Когда вода всемирного потопа
Вернулась вновь в границы берегов,
Из пены уходящего потока
На берег тихо выбралась любовь
И растворилась в воздухе до срока,
А срока было сорок сороков.

И чудаки? ещё такие есть?
Вдыхают полной грудью эту смесь.
И ни наград не ждут, ни наказанья,
И, думая, что дышат просто так,
Они внезапно попадают в такт
Такого же неровного дыханья...

Только чувству, словно кораблю,
Долго оставаться на плаву,
Прежде чем узнать, что "я люблю",?
То же, что дышу, или живу!

И вдоволь будет странствий и скитаний,
Страна Любви? великая страна!
И с рыцарей своих для испытаний
Все строже станет спрашивать она.
Потребует разлук и расстояний,
Лишит покоя, отдыха и сна...

Но вспять безумцев не поворотить,
Они уже согласны заплатить.
Любой ценой? и жизнью бы рискнули,
Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить
Волшебную невидимую нить,
Которую меж ними протянули...

Свежий ветер избранных пьянил,
С ног сбивал, из мертвых воскрешал,
Потому что, если не любил,
Значит, и не жил, и не дышал!

Но многих захлебнувшихся любовью,
Не докричишься, сколько не зови...
Им счет ведут молва и пустословье,
Но этот счет замешан на крови.
А мы поставим свечи в изголовье
Погибшим от невиданной любви...

И душам их дано бродить в цветах,
Их голосам дано сливаться в такт,
И вечностью дышать в одно дыханье,
И встретиться со вздохом на устах
На хрупких переправах и мостах,
На узких перекрестках мирозданья...

Я поля влюбленным постелю,
Пусть поют во сне и наяву!
Я дышу? и значит, я люблю!
Я люблю? и, значит, я живу!

Shibizhi fon Purch,
Спасибо за ссылку на сборник!

Где-то еще прочитала, что национальная литература начала 20 века переживала застой и Пессоа с помощью такого трюка пытался всколыхнуть ее, даже писал отрицательные рецензии на произведения своих же гетеронимов.

Цитата
Shibizhi fon Purch пишет: Непростой был человек.

Можно было бы посчитать его сумасшедшим. но больно стихи его прекрасны)

Малина пишет:
"Можно было бы посчитать его сумасшедшим. но больно стихи его прекрасны)"

Он гениален! С моей точки зрения, в португальской литературе он второй по значению после "средневекового" Камоэнса поэт.

я подожду тебя на выходе
я подожду тебя на выдохе
знай, будь спокойна и уверена,
что я тебя не пропущу:

не засмотрюсь на что-то пёстрое,
не заберусь в воспоминания,
не заболтаюсь с проходящими,
не зачитаюсь, не засну

я буду ждать тебя на выдохе -
там, где, сужаясь, горло хрупкое
даже в молчании вибрирует,
даже в молчании дрожит

я буду ждать тебя на выходе -
там, где светло, немного ветрено
и хорошо, и неизведанно,
и нерасказанно никем.

Как ветер мокрый, ты бьешься в ставни,
Как ветер черный, поешь: ты мой!
Я древний хаос, я друг твой давний,
Твой друг единый,— открой, открой!
Держу я ставни, открыть не смею,
Держусь за ставни и страх таю.
Храню, лелею, храню, жалею
Мой луч последний — любовь мою.
Смеется хаос, зовет безокий:
Умрешь в оковах,— порви, порви!
Ты знаешь счастье, ты одинокий,
В свободе счастье — и в Нелюбви.
Охладевая, творю молитву,
Любви молитву едва творю…
Слабеют руки, кончаю битву,
Слабеют руки… Я отворю!

Цитата
Shibizhi fon Purch пишет: Он гениален! С моей точки зрения, в португальской литературе он второй по значению после "средневекового" Камоэнса поэт.

Он вытеснил с первого места даже Гумилева... в списке моих обожаемых чтив)

В эту ночь фонари горели
Для кого-то в последний раз
Мне сказала малышка Элли:
«Что ж, пора покидать Канзас»

«Ну, а как же родная сказка?
Очень милая… для детей»
Ты, шепнула, состроив глазки:
«Знаешь, сказки уже не те»

И, моя дорогая крошка,
Взяв корабль и поймав волну,
Увела за собой Тотошку
И отправилась на войну.

Небо залито акварелью
Солнце капает на глаза
К черту все, возвращайся, Элли,
Возвращайся домой, в Канзас

Покорив Изумрудный город,
И, прикрыв за собою дверь,
Утоляли душевный голод
Леди Элли и дикий зверь.

Двадцать семь миллионов белли
За искрящиеся глаза
Это едет малышка Элли,
Чтобы вырезать весь Канзас.

"Мужчинам не просто"

Ты знаешь, подруга, мужчинам не
просто.
И можешь кидать в меня кучу
камней.
Ты принца рисуешь высокого
роста... Чтоб молод, богат был и всех
веселей.
"Мужчина - он должен ...", а
дальше по списку,
За нас написали уже в соц сетях:
Букеты из роз с романтичной запиской,
iPhone, кстати, новый вот вышел на
днях...
От них в 25 ждут огромных
успехов!
Машины, квартиры и где-нибудь дом.
И вовсе не важно какие помехи,
Cвоим ли он нажил все это трудом.
Ты знаешь, подруга, мужчинам не
просто.
Им плакать нельзя, говорить про печаль.
В них много - "нельзя", что нам
девушкам - можно.
Нет... я в восхищении, мне их не
жаль.
Они даже терпят больных истеричек,
Что шарят в карманах, смотря
телефон.
Мужчины прощают так много
привычек.
А многим - совсем отвратительный тон.
Я знаю мужчин, по-серьезному
верных,
Но им почему - то совсем не везло.
Влюбляются в глупых, коварных,
нелепых. А всё потому, что таких -
большинство.
Поэтому им не хотелось жениться,
Пусть дело уже и идет к тридцати.
Телами успели уже насладиться,
Но что -то "за гранью" никак не найти...
Ты знаешь, подруга, мужчинам не
просто,
А умным - еще и труднее в сто крат!
Им мало лица, красоты или роста.
Они, как и ты - идеальных хотят. Есть притча о старом - престаром
мужчине,
Ему девяносто, а он не женат…
«Вы что, не нашли идеал?»
- перед смертью спросили,
«Нашел идеал, но так долго искал…»
«... и что же она? Отказала вам
просто?» ,
«Увы, отказала, была занята….
….она все искала мужчину…
высокого роста, чтоб молод, богат был… Ну, в
общем, мечта…»

Екатерина Довлатова

Дано мне тело -- что мне делать с ним,
Таким единым и таким моим?

За радость тихую дышать и жить
Кого, скажите, мне благодарить?

Я и садовник, я же и цветок,
В темнице мира я не одинок.

На стёкла вечности уже легло
Моё дыхание, моё тепло.

Запечатлеется на нём узор,
Неузнаваемый с недавних пор.

Пускай мгновения стекает муть --
Узора милого не зачерпнуть!
ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ

Не будем пить из одного стакана
Ни воду мы, ни сладкое вино,
Не поцелуемся мы утром рано,
А ввечеру не поглядим в окно.
Ты дышишь солнцем, я дышу луною,
Но живы мы любовию одною.
Со мной всегда мой верный, нежный друг,
С тобой твоя веселая подруга.
Но мне понятен серых глаз испуг,
И ты виновник моего недуга.
Коротких мы не учащаем встреч.
Так наш покой нам суждено беречь.
Лишь голос твой поет в моих стихах,
В твоих стихах мое дыханье веет.
О, есть костер, которого не смеет
Коснуться ни забвение, ни страх.
И если б знал ты, как сейчас мне любы
Твои сухие, розовые губы!
Осень 1913
***

Сердце к сердцу не приковано,
Если хочешь - уходи.
Много счастья уготовано
Тем, кто волен на пути.
Я не плачу, я не жалуюсь,
Мне счастливой не бывать.
Не целуй меня, усталую,-
Смерть придется целовать.
Дни томлений острых прожиты
Вместе с белою зимой.
Отчего же, отчего же ты
Лучше, чем избранник мой?
***

Я сошла с ума, о мальчик
странный,
В среду, в три часа!
Уколола палец безымянный
Мне звенящая оса.
Я ее нечаянно прижала,
И, казалось, умерла она,
Но конец отравленного жала
Был острей веретена.
О тебе ли я заплачу, странном,
Улыбнется ль мне твое лицо?
Посмотри! На пальце безымянном
Так красиво гладкое кольцо.
18-19 марта 1911
Анна Ахматова

Спору нет: вы очень хороши
Это и младенцу очевидно
Ну а то, что нет у вас души, -
Не волнуйтесь. Этого не видно.

