В последние год-полтора в потоке новостей с Северного Кавказа все чаще стали мелькать сообщения о событиях, на юридическом языке называемых самозахватом земель.
В разных кавказских республиках эти истории развивались по очень похожему сценарию: жители села, нуждаясь в земле под частные дома, но не сумев добиться официального признания своих прав на какой-то участок, «осваивают» его явочным порядком. Сельская община сама распределяет земельные участки.
Землемеры из числа сельских жителей определяют их границы, на десятках гектар появляются колышки, отделяющие один участок от другого, а затем, возможно, на этих «самодеятельно» распределенных землях даже начинается строительство.
Как правило, этому предшествуют годы земельных споров, с безуспешными поисками «правды» в разных инстанциях. Рецепта по разрешению подобных ситуаций у власти, похоже, нет.
Самый известный пример – это, конечно, так называемые «караманские земли» в Дагестане, о происходящем на которых уже почти два года пишется очень много. Но это далеко не единственный случай. Похожие процессы идут, например, в балкарском селе Белая Речка, расположенном близ Нальчика. О происходящем там и рассказывается в этой статье.
Предыстория
Село Белая Речка (балкарское название «Ак Су») и соседнее с ним село Хасанья–крупнейшие населенные пункты, где основную часть жителей составляют балкарцы. В Белой Речке, по переписи 2010 года, живет 3430 человек, в селе около 1000 дворов.
Сейчас основное преимущество проживания в Белой Речке – ее близость к Нальчику: можно, устроившись на работу в столице, продолжать жить в селе. Правда, процент нашедших работу не очень велик, в селе много безработных. А во времена, когда основным источником дохода населения было сельское хозяйство, Белая Речка и ее окрестности выделялась своими сельхозугодиями, прежде всего сенокосами. Неслучайно во второй половине 19-го – начале 20-го века царские чиновники (сначала «комиссия Кодзокова», затем «комиссия Абрамова») много трудились в поисках компромиссного раздела именно этих земель между разными этническими общинами. Балкарцы поселились в Белой Речке в 1860-е годы, спустившись туда из горного села Хулам.
История Белой Речки в советское и постсоветское время – наглядный пример того, сколь долгим оказалось на Кавказе эхо сталинских депортаций.Как и всех балкарцев, ее жителей отправили в Среднюю Азию в марте 1944 года, а вернуться позволили в 1957 году. Но один из «балкарских» районов Кабардино-Балкарии – Хуламо-Безенгиевский, именно тот, в который входила Белая Речка – при возвращении балкарцев не восстановили.
В феврале 2005 года Парламент КБР принял законы, согласно которым Белая Речка и Хасанья включались в Нальчикский городской округ, лишаясь своего самоуправления.Очевидным выгодоприобретателем этого решения оказалась мэрия Нальчика, руководство которой на всех этапах постсоветской истории КБР было лояльно первым лицам республики
Требование «вернуть район» балкарские активисты озвучивали в девяностые и нулевые. Однако реальность оказалась иной: в феврале 2005 года Парламент КБР принял законы о границах и статусе муниципальных образований, согласно которым Белая Речка и Хасанья включались в Нальчикский городской округ, лишаясь тем самым своего самоуправления.
Очевидным выгодоприобретателем этого решения оказалась мэрия Нальчика, руководство которой на всех этапах постсоветской истории КБР было лояльно первым лицам республики.Мэрия получила возможность распоряжаться землей на территории, весьма привлекательной для дачного строительства. Правда, в реальности пустить земли на распродажу никто не решился: присоединение сел к Нальчику с самого начала вызвало напряженность, в условиях которой подобные шаги, скорее всего, были сочтены слишком рискованными.
Уже в октябре 2005 года жители Хасаньи провели референдум о присоединении своего села к городу. Республиканский избирком не признал его правомочность, голосование проходило в палатках. В нем приняло участие около половины имевшихся в Хасанье избирателей, и более 99% из них проголосовало против присоединения села к Нальчику. Ситуация усугублялась тем, что в мае 2005 года неизвестными был убит глава Хасаньи Артур Зокаев, активно выступавший против нового закона о муниципальных границах.
К сложному положению в «конфликтных» селах прибавлялось и то, как происходящее видели многие балкарские активисты: для них требуемое восстановление Хуламо-Безенгиевского района виделось как устранение последствий депортации, а присоединение сел к Нальчику – как попытка законсервировать допущенную много лет назад несправедливость.
