Хотелось бы вспомнить великого, как для нашего народа, так и для многих, человека - Кайсы́на Шува́евича Кули́ева. Вспомним, что мы помним и, что нам нравится из написанного этим прекрасным человеком!!!
1 ноября) 1917 года и вырос в высокогорном ауле Верхний ЧегемКабардино-Балкарии в семье скотовода и охотника. Отец умер, когда Кайсын ещё был ребёнком. В 1926 году поступил в школу в Нижнем Чегеме. После окончания школы учился в педагогическом техникуме в Нальчике, заполняя толстые тетради своими стихами. Первые стихотворные опыты Кулиева относятся к годам ученичества, первые публикации — к 1933 году.
С 1935 года по 1939 год Кайсын Кулиев учился в ГИТИСе имени А. В. Луначарского (ГИТИС) и Литературном институте имени А. М. Горького в Москве. Отдавая должное ГИТИСу, которому он обязан прекрасным образованием, истинным своим призванием Кайсын Кулиев всё же считает литературу. Закончив учёбу в Москве, преподаёт литературу в КБГПИ. Он вполне осознает себя поэтом, много пишет и печатается, определяя для себя начало своего литературного пути.
Я вижу, мама, день весенний.
Ты молода еще, я мал.
Уткнув лицо в твои колени,
Я слушал песню и дремал.
Ты, не откладывая дела,
Под мерный гул веретена
Про медвежат мне песню пела,
И уносила их волна.
Как искры на спине форели
В прозрачном озере весной,
Слова искрились, и горели,
И пахли ягодой лесной.
Ты пела звонко, пела тонко,
Тебя чужая жгла беда
Так, словно твоего ребенка,
Как маленького медвежонка,
Уносит полая вода.
И нынче, как тогда, в то утро,
Спой песенку про медвежат,—
Пусть нам покажется, как будто
Сидим мы тридцать лет назад.
Что нет у глаз морщин суровых
И где-то старость далеко,
Что у меня на сердце снова
Светло, как в детстве, и легко.
1961
«Пока есть жизнь, и смерть на свете будет!» —
твердит мудрец, степенен и суров.
Он прав, но почему не могут люди
себя утешить правдой этих слов?
Мудрец, он прав, с ним спорить — труд напрасный.
Но ясно и без слова мудреца:
заходит солнце, но огонь не гаснет,
и кто б ни умер, жизни нет конца.
И вновь твердит мудрец неторопливо:
«Все в рамках сроков и границ своих».
Я знаю, хоть печальны, но правдивы
его слова, и мы в плену у них.
Ни жизнь, ни гибель не содержат чуда,
я знаю все, но как мне быть, когда
сейчас я поднял теплого покуда
птенца, который выпал из гнезда!
1969
«Каким бы малым ни был мой народ,
Он все равно меня переживет,
И будет жив мой край, гнездо в котором
И белый голубь вьет, и черный ворон. Я верую, что будет жить, как жил,
Мой малый род, чье мужество, бывало,
И мужество и силу возвращало
Мне, потерявшему остаток сил И пусть потом иные песни сложат,
Но все же люди, прошлое ценя,
Те песни тоже будут петь, быть может,
Что пели и при мне и до меня.
И что с тобой, народ мой, ни случится,
Я знаю, будет жив язык родной,
В звучании которого продлится
Моя судьба и век недлинный мой»
Твоим рукам, дарующим тепло,
Пусть будет хорошо всегда и всюду.
Твоим глазам, лучащимся светло,
Пусть будет хорошо всегда и всюду!
Глазам, что только небесам под стать,
Пусть будет хорошо всегда и всюду.
Губам, чей мед я пил, как благодать.
Пусть будет хорошо всегда и всюду!
Бровям, бросающим на щеки тень,
Пусть будет хорошо всегда и всюду.
Плечам, что обнял я в счастливый день,
Пусть будет хорошо всегда и всюду.
У женщины всему особый счет.
Кто знает, что постыло ей, что мило?
Я не герой, скорей наоборот,
Но ты меня за что-то отличила.
Хоть и поныне я не вникнул в суть,
Не понял до сих пор твою причуду,
Куда б ты ни направила свой путь,
Пусть будет хорошо тебе повсюду.
1965
О черных днях поведали мне горы,
Чернее повести для горцев в жизни нет,
И временем не вылечить той боли,
С какой глядели горы горцам вслед.
То было все по страшному веленью,
Хоть приговор понять мы не могли,
Нас всех приказом выгнали с презреньем
С родной вайнахской обжитой земли.
И как животных, в скотские вагоны
Грузили в тот военный трудный год,
За что наказаны в то время были горцы,
В чем провинился перед Родиной народ?
Все ужасы судьбы мы испытали,
Косил нас голод смертною волной,
Мы Сталина в молитвах проклинали,
Но он молитв не слышал ни одной.
Он трон стерег с коварным безразличьем,
По трупам шел кровавою тропой,
И в ореоле грозного величья
Вознесся над запуганной толпой.
Мы для него лишь винтиками были
Машины, что себе он изобрел,
Какое время бед мы пережили
В разлуке от родных кавказских гор.
Однажды с чемоданом друга встретил:
- Ты что везешь? Успел богатым стать?
- Останки матери я вырыл, - он ответил, -
Везу на родину, чтоб их земле предать.
Наш поезд возвращался на рассвете,
Встречал встревоженно заждавшийся вокзал,
Седой старик в поношенном бешмете,
Припав к перрону, землю целовал.