Рождение нового дня.
Ночь. Шум дождя, раскаты грома, ветер, завывающий в отвесных скалах – всё это наводило на тоску и удручённость. Холодный пронизывающий весенний колкий туман, медленно поднимался над Череком. Нагроможденные валуны, тонущие в пенистом ревущем потоке, то и дело срывались с места, с грохотом перекатываясь по дну реки, обрывались в речную теснину, гулко ударяясь друг о друга, эхом отзывались по всему ущелью. Все это приводило в ненадежное уныние: промозглость и сырость дождевых струй, барабанящих по холсту нашей палатки, еще более полнили мысли о неприятном, холодящем, происходящем за тонкой стеной нашего убежища.
Мерцание свечи откидывало длинные тени по сводам палатки, темные пакли дождя, просачиваясь через плотную материю, пузырились на ее поверхности, скатываясь вниз огромными холодными каплями, бились о брезентовый полог, разбивались в тысячу мелких брызг, исчезали мокрыми кляксами, вырисовывая причудливые зарисовки темного времени суток.
В горах погода настолько переменчива: здесь поминутно дождь переходит в снег. Вот выглянуло солнце и уже ветер принес новую порцию осадков. Рваные облака подгоняемые кем-то извне, быстро наполнили ущелье до краев своей сырой туманной облачной извечностью; небосвод стал тонуть в молочной пелене, огромная тень, поглощая краски дня, растворялась в ночной мгле.
Рассвет в горах тянется долго: утреннее сонное небо, нехотя высвобождаясь на горизонте от поздних далеких звезд, медленно приподнимало «ночное одеяло», сотканное из пушистых белесых облаков, слегка уже подернутых предрассветными бегающими по небосводу в хаотичном хороводе усыпанных позолотой лучиков солнца.
Стало светлее: облака, словно курчавые барашки, разбрелись по склонам гор, цепляясь за черные отроги они нехотя перекатывались, подгоняемые теплыми струящимися солнечными лучами воздуха. Волны тепла, спускаясь с верхних слоев атмосферы на землю, сгоняли разрозненные стада облаков к вечным снегам нивального пояса.
Все стало оживать; где-то в кустах барбариса завозилась снежная полевка, сладкая трель горной завирушки разбудила в потаенных каменных лабиринтах белоснежного горностая. По сыпучей крошке известняка, вырисовывая брачные танцы, поднялись в воздух кеклики: взъерошенные петушки то и дело сталкивались в полете, при этом издавали трескучую мелодию, переходящую в монотонное бурчание, ныряли вниз исчезая в пожухлой прошлогодней траве, затихали, прислушиваясь, вытянув золотистые головки, переждав какое-то время, вновь взвивались в воздух, оглушая утреннюю тишину хлопаньем крыльев, пробуждая все живое в обитаемом ими уголке.
Новый день нес новое чистое сокровенное весеннее молодое, рожденное землей – все вокруг полнилось жизнью. Заснеженные вершины искрились в восходящих лучах раннего дня, фейерверками вспыхивали алмазные блики седых ледников; снег переливало тысячами разноцветных красок. Вниз падающие водяные нити водопадов разбивались об нависающие скальные карнизы, рассыпались в янтарную пыль, образовывая радужные кольца, опоясывающие воздушные струи утренней прохлады.
С приходом дня грохочущие воды Черека чуть поутихли, шум потока, словно ласкаясь в лучах светила, поубавил свой ворчливый буйный нрав. Пенистые валы потока выпрямились, грохот толкающихся на дне реки булыжников исчез. Вода ушла от берега, непросохшие огромные валуны дымились в испарениях ледниковой влаги. По небольшим крутинам на склонах, где солнце ласкает причудливые формы березового криволесья, на густых непролазных чащобах «ивы козьей», зарождалась новая жизнь. Набухшие стебли «примулы обыкновенной», проклюнувшись сквозь прошлогоднюю листву, тянутся вверх к теплу; здесь же, на небольших опушках леса, потыканные по жухлому травяному ковру, красовались великолепные крокусы, нежные лепестки их цветов, пробиваясь к свету, еще путались в сухих кустиках «кровохлебки лекарственной» и поэтому их расцветка терялась в преобладающих красках предвесенья. Но время года неумолимо меняло в округе все живое, разукрашивая пестрыми тонами пейзажи гор. Природа мгновениями вырисовывала все новые картинки флористического многообразия.