, призвано «обеспечивать национальную безопасность России». Если следовать этой логике, то неизбежное ухудшение качества медицины с последующим ростом смертности укрепит национальную безопасность. Дожили.

Чтобы у вас не было иллюзий по поводу масштаба отраслевой катастрофы — вот выдержки из многостраничного перечня предназначенных к запрету «товаров». Туда вошли: томографы компьютерные, рентгенодиагностические комплексы, ангиографы, маммографы, инкубаторы интенсивной терапии новорожденных, дефибрилляторы, наборы стоматологических инструментов, иглы хирургические, набор микрохирургических инструментов для офтальмологии, набор микрохирургических инструментов для коронарной и сосудистой хирургии… Всего 67 наименований
.
Финансово-экономическое обоснование патологического документа утверждает, что введение нового норматива не «потребует дополнительных расходов из федерального бюджета», а по предварительным выкладкам, в ближайшие шесть лет принесет налогов на 60 миллиардов рублей.
Финансисты, правда, не учли, сколько средств уйдет на обеспечение потенциальной инвалидизации залеченного населения.

Наталья ЧЕРНОВА,
обозреватель «Новой»


Мнение экспертов

«Больным объявлена война»
Завотделением трансплантологии Федерального научно-клинического центра детской гематологии, онкологии и иммунологии имени Димы Рогачева Михаил Масчан:
Сам факт возможности постановления, которое сейчас предлагается, для меня лично, как для врача, находится за пределами понимания добра и зла. Нам говорят, что медицинским учреждениям будет запрещено закупать медицинское оборудование и расходные материалы в тех случаях, когда «страной происхождения товаров не является Российская Федерация, Республика Беларусь или Республика Казахстан». Мне в такой ситуации свою работу вообще трудно представить: мы в нашем центре работаем по технологиям Запада. В России, в Белоруссии и Казахстане аналогов им нет, как нет и оборудования такого качества, которое соответствует последнему слову науки. Все, что мы делали годами, с одной только целью: приблизиться к тем мировым результатам излечения тяжело больных детей, которые только возможны, — все это теперь, как я понимаю, входит в противоречие с планами тех, кто придумывает такие постановления.

В пояснительной записке к постановлению сказано, что запрет должен «обеспечить национальную безопасность России». Конечно, если делить мир на врагов и друзей, если у нас война, то аппаратура, которая производится врагом, может угрожать национальной безопасности. Но у нас нет войны. Так зачем же ее объявлять больным? Мы лечим детей с помощью огромного числа таких приборов и расходных материалов, у которых российских аналогов просто нет. Например, нет у нас реагентов биохимических и клеточных анализаторов. Катетеры российские есть, и они раз в 10 дешевле импортных. Но их применение связано с риском инфицирования, тромбирования, я говорю это, исходя из собственной практики. А катетеры западного образца высокотехнологичны, сделаны на основе силикона, их можно держать в течение длительного времени, никаких вредных последствий.

Нет никаких сомнений в том, что запрет, о котором говорится в постановлении, обернется резким ухудшением качества медицины. А еще появится окончательная, жирная черта между медицинской помощью для богатых и бедных. Потому, что запрет на закупку импортного оборудования и расходных материалов распространяется только на средства государственного бюджета. Значит, частные клиники будут иметь все лучшее, а государственные окажутся отброшенными на много лет назад. Качественное лечение смогут получать в России только те, у кого много денег.
Постановление говорит нам: забудьте о развитии, двигаться вперед мы больше не будем.

«Это тупая игла»
Директор фонда «Подари жизнь» Екатерина Чистякова:
Если запрет на государственные закупки иностранного медицинского оборудования и расходных материалов вступит в силу, то резко пострадает качество диагностики и медицинской помощи в тех областях, где это оборудование и расходные материалы применяют.
К сожалению, например, отечественные томографы не могут конкурировать с зарубежными аналогами. Томографы иностранного производства, у которых обычно от 6 до 128 срезов, позволяют быстро и качественно проводить комплексную диагностику, и, соответственно, врач может быстро поставить диагноз и сразу же начать нужное лечение. Проводя диагностику на отечественных томографах, которые обычно имеют не больше 16 срезов, комплексную диагностику провести сложнее, и во многих случаях врачам приходится прибегать к дополнительным методам исследования, что, конечно, снижает уровень оказываемой медицинской помощи.
Или, например, инъекционные иглы отечественного производства… Их ассортимент катастрофически узок. То, что есть, не может конкурировать с иностранными аналогами, наши иглы толще и хуже заточены. Если пациенту единожды сделают травматичный укол тупой иглой, то это можно как-то пережить. Но, например, нашим подопечным, измученным тяжелой болезнью детям, иногда необходимо делать по пять инъекций в сутки!
Постановление, о котором мы сейчас говорим, представляется мне таким же тупым, как иглы, которыми придется колоть детей в случае, если оно будет принято.
Галина МУРСАЛИЕВА,
обозреватель «Новой»