В мае 2005 года неизвестными был убит глава Хасаньи Артур Зокаев, активно выступавший против нового закона о муниципальных границах
В этих условиях республиканская власть, не соглашаясь на возвращение Хасанье и Белой Речке статуса сел, воздерживалась и от «экспансии» на их земли. Продажи участков чужим «дачникам» в этих селах не велось. Но не было и раздачи участков нуждающимся в них местным жителям. Это и предопределило новый виток конфликта, в котором наиболее активную роль пока играет именно Белая Речка.
В марте 2013 года белореченцы потребовали встречи с полпредом Хлопониным, когда тот был в Нальчике. Вместо Хлопонина в село вскоре после этого приехал вице-мэр Нальчика, пообещавший, что в ближайшее время мэрия приступит к раздаче участков сельчанам. Сроки тогда из уст представителей власти звучали разные – месяц, три месяца. В ноябре, когда все сроки прошли, жители провели сход и начали распределять участки самостоятельно. Никто им фактически не помешал этого сделать. Прокуратура лишь вынесла предостережение главе села по поводу самозахвата земель.
Слушая рассказы сельских жителей об этих событиях, я все время задавался одним вопросом: почему на столь радикальный шаг, как самозахват, они пошли именно сейчас? Ведь проблеме почти десять лет: выдавать людям землю под дома в Белой Речке, несмотря на рост населения, прекратили вскоре после того, как село было включено в состав города. Звучало в основном такое объяснение: жителям стало известно, что группа предпринимателей, один из которых – выходец из местных, собиралась взять поле возле села в аренду на длительный срок и заложить там фруктовые сады. Корчевка садов, мол, была бы делом трудоемким и конфликтным, а потому решили успеть поделить землю до того, как ее заберут под сады.
Здесь у меня сразу возник другой вопрос: как тот предприниматель, из местных, осмелился действовать против своих односельчан? Во многих селах нагорного Дагестана, например, за это можно было бы получить серьезные неприятности. Но, как объяснили белореченцы, он действовал не самостоятельно, «от самого себя не зависел», а партнеры его были неместными.
«Вольное поле»
На поле площадью около 90 гектар напротив села сейчас колышками размечены более 500 участков. У въезда стенд с надписью «Эркинезен», по-балкарски «вольное поле».
Дележка земли в селе – вещь всегда конфликтная. В прошлые века в кавказских сельских обществах огромное количество норм обычного права (адатов) касалось именно того, как распределять земельные участки, как разрешать споры, неминуемо возникающие в этом процессе между жителями. Белореченцам, по всей видимости, все это удалось сделать быстро и почти безболезненно. При том, что никакой готовой системы правил, по которым можно было бы делить землю, в селе не было.
В прошлые века в кавказских сельских обществах огромное количество норм обычного права (адатов) касалось именно того, как распределять земельные участки
На ноябрьском сходе процедуру распределения участков поручили группе жителей села, в основном в возрасте 30-35 лет, некоторые из которых имели опыт землемерных работ. Вот как один из них рассказывает о дальнейшей процедуре:
«Мы там ручки принесли, всё взяли, и начали записывать, 580 записалось, а участков, примерно поделили так, 518. А там же надо будет еще для детских садов (зарезервировать участки), мы оставили 12 участков, 506 (получилось). Вот 580 (желающих). И начали рассеивать – оказывается, с города приехали, человек 80 пришли, тоже записались. Кто вообще отношения не имеет к Белой Речке. Их отсеяли… После городских отсеяли 140 своих. Например, тех, у кого в городе квартира. В первую очередь участки получали многодетные – от трех и более детей. Потом матери-одиночки. Потом те, у кого аварийные дома (в оползневой зоне в пойме реки)… Участки – 10 соток. Так было решено с учетом количества земли и нуждающихся. Чтобы было и под дом, и под огороды… Каждой семье давали не больше двух участков. Даже если пять парней – говорим «пока стройте на этих, потом построите еще». Три взрослых брата, женатые, если с родителями живут – давали два участка. Два – один участок. Больше двух никому не давали».
То есть схему распределения участков во многом придумали с нуля. Впрочем, в полном виде заимствовать ее из традиционных правовых норм вряд ли было бы возможно: в старину села на Кавказе не так часто сталкивались с необходимостью одновременно раздать участки нескольким сотням жителей.
Вполне естественно предположить, что формирование списка тех, кому положены участки на «Вольном поле», не шло без конфликтов. По оценкам опрошенных нами жителей села, примерно 70% списка не вызвало никаких споров:
«70-80% нормально раздали. Остальные – где-то отзывали участки, был скандал, где не учли что-то. Кто хотел участок, но не имел оснований, – объясняли, что им «не положено».
Объясняли, как правило, те же, кто составлял списки и проводил межевание. Практики обращения к имаму местной мечети (что естественно было бы ожидать на восточном Кавказе) или к какому-то другому авторитету, взявшему на себя роль третейского судьи, не было.
Вообще меньше всего произошедшее в Белой Речке похоже на восстановление каких-либо традиционных, общинных порядков. Местные жители неоднократно подчеркивали, что среди получивших участки – не только балкарцы, не только те, кто исторически принадлежит к этой сельской общине. В Белой Речке живут, хоть и в небольших количествах, также русские, кабардинцы. В основном это те, кто работал на предприятиях, находившихся в советское время в селе, или их потомки.
Принадлежность к исторической общине белореченцев не требовалась в качестве «входного билета» при распределении земель, как это часто происходит, например, в сегодняшнем Дагестане, если сельские общины берут управление земельными вопросами в свои руки. Причина, возможно, в том, что в целом нормы традиционного права в Белой Речке за советское и постсоветское время если не полностью исчезли, то очень существенно ослабли. Жители помнят свою принадлежность тому или иному роду, знают старшего в своем роду, но дальше организации свадеб и похорон полномочия старших в целом не идут.
Принадлежность к исторической общине белореченцев не требовалась в качестве «входного билета» при распределении земель. Причина, возможно, в том, что нормы традиционного права в Белой Речке за советское и постсоветское время если не полностью исчезли, то очень существенно ослабли
Вполне закономерно, что участники раздела земли не мыслят его как возврат к «законам дедов», действия которых большинство из них и не видело. Все воспринимается гораздо более прозаично и прагматично: «Землю не давали, хотя она была нам положена по российскому закону, и вот мы, те, кто нуждался, ее взяли». Впрочем, мы видели, что и без апелляции к старым традициям жители показали в этом деле неплохую способность к самоорганизации.
Распределенные участки пока никто не трогает: местные жители, по состоянию на первую половину февраля, не начинали на них строиться, а городские власти не отдают эти земли арендаторам (как, видимо, намеревались сделать). Обе стороны выжидают, что, возможно, связано и со сменой власти в КБР: пока неясно, какую позицию займет новоиспеченный и.о. главы региона Юрий Коков. Тем временем в соседней Хасанье на участках, точно также самостоятельно поделенных жителями, уже вырастают первые кирпичные дома.
Что дальше?
На первый взгляд, произошедшее в Белой Речке можно рассматривать как торжество сельской общины над государством: как и на дагестанском Карамане, жители не посчитались с российским законодательством, по факту установив собственные порядки в земельных делах.
Сами белореченцы, однако, от такой трактовки событий категорически отказываются. Они видят ситуацию так, что закон был нарушен именно государством, присоединившим их село к Нальчику. На нарушение, с их точки зрения, указал Конституционный суд РФ, признавший в 2007 году неконституционными некоторые нормы закона КБР о муниципальных образованиях. Впрочем, власти регионе, по крайней мере вплоть до недавнего времени, не считали, что решение КС обязывает их вывести села из состава республиканской столицы. Ситуация открывает перспективы для бесконечного «перетягивания каната», когда каждая сторона обвиняет другую, что та «больше» (или «раньше») нарушила закон.
Сами белореченцы видят ситуацию так, что закон был нарушен именно государством, присоединившим их село к Нальчику
Что будет дальше? Ситуация в Белой Речке в целом все же проще, чем в других точках Северного Кавказа, где идут самозахваты земель. В ней нет такого жесткого столкновения крупных бизнес-интересов, такой концентрации конфликтующих этнических программ, которая есть, например, на Карамане. Так что в каком-то смысле Белую Речку можно считать «моделью»: если удастся найти выход в ее случае, это покажет, что выход принципиально достижим и в других похожих конфликтах на Северном Кавказе. Если не удастся найти выход здесь, трудно ожидать, что он будет найден в более сложных случаях.
Ясно, что власти уже не смогут просто игнорировать интересы сельчан. Но не признают они и самозахваты земель, иначе эта нелегальная практика мгновенно распространится на гораздо более значительную территорию Кавказа. Нужно какое-то «серединное» решение. Успехов в поиске таких решений власти на Кавказе в последние годы добивались редко.
Начнется ли с Белой Речки «новая история» урегулирования северокавказских конфликтов? Сейчас можно только сказать, что эту историю не удастся написать в кабинетах: она станет возможной только в результате диалога всех заинтересованных сторон, механизмы для которого, по большому счету, еще только предстоит выработать.
Констанин Казенин. Кавполит.
