П. Ш. Курбанова
МИР И ЧЕЛОВЕК В ПОЭЗИИ БИЛАЛА ЛАЙПАНОВА
Статья посвящена проблемам национального своеобразия карачаевской поэзии. В ней рассматривается творчество Билала Лайпанова как единая художественная система. На основе сопоставительного анализа поэтических текстов выявляются постоянные образы, фольклорно-мифологические мотивы, темы и сюжетные элементы его поэзии. Их рассмотрение в культурологическом аспекте позволяет выявить специфику национального художественного мышления.
Ключевые слова: картина мира, образ человека, национальная самоиден-тификация, мифоэпические традиции.
Поэзия Билала Лайпанова занимает особое место в карачаевской литературе, в большой степени остающейся в русле национальной художественной тради-ции, как в выборе тем, так и в их художественно-образном, жанровом и стилевом, то есть формальном воплощении.
Творчество Б. Лайпанова имеет национально-самобытный характер. Именно духовный мир поэта, писателя особенно ярко демонстрирует национальные особенности мышления, «…и когда речь идет о национальном укладе того или другого народа, мы, прежде всего, обращаем внимание на психологию его мышления и умственного творчества и стараемся себе уяснить его особенности по произведениям мыслителей, учёных и поэтов. Это совершенно правильно, но только не следует забывать, что национальных отличий мысли нужно искать не в её содержании, не в положительных результатах умственного творчества, а исключительно в психологии процессов мысли, не в логике, не в методах и приемах, а в психологической “подоплеке” логики, методов и приемов. Но беда в том, что эту “подоплеку” чрезвычайно трудно уловить и сформулировать: она не поддается точному определению, протокольному описанию (“по пунктам”) и требует тонкого психологического анализа, в своём роде “микроскопического”. Последнее удается преимущественно художникам слова, которые располагают всею роскошью красок речи и образных приемов творчества. Они умеют воспроизводить национальные типы, и эти художественные образы являются необходимым материалом, по которому мы имеем возможность изучать психологию национальных укладов, наряду с тем, какой представляет нам сама жизнь в лице выдающихся представителей так называемого национального гения» [7. С. 4].
И действительно, художник обращается к глубинным пластам националь-ного бытия и сознания, выстраивая на этой основе свой поэтический образ мира и человека. Характерными приметами поэзии Б. Лайпанова являются глубоко метафорический характер художественного мышления, а также взаимодействие в его лирике различных уровней эмоционального восприятия и отражения действительности – трагического, комического, иронического, сатирического.
Поэтическое творчество Б. Лайпанова в целом представляет собой неодно-родное явление, включающее в себя различные тенденции, в том числе обращение поэта к мифоэпическим традициям и корням, что проявляется в использовании фольклорных и этнографических уровней национального бытия. Мифоэпическая составляющая его поэзии проявляется на сюжетном, образном, языковом уровнях, но при этом подвергается трансформации и переосмыслению, вводится в новый художественный контекст.
В поэзии Б. Лайпанова нередко объединяются или сталкиваются традици-онные, фольклорно-эпические представления о мире, присущие национальному сознанию, и сверхсовременные представления и ощущения, порожденные цивилизацией XXI века. Во многом лирика Б. Лайпанова тяготеет к общим константам, очерчивающим основные точки координат реального и поэтического мира северокавказской поэзии. Здесь и «камень» в разных вариантах, «орлы», «вершины», «реки», «туры», «мечи» и т. д. Но все эти «общие места» северокавказской поэзии, преломляясь в поэтической системе Б. Лайпанова, во многом теряют свою шаблонность, обретают иной смысл, благодаря особому умению поэта проникать к архетипическим основам в объектах мира и в человеке.
Поэтические позиции Б. Лайпанова, концепция его творчества наиболее полно, на наш взгляд, может быть выявлена при рассмотрении его лирики как некой законченной и замкнутой структуры.
Поэтический космос, как и «модель мира», уже давно являются общепринятыми понятиями в литературоведении. «В самом общем виде модель мира определяется как сокращенное и упрощенное отображение всей суммы представлений о мире в данной традиции, взятых в их системном и операционном аспекте. Понятие “мир” понимается как человек и среда в их взаимодействии, или как результат переработки информации о среде и о человеке. В содержательном плане архетипическая модель мира ориентирова-на на описание основных параметров вселенной – пространственно-временных, причинных, этических, количественных, семантических, персонажных». [10. С. 5]. В творчестве Б. Лайпанова сами поэтические тексты формируют единую сферу, которая предстает как индивидуальная картина мира: «Пространство моего голоса», «Седьмое небо», «Джан Джурт» («Отечество души»), «Дуния сейирлиги» («Чудо мира»).
Во многих своих стихах поэт прямо утверждает существование своего мира, созданного поэтическим словом и отдельного от всего остального мира, полностью подтверждая выводы исследователя о таком типе художественного освоения мира: «…не только “художественное” и результат его воплощения – текст – укоренены в пространстве, но и носитель “художественного”, творец текста, поэт, ибо он – генетически и в архаических коллективах иногда вплоть до наших дней – “голос” места сего, его мысль, сознание и самосознание, наконец, просто ярчайший образец пер-сонификации пространства в одном плане и творец – демиург “нового” пространства художественной литературы в другом плане». [9. С. 27.]
Конечно, прежде всего, речь идет о духовной сфере, сфере сознания и во-ображения, существующей по своим законам, которые могут казаться другому непоэтическому миру совершенно неприемлемыми, несовпадающими с пределами и нормами реальности, вступающими в противоречие с ней.
Но поэт сознательно выступает с такой позиции, утверждая особость и ис-ключительность поэзии, как сферы духа, и поэта, как особой личности.
Бу дунияны адамы да тюлме мен,
Ол дунияны адамы да тюлме мен,
Мен кесим къурагъан бир дунияда джашайма –
Менича аджашхан, шашхан бла
Къуру Поэзия къалсын.
Я человек, который не принадлежит этому миру,
Я человек, который не принадлежит и иному миру,
Я живу в мире, который создал я сам –
С таким скитальцем и безумцем
Только Поэзия пусть останется. [3. С. 59] .
Рассматривая поэзию Б. Лайпанова как поэтическую систему с устойчивыми ориентирами и константами (как материально-физическими, так и духовно-нравственными), организующими его представление о мире, мы не можем не выделить основные элементы этой системы. Они образуют и формируют эту структуру, объединяют весь стихотворный объем, создавая индивидуально-поэтический образ мира Лайпанова. Простейшая схема лирического отражения жизни обычно предстаёт как формула «Я» и Мир». Каждый из элементов этой схемы у Лайпанова имеет множество граней. «Я» несет в себе значения Человек, Поэт, Народ, и даже «Я» – родная земля, что при углублении метафоризма дает образы типа «Я» – дерево, «Я» – небо, «Я» – трава и т. д. «Мир» воплощается и в природно-вещественной своей ипостаси – земля, небо, звезды, солнце, горы, деревья, реки, травы, цветы звери, птицы, и в социально-исторической – народы и государства, традиции и законы, война и мир.
Таким образом, в его лирическом «Я» персонифицируется и обобщённо-абстрактный человек, и творческая индивидуальность, личность самого поэта, и некая национальная идея. Всё это отражено уже на уровне обозначений, номинаций поэтического текста.
Основным поэтическим принципом Б. Лайпанова при воссоздании им кар-тины мира является формирование полярных по сути и по форме образов и представлений, в сопоставлении, а чаще в столкновении которых через синтезирующий образ рождается и декларируется новая мысль, истина или новый взгляд на старую истину. Через это диалогическое и диалектическое построение мира воссоздается и традиционная система национальной жизни, бытовых и культурных связей, и индивидуальная картина мира. Объектом поэзии Б. Лайпанова становятся и «предметы» мира, заключающие, хранящие в себе онтологические ценности и суть человека (камень, дерево, река, небо, жизнь, мать, слово), и его состояния (любовь, судьба, дружба, одиночество, справедливость, честь, мужество и т. д.).
Его картина мира позиционирует и реальную географическую территорию, и символическое эпическое пространство, время в его физическом исчислении и в условно-поэтическом. Всё это отражено уже на уровне обозначений, номинаций поэтического текста. Рассмотрение пространства в соотнесении со временем дает возможность выявить складывающуюся языковую и соответственно художественную картину мира художника.
Понятие времени относится к одной из основных категорий человеческого сознания, формирующих представления человека о себе и окружающем мире. «Мало найдется других показателей культуры, которые бы в такой же степени характеризовали ее сущность, как понимание времени. В нем воплощается, с ним связано мироощущение эпохи, поведение людей, ритм жизни, отношение к вещам» [1. С. 103].
В сочетаемости с представлениями о движении, действии отражается у Б. Лайпанова восприятие времени через пространство.
Когда смотрю на яркую звезду,
Зная, что свет ее к земле летит
Миллионы лет, –
Словно трогаю рукой Время… [6. С. 93].
Итак, обратимся к одному из двух структурных центров поэзии Лайпанова, к образу человека, предстающего в текстах и как поэт, и как «Я», как безымянный, но при этом индивидуально обозначенный представитель национального сообщества, и как некий фольклорно-мифологический или фольклорно-исторический персонаж. Как уже говорилось выше, это, по существу, взаимодо-полняющие сущности: обобщённо-абстрактный человек, творческая индивидуальность, то есть личность самого поэта, и некая национальная идея.
Антропологическая модель, образ человека с учетом специфики историче-ского времени его существования, мировоззрения, национальной ментальности предстает как система категорий, охватывающих представления о происхождении, составе, способностях и состоянии, месте и роли человека в осмысленной структуре мироздания. Иными словами анализ «образа мира» поэта осуществляется через рассмотрение «человека в мире»
Не прикоснуться,
А войти в природу,
Как ветер, что качает дерева,
Как облако,
Что окунулось в воду,
Как эти звезды,
Горы и трава… [5. С. 99].
Природа как естественная среда обитания, жизни человека органично входит в художественную структуру мира поэта. Ее образ в некоторой степени реа-лизуется в русле романтической традиции и в соответствии с принципами романтической поэтики с ее системой норм, основанных на интенсивном использовании романтической антитезы, образности, символики и мифа, тягой к живописности, предельной метафоричности.
Единство человека с природой реализуется в стихах Б. Лайпанова по-разному. В меньшей степени он использует прямые параллели между явлениями и картинами природы и эмоциональным состоянием человека. В его поэзии, скорее, присутствует не синхронность эмоции и пейзажа, а ассоциативные связи между ними, часто эта ассоциативность, парадоксальная с точки зрения привлекаемых образов и неожиданная по выводам.
Конкретное, детализированное восприятие природы с ее реальными чертами и приметами заменяется образом некой нерасторжимой целостности, обла-дающей внутренним законом и сущностью, единой в многообразии. В какой-то мере здесь прослеживается близость к традиционно-народному ощущению природы как части единого мира, вселенной, но в более сложной, опосредованной форме. В результате природа выступает символом, знаком человеческой жизни, выразителем ее сути. Здесь, по существу, уже демонстрируется не взаимодейст-вие, а взаимопроникновение, через которое поэт оказывается в наибольшем при-ближении к искомому идеалу существования человека и мира, человека в мире.
Но существование идеала еще не означает реального его воплощения в жизни. Драматичность поэзии Б. Лайпанова связана с его внутренней позицией, основанной на том, что отношения между человеком и природой, между человеком и обществом, т. е. между человеком и миром, еще очень далеки от гармонии.
Мастерство поэта проявляется в умении через точные детали, штрихи пере-дать точные приметы индивидуальной и национальной жизни, в умении извлечь особый символический смысл из переклички эпох и времен. Тонкое проникновение автора в суть явлений, понимание им и красоты мира, его ужасов и бездн, присутствующих в человеке, в его душе и в окружающей реальности, находят свое выражение в глубоко реалистическом и философском взгляде на мир и человека. И все открытия и находки автора – в постижении человека, в создании его живого образа – оказы-ваются ступенями к постижению и отражению действительности.
Говоришь, будто знаешь ты много?
Но ведь бездна познанья темна!
Если мудростью равен ты богу,
Значит имя тебе – Сатана!...
Солнце счастья скользнет над обрывом –
А ущелья души глубоки!
Только молния синим разрывом
Озаряет ее тайники. [4. С. 120].
Осознание двойственности, сложности мира проявляется в поэзии Б. Лайпанова в том, что он, рассматривая природу как целое, ощущает за ее внешними проявлениями их скрытую, недоступную взору сущность. В этих строках проявляется и еще одна характерная особенность выстраиваемого поэтом мира. В его основе – вечное столкновение добра и зла, и чаще они являются не социальными качествами человека, а вечными категориями противоречивого мира. Эта неизбежность сосуществования добра и зла не отменяет для художника постоянной готовности борьбы со злом, противостояния ему как в мире, так и в человеке.
В основе художественного мира Б. Лайпанова лежит особая трактовка че-ловека, объединяющая в себе его реальный бытовой и обобщенно-символический образ, в соответствии с которым человек предстает как частица мироздания и великая ценность, вершина жизни. Даже вполне реалистичные образы в таком контексте вырастают до символа.
Такой взгляд на человека и его место в мире конструирует идеал, выводит поэта на абстрактно-символический уровень обобщения, почти не соприкасающийся с социальными параметрами и условиями.
В туманности галактик распылен,
Я мир в себя вобрал, я – это он.
Душа стремится к звездам в свой полет,
Но я прошу – пусть вечность подождет. [4. С. 105].
Здесь перед нами предстает уже не просто человек, а мифический герой, поч-ти божество по своему могуществу и беспредельным возможностям, причем божество языческое, олицетворение природных стихий, самой природы («Я мир в себя вобрал» и т. д.). С другой стороны, по своим нравственным установкам и устремлениям – это, прежде всего, человек, с лучшими человеческими качествами, с его чувством ответственности перед всем живым, с муками совести и ощущением вины за ошибки. Таким образом, в этой метафоре разворачиваются и воплощаются в художественном образе-символе обе ее составляющие – человек и мир (природа).
Но наиболее интенсивная метафоризация и усиление эмоционального начала наблюдается в тех стихах Б. Лайпанова, в которых авторское «Я» смыкается с духовной сущностью поэта, образ человека полностью и без остатка идентифицируется с личностью поэта, творца.
Вот эта бумага – моя целина,
Перо мое – словно плуг.
Я сею звезды вместо зерна,
Бросаю горстями из рук.
Я – природы сердце и мозг,
Я – зеркало естества.
Я строю в грядущее из прошлого мост,
Я сею звезды-слова. [4. С. 110].
На таком уровне самовыражения его герой – это человек неслыханных страстей, сверхчеловеческих порывов, крайнего индивидуализма, с одной стороны, и стремления к возвышенному сверхличному общезначимому идеалу – с другой. Индивидуализация сознания выразилась в выделении отдельной человеческой личности, частной судьбы из общей массы. Осознание ее одиночества, единичности, то есть исключительности, раскрывая трагизм бытия, в то же время ставит ее в центр мира. («Благодарю тебя, Одиночество», «Болезнь», «Зов»). Такая трактовка человека наиболее полно проявляется в образе поэта, особенно тонко воспринимающего и осознающего все противоречия жизни, ее темные и светлые стороны, пытающегося осмыслить свое предназначение и свое место в этом мире.
Как уже говорилось выше, образ человека в создаваемом поэтом мире предстает в различных вариантах и трансформациях. Он может выступать как обоб-щенный образ человеческого существа, характерологической чертой которого является его выделенность из природы, противопоставление и сопоставление с ней. («Даже если я на скальном камне выросшее дерево, / Я знаю, что я не сильнее камня, / Для земли я – часть неба, / Для неба – Часть земли…» [4. С. 126]. Он обозначен как человек-творец, поэт, центр и суть поэтического мира: («Поэт растет / Из земли, словно дерево; / И после смерти / Стану тополем / Встречать корабли облаков…» [4. С. 124], «…Без буквы онемеет лира, / Ведь если не составить слог, / Как написать картину мира? / Создатель букв – почти что Бог!...» [4. С. 22].
Кроме того, он представляет, несет в себе национальный дух, национальное бытие. Оно может быть воплощено в конкретном эпическом, фольклорном образе, когда поэт обращается к далеким мифологическим или историческим корням народа, или же восстанавливает целые картины прошедших трагических событий в жизни народа, как бы заново открывая и осмысливая их и делая выводы, принимая для себя программу действий и призывая людей действовать вместе с собой. «Современное гуманитарное познание стоит перед необходимостью переориентации текстов в рас-ширившемся контексте национальной культуры под знаком восстановления полноты и целостности исторического пути. Восстанавливать культурный контекст – значит возвращаться к пониманию иерархии ценностей, изначальных истин, ненасильственно соотносимых с литературой, органически ей созвучных» [8. С. 43].
Именно восстановление полноты и целостности исторического пути подви-гает Лайпанова к поискам во времени, настойчивому обращению к прошлому, к истории и всегда означает поиск истины, желание низвергнуть ложные мифы, восстановить реальность. Об этом лучшие его стихотворения: « Камень и Дерево», «Темным берегом выйди…», «На рассвете завтра встану…», «Твердые кам-ни» [4. С. 5, 10, 11, 18].
Поэт понимает невозможность «героической деятельности» во имя осущест-вления своих общенационально-прогрессивных идеалов в условиях общественной жизни своего времени, требующей иных форм воздействия на действительность. О такой ситуации и таком типе романтического освоения действительности поэтами говорится: «И тогда они вызывают в своем сознании “призраки прошлого”, обращаются мысленно к характерам и событиям героических эпох в истории различных народов. Эти героические характеры и события являются предметом их собственной гражданско-романтической рефлексии, которая может стать пафосом их произведений» [11. С. 122].
В стихах этого объема проявляется именно такой пафос, и Б. Лайпанов вы-ступает как выразитель народной точки зрения, как трибун, что влечет за собой и особую стилистику, и поэтику стиха – лозунговую, плакатную, назидательно-декларативную.
Опомнимся! Вы слышите меня?
У нас одна земля под небесами!
Спасем Язык и Память из огня –
И будем спасены мы сами. [4. С. 9].
Таким образом, в художественном мире Б. Лайпанова воссоздается обозна-ченное нами ранее единство образа «Я» в трех его уровнях – обобщенно-родовом (Человек), личностно-индивидуальном (Поэт), национально-этническом (Народ). Каждая очерченная этими образами сфера обретает свои устойчивые образы, символы, знаки, свою лексику и словарь.
С первой из них связаны категории и ценности, универсальные настолько, насколько универсален образ Человека вообще. Это координаты, определяющие место человека во Вселенной, – Небо, Земля, Звезды, Солнце, Ночь, День, Океаны, Моря, Горы, Дом, Колыбель, Жизнь, Смерть.
Вторая сфера, связанная с образом поэта, несет в себе все, что связано с родным языком и с высоким предназначением поэта. Б. Лайпанов стремится сделать слово самоценным и самостоятельным выразителем национально-художественного и индивидуально-личного мировидения, что однозначно выражается в лексике – Сердце, Пророк, Слова-Зерна, Язык, Память, Истина, Ложь, Имя.
Различные стороны поэтического самовыражения, суть творчества ярко раскрываются художником через сложные метафоры, аналогии и олицетворения, объединяющие в неожиданном, часто парадоксальном художественном образе животный и растительный мир, бесконечность вселенной и глубину поэзии:
Как жеребенок, тянущийся
К материнскому вымени, тополь
К небесным соскам звезд
Тянет тонкую шею.
Если даже у кобылицы тугое вымя,
Жеребенок высосет молоко.
Но из звездных сосков высокого неба
Как трудно добыть молоко (поэзии). [3. С. 68].
Здесь налицо взаимоолицетворение, когда природа и весь мир предстают очеловеченными, а человек органично сливается с природой. В поэтическом сознании сложно переплетаются реальная жизнь народа, его эпическое прошлое и противоречивое настоящее, его мечты и непреходящие ценности.
И третья, национально-этническая сфера существования человека в худо-жественном мире Б. Лайпанова, соотносится с лексическим комплексом, включающим в себя понятия, имеющие ярко выраженное сакральное значение и относящиеся к фольклорно-эпическим истокам его поэзии: Священное дерево Карачая – «Джангыз Терек», «Камень Основания» («Къадау Таш»), имена богов – Тейри, Апсаты, первопредков (Карчи, Трама, Науруза, Адурхая, Будияна и др.), эпических и фольклорных героев – Сосурка, Бийнегер, Татаркан. Обозначенные образы, разворачиваясь в текстах стихотворений, охватывают представления о предках, о происхождении народа, о реальных исторических событиях. Все это связано со стремлением поэта к индивидуальной и национальной самоидентификации, к осознанию роли и места его как человека, поэта и карачаевца. (Естественно, что формально выделенные составляющие его «Я» есть лишь взаимодополняющие стороны его личности, которые не существуют отдельно и не могут рассматриваться в отрыве друг от друга).
Учитывая то, что «общество основывается, прежде всего, на идее, которую оно само о себе создает» [2. С. 12], т. е. на общих взглядах и представлениях о себе и о мире, можно отметить, что поэт как бы формирует и формулирует представление о национальных особенностях, чертах, взглядах. Он способствует кристаллизации, осознанию этих черт, формированию представления о себе, о своем прошлом, настоящем и будущем не в виде отдельных явлений и событий, а в виде целостной картины.
Б. Лайпанов, как часть национального мира и как художник, остро ощущает все болевые точки, все нерешенные проблемы национальной жизни и отдель-ного человека. В этом контексте одним из самых существенных мотивов лирики Б. Лайпанова становится мотив патриотический, пафос любви к родному краю, преданность и жертвенность по отношению к Отечеству. Поэтическое «я» в данном случае как бы концентрирует и отражает национальный дух.
С другой стороны, ощущаемая и декларируемая поэтом дистанция между личностью и массой, между индивидуальностью и коллективом, осознание исключительности, которая дается творчеством, определяет его проповедническую позицию. Этим определяется взятая им на себя роль борца и жертвы, глашатая и защитника правды и обличителя зла и лжи, критика и нравственного судьи. («…Будь горд, / Потомок вольного народа, / И головы в печали не склоняй! / В тебе живет высокая свобода / Земли, чье имя вечно – Карачай…» [4. С. 5].
Привлечение и использование определенных образов, символов и знаков национальной жизни и духа у поэта не является этически прямолинейным. Многие традиционные символы подвергаются переоценке. Сознание поэта, как человека своего времени, анализируя некоторые уже клишированные и как бы негласно закрепленные именно за этим национальным миром символы, трансформирует их, выходит на иной, исторически обусловленный уровень их оценки, соответствующий иному времени, иным критериям, иному образу человека.
Рассмотрев различные формы выражения личностного начала и, соответст-венно, изображения человека в поэзии Б. Лайпанова, можно прийти к некоторым выводам.
Особенность лирики и концепции человека у Б. Лайпанова в том, что он не пытается искать утешения вне человека и его возможностей ни в вере, ни в любви. Обрести душевную устойчивость и смысл существования человек может только исходя из своего «Я» и выполняя свой долг перед миром и людьми. Но учитывая, что личность в мире Б. Лайпанова – это, прежде всего, поэтическая личность, выход из одиночества и служение людям видится ему в творчестве, утверждающем главные ценности и тем сокращающем разрыв между действительностью и идеалом. Поэзия является главной ценностью, выходом из одиночества и оправданием существования.
…и пробитое сердце
Может песней взойти
Через тысячу лет.
И поэта поймет
Словно единоверца
На другом языке говорящий поэт. [4. С. 185].
В неразрывной связи с сутью поэтического образа человека, с утверждени-ем ценности поэзии у Б. Лайпанова выступает утверждение ценности слова, языка, родной речи. Они выступают не только как инструмент поэзии, но и как базовая ценность бытия. «…А что нужно человеку? / Хлеб? / Вода? / Слово? / Чтобы жить…» [4. С. 68].
В художественном мире Б. Лайпанова язык, являясь хранителем памяти, истории, национального духа, а значит и самого народа, обретает высшую ценность, превосходящую даже ценность веры, приверженность которой поэт демонстрирует достаточно ярко.
В поисках незыблемых основ жизни и собственной личности поэт создает свой мир в категориях индивидуального и национального сознания. Центром, героем и творцом этого мира является поэт, обобщенный образ которого вмещает в себя и «Я» автора, и его представления о далеких легендарных предках, и формулирование нравственных законов, воплощенных в конкретных личностях, чаще всего эпических героях. Человек в идеальном его воплощении в поэзии Б. Лайпанова – это, прежде всего, защитник народа, правды и справедливости, хранитель национальных святынь как символов национального духа. Масштабность такой личности формирует представление об одиночестве и трагизме человеческого существования и о миссионерской роли поэта в мире, требующем любви и упорядочения. Выстраивание, создание своего образа мира и является тем его упорядочиванием, которое предпринимает художественное сознание поэта. Представление о человеке в современном мире у Б. Лайпанова неразрывно связано с его национальной обозначенностью, национальной самоидентификацией. Именно в этой системе координат поэт осознает и свою личность, и вообще ценность любой человеческой личности, входящей в общий мир как представитель своего народа и своей национальной культуры.
Список литературы
1. Гуревич, А. Я. Категории средневековой культуры / А. Я. Гуревич. – М. : Ис-кусство, 1984. – 283 с.
2. Касьянова, К. О русском национальном характере / К. Касьянова. – М. : Ака-дем. проект, 1994. – 560 с.
3. Лайпанланы, Билал. Джуртда Джангыз Терек / Билал Лайпанланы. – М. : Юйге игилик, 1992. – 256 с.
4. Лайпанов, Билал. Пространство моего голоса : Стихи в переводах русских поэтов : в 3 т. / Билал Лайпанов.– М. : Тейри, 1993. – Т. 1. – 235 с.
5. Лайпанов, Билал. Пространство моего голоса голоса : Стихи в переводах русских поэтов : в 3 т. / Билал Лайпанов. – М. : Тейри, 1993. – Т. 2. – 193 с.
6. Лайпанов, Билал. Пространство моего голоса голоса : Стихи в переводах русских поэтов : в 3 т. / Билал Лайпанов. – М. : Тейри, 1993. – Т. 3. – 127 с.
7. Овсянико-Куликовский, Д. Н. Психология национальности / Д. Н. Овсянико-Куликовский. – Пб., 1922.
8. Султанов, К. К. Национальное самосознание и ценностные ориентации литературы / К. К. Султанов. – М. : ИМЛИ РАН, 2001. – 194 с.
9. Топоров, В. Н. Пространство и текст / В. Н. Топоров. Текст : семантика и структура. – М. : Культура, 1983. – С. 227–284.
10. Цивьян, Т. В. Лингвистические основы балканской модели мира / Т. В. Цивьян. – М. : Прогресс, 1990. – 215 с.
11. Юсуфов, Р. Ф. Русский романтизм начала ХIХ века и национальные культу-ры / Р. Ф. Юсуфов. – М. : Наука, 1970. – 424 с.