Официально
Без учета цены человеческой жизни
Минздрав официально проект правительственного постановления не комментирует, с Минздравом он не согласовывался, сообщил нам источник в министерстве на условиях конфиденциальности

В приложении к постановлению — перечень запрещенных «иностранцев». На первый взгляд — случайная свалка: томографы и салфетки антисептические, ангиографы и устройства для переливания крови, инкубаторы интенсивной терапии новорожденных и наконечники стоматологические. Александра Третьякова, исполнительный директор Ассоциации международных производителей медицинских изделий IMEDA, объясняет: список случайный потому, что в него включены изделия, которые производятся или в ближайшем будущем могли бы производиться российскими компаниями. И риски для всей системы здравоохранения России значительные. Как пояснила нам Александра Третьякова, отечественные ангиографы производит, например, одна фирма, томографы — две, рентгеновские аппараты — четыре. А монополия ведет к снижению качества, повышению цен, картельным договоренностям.

В свою очередь, международных производителей много, рынок конкурентный. Это заставляет производителей двигаться, вкладываться в новые технологии. А мы без конкуренции заморозим даже то, что имеем. И медучреждениям придется ориентироваться не на свои потребности, а на то, что производит отечественная промышленность.

В законопроекте не предусмотрен переходный период, но что делать дистрибьюторам, которые уже закупили импортные изделия?

Лариса Попович, директор Института экономики здравоохранения ВШЭ, считает, что перечень составлен кропотливо, в него включена именно та продукция, которая у нас уже на достаточно хорошем уровне. «Меня волнует пациент, но с этой точки зрения я серьезных проблем пока не увидела, — говорит Лариса Дмитриевна. — Формулировки постановления жесткие, видимо, это политические акценты. IMEDA утверждает, что постановление, если будет принято, затормозит курс на инновационность в медицине, но что делать — экономическая ситуация сложная. Сейчас еще надо будет вкладывать в медицину Крыма — там полная беда».

Очень хочется верить, что отечественная продукция, которую будут закупать, отстранив конкурентов, — действительно на уровне мировой, что мы не останемся с тем, с чем жили в СССР, где не было женских одноразовых прокладок и тампонов. Но тогда было проще: большинство даже не знало об их существовании.
Все изменилось? Наши производители рванули вперед? Ну пусть они догонят и перегонят «Филипс» или «Проктер энд Гэмбл». Но пока даже трудно сказать, что качественное, а что некачественное по общим, а не по нашим домашним меркам: в России для производства медицинских изделий не приняты международные стандарты.

А посчитают ли отечественным медицинским оборудованием то, что произведено на заводах иностранных фирм, локализовавших производство в России? Правительство декларирует заботу об инвестиционном климате и одновременно разрушает его. Со скрипом, но начали некоторые иностранные фирмы строить свои заводы в России. Правда, надежно себя не чувствовали на нашем рынке никогда. Правила у нас меняются по ходу игры, а часто их просто держат в секрете от игроков. Скажем, принципы, по которым наше государство закупает лекарства для обеспечения льготников, никогда не были прозрачными: отбор препаратов ЖНВЛС (жизненно важных и необходимых лекарственных средств), определение оснований участия в ДЛО (дополнительном лекарственном обеспечении), формирование списка заболеваний и медикаментов для программы «7 нозологий» — тайна за семью печатями. Теперь добрались до медицинских изделий. Как формируется список изделий иностранного производства, которым запрещено участвовать в торгах, как он будет изменяться — неизвестно. А это значит, зарубежные инвесторы будут вынуждены приостановить все проекты локализации и переноса технологий: риски слишком высоки.
Людмила РЫБИНА

На местах

Чучхе для Среднерусской возвышенности Введение запрета на импорт ряда медицинских изделий означает ограничение квалифицированной медпомощи в границах РФ

Врачи, с кем говорил, поначалу не понимали, о чем речь. Как, вскипали они, Запад может санкции ввести — не мы же принимали решения о Крыме? Когда пояснял, что Запад тут ни при чем и это даже не наш ответ на их санкции, а плановое исполнение поручения президента от 06.12.2012, доктора выпадали в осадок.

По статданным и правительства, и производителей медтехники, доля в закупках иностранных медизделий сейчас превышает 80%, на российское приходится менее 20. Такая же пропорция — и в госзакупках. Мы и сами видим, как замечательно за последние годы переоснастились больницы. Из отечественного там только часть кроватей для пациентов, утки под ними да диваны в ординаторских. Ну и стулья. Они отличные, крепкие. Минпромторг, подготовивший законопроект, хочет, чтобы и томографы соотечественников встречали столь же крепкие. И рассчитывает поменять эту пропорцию ровно наоборот в пользу российского уже в 2020 году.

Запрещаются к ввозу в РФ компьютерные томографы с количеством срезов от 1 до 128, однофотонные эмиссионные томографы, рентгенустановки, флюорографы, дефибрилляторы, наборы для переливания крови, хирургические иглы и т.д. Приложение к постановлению чересчур велико. С ним можно ознакомиться на едином портале regulation.gov.ru, где федеральная исполнительная власть размещает свои разработки и результаты их общественного обсуждения. Последнее закрылось 21 марта, на него отпускали 15 дней.

Цели этой инициативы? Следует отбросить публикуемую шелуху о том, что задача — «сделать медицинские услуги качественнее и доступнее». Так в принципе не бывает — или одно, или другое. Но в данном случае упоминание этих приоритетов вообще выглядит сомнительным. Качественная медтехника, согласно международному разделению труда, производится на Западе. А доступность отечественной — отнюдь не константа. Импортозамещение многих видов медизделий смогут производить в лучшем случае по два отечественных предприятия, в худшем — мы отдаемся на волю монополистов. И не столь страшно, что они будут диктовать цены. Они опустят медиков до своей технологической планки. Госзаказчиков вынудят писать техзадания исходя не из потребностей больниц, а опираясь на технический уровень допущенного к торгам производителя. Что это такое, хорошо иллюстрирует сегодняшняя локальная ситуация в Красноярске: родители не могут поставить детям Манту: в поликлиниках туберкулина просто нет — единственный на всю Россию поставщик поднял цену в 8 раз (данные минздрава края), денег на закупку нет. А про то, что пробы Манту — каменный век, вообще никто не заикается. Ну и потом, зарубежные медизделия сейчас выигрывают тендеры именно потому, что они дешевле отечественных аналогов (если те есть).

Смысл законопроекта стоит поискать где-то еще. Может, смысл в макроэкономических преобразованиях, которые повлечет за собой это постановление? И зарубежные корпорации массово пойдут на создание совместных производств медтехники в России? Документ ведь разрешает допуск изделий к госзакупкам, если они состоят из импортных комплектующих не более чем наполовину. Ну помните, как у нас появились сборочные производства мировых автогигантов? Тогда, однако, во-первых, никаких запретов и строгих барьеров перед иностранцами не ставили, были лишь защитные пошлины. Во-вторых, политическая ситуация была иной. В-третьих, автомобили — не жизненно необходимы. Для создания даже отверточных производств требуется время, болезнь на паузу не поставишь.

Сейчас те же томографы среднего уровня, которыми оснащают обычные больницы и которые попали в запретительный перечень, производятся в России по технологиям Philips и General Electric с уровнем российского участия не более 30%. Таким образом, и они попадают в запретительный перечень.

По сути, предложено возвращение на отдельно взятом рынке к госплановскому распределению. Протекционизм — причем в худшем его виде, господдержка обобщенного внутреннего производителя за счет здоровья конкретных людей.

Вероятно, оборудование для лечения новорожденных занимает существенную часть перечня совсем не случайно. И здесь уже стоит говорить не об экономике, а о психополитических аспектах нового запрета. Он выглядит, конечно, логичным продолжением запрета на усыновление сирот гражданами США, «закона Димы Яковлева». Отыгрываться на детях — это тренд. Это патриотично, как патриотична, видимо, и демонстрируемая нам расстановка приоритетов: первые заботы правительства вовсе не о том, чтобы соотечественники были здоровы, жили долго и размножались. Главное, чтобы их задницы кололи отечественными иглами и диагностировали их пленочными рентгенами.

Инкубаторы для новорожденных, стационарные и транспортные, обогреватели детские неонатальные, аппараты назальной респираторной поддержки дыхания новорожденных теперь будут покупаться не из соображений «все лучшее — детям», а согласно политическим резонам: вражеские не пройдут.
На частные клиники запрет не распространяется, речь идет лишь о госзакупках, и можно было бы говорить о преференциях частной медицине, куда народ хлынет лечиться, однако это по карману весьма ограниченному кругу, и главное, в России вся серьезная медицина — государственная.

Бюрократической волей медицину переносят на десятки лет назад. Родные рентгены, по словам врачей, еще приемлемы, но уж никак не томографы и маммографы. А родные бормашины, материалы для пломб? Для врачей такая идеология чучхе на русских равнинах — ограничение в профессии, для их пациентов — нарушение конституционных прав на медпомощь.

Алексей ТАРАСОВ
Красноярск

вот это возможность просмотреть список ЖНВЛП(ЖНВЛС), жизненно необходимых важных лекарственных средств/препаратов:
http://www.ros-med.info/price-reestr/