Э. Асадов

Волшебная скрипка

Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,
Не проси об этом счастье, отравляющем миры,
Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,
Что такое темный ужас начинателя игры!

Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки,
У того исчез навеки безмятежный свет очей,
Духи ада любят слушать эти царственные звуки,
Бродят бешеные волки по дороге скрипачей.

Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам,
Вечно должен биться, виться обезумевший смычок,
И под солнцем, и под вьюгой, под белеющим буруном,
И когда пылает запад и когда горит восток.

Ты устанешь и замедлишь, и на миг прервется пенье,
И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуться и вздохнуть, —
Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленьи
В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь.


Ты поймешь тогда, как злобно насмеялось все, что пело,
В очи глянет запоздалый, но властительный испуг.
И тоскливый смертный холод обовьет, как тканью, тело,
И невеста зарыдает, и задумается друг.

Мальчик, дальше! Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ!
Но я вижу — ты смеешься, эти взоры — два луча.
На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ
И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача!

Заблудившийся трамвай

Шел я по улице незнакомой
И вдруг услышал вороний грай,
И звоны лютни, и дальние громы,
Передо мною летел трамвай.

Как я вскочил на его подножку,
Было загадкою для меня,
В воздухе огненную дорожку
Он оставлял и при свете дня.

Мчался он бурей темной, крылатой,
Он заблудился в бездне времен…
Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон.

Поздно. Уж мы обогнули стену,
Мы проскочили сквозь рощу пальм,
Через Неву, через Нил и Сену
Мы прогремели по трем мостам.

И, промелькнув у оконной рамы,
Бросил нам вслед пытливый взгляд
Нищий старик, — конечно тот самый,
Что умер в Бейруте год назад.

Где я? Так томно и так тревожно
Сердце мое стучит в ответ:
Видишь вокзал, на котором можно
В Индию Духа купить билет?

Вывеска… кровью налитые буквы
Гласят — зеленная, — знаю, тут
Вместо капусты и вместо брюквы
Мертвые головы продают.

В красной рубашке, с лицом, как вымя,
Голову срезал палач и мне,
Она лежала вместе с другими
Здесь, в ящике скользком, на самом дне.

А в переулке забор дощатый,
Дом в три окна и серый газон…
Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон!

Машенька, ты здесь жила и пела,
Мне, жениху, ковер ткала,
Где же теперь твой голос и тело,
Может ли быть, что ты умерла!

Как ты стонала в своей светлице,
Я же с напудренною косой
Шел представляться Императрице
И не увиделся вновь с тобой.

Понял теперь я: наша свобода
Только оттуда бьющий свет,
Люди и тени стоят у входа
В зоологический сад планет.

И сразу ветер знакомый и сладкий,
И за мостом летит на меня
Всадника длань в железной перчатке
И два копыта его коня.

Верной твердынею православья
Врезан Исакий в вышине,
Там отслужу молебен о здравьи
Машеньки и панихиду по мне.

И всё ж навеки сердце угрюмо,
И трудно дышать, и больно жить…
Машенька, я никогда не думал,
Что можно так любить и грустить.

Николай Гумилев

Жираф

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далёко, далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.

Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.

Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.

Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про черную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.

И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав. .
Ты плачешь? Послушай.. . далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.


наверное, уже несколько раз выставляла сюда это стихотворение. мое любимое.



"В своём сказочном стихотворении поэт сравнивает два пространства, далёкие в масштабе человеческого сознания и совсем близкие в масштабе Земли. Про то пространство, которое «здесь», поэт почти ничего не говорит, да это и не нужно. Здесь лишь «тяжёлый туман», который мы ежеминутно вдыхаем. В мире, где мы живём, остались лишь грусть да слёзы. Это наводит нас на мысль, что рай на Земле невозможен. Николай Гумилёв пытается доказать обратное:

…далеко, далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф. "

Повезло тому, кто знал достаток,
И вдвойне тому, кто знал любовь.
Знает в жизни толк, кто в речи краток,
И вдвойне – кто дружбой греет кровь.

Дружба от недугов помогает,
Это – словно старое вино,
Что с годами только лишь крепчает
И дороже делается... НО!

Выбирать умело друга нужно,
Отличая от людей иных,
Чтоб не походила после дружба
На «ерша» из местных разливных!

автор неизвестен.

Я не могу без тебя жить!
Мне и в дожди без тебя – сушь,
Мне и в жару без тебя – стыть.
Мне без тебя и Москва – глушь.

Мне без тебя каждый час – с год;
Если бы время мельчить, дробя!
Мне даже синий небесный свод
Кажется каменным без тебя.

Я ничего не хочу знать –
Слабость друзей, силу врагов,
Я ничего не хочу ждать.
Кроме твоих драгоценных шагов.

Николай Асеев

Я больше тебя никогда не увижу...

Я больше тебя никогда не увижу,
Я больше не буду просить об
отсрочке.
Ты станешь чуть дальше, но всё-
таки ближе,
Ты веришь в любовь, но быть рядом не хочешь.
Я снова заплачу, как будто от грусти,
Я гляну на небо, почувствую ветер...
Но боль не игрушка - уже не
отпустит
И если спрошу, то, увы, не ответит. Снежинка растает на мокрой
ладони,
Чужая улыбка согреет надеждой,
Но синяя птица тебя не догонит,
Она убежала, забыла, исчезла.
Сбежала от наших смешных притязаний
И лишь за рекою, на лунной
дорожке
Смеётся и плачет как будто над
нами,
Спокойною песней сердца растревожит.
А я убегаю от взглядов и правил -
Ещё пара дней - и закончится осень.
Мы были друзьями, но кем же мы
стали,
Когда яркий свет задавал нам вопросы?
Ты знаешь, холодны стал западный
ветер,
И небо как будто тусклее и выше...
Тебя позову - но ты мне не
ответишь, Я крикну вослед - ты меня не
услышишь.
Теперь мы чужие. Возможно, так
лучше,
По две стороны раскаленного мира.
Но если представится встреча иль случай
Ты сразу поймёшь - я тебя не
забыла.
Ты руку протянешь, улыбкой играя,
Ты сделаешь шаг - и мы станем чуть
ближе... Но это смешно, ведь чудес не
бывает -
Я больше тебя никогда не увижу.

Пустота притаилась за дверью
Обреченных надежд и миров.
Жизнь течет сообразно поверьям,
Пряча горе под скуки покров.
Снова ненависть пляшет во взоре,
Огоньками смеется во тьме.
И мечта заблудилась в узоре,
И застряла в судьбе, как в тюрьме.
Совмещение версий событий,
Как всегда, никуда не ведет.
Только время жестоких открытий
За порогом бессмыслицы ждет.
И в кошмарах лихих пропадает
Все, что раньше могло бы спасти...
А душа изнутри выцветает,
Возвращаясь на те же пути
А.Даль

В небе радуга выгнется коромыслом,
Как печальные губы на маске скорби,
В женской слабости много глубоких смыслов,
Потому она выпрямит, а не сгорбит.

В бесконечное небо взметнётся стая,
Кто остался на жёрдочке - тот не птица.
Крылья, если подрезать, не отрастают,
Вроде выглядят так же - да не летится.

Расцарапала грудь - поломала ноготь,
Наливала коньяк - уронила блюдце.
Очарованных девушек в Мире много,
Доживая до женщин, они сдаются,

И армянский коньяк разбавляют чаем...
[Слабый пол этой гадостью так напичкан],
Потому что на практике получаем,
Что теория слабости утопична,

А теория глупости многогранна,
А теория силы универсальна...
Если есть на крыле ножевая рана,
Может, самое время готовить сани?

Что поделать, мужчины хотят крылатых,
А в погоне за перьями мы стареем,
Ибо глупость и слабость - два сводных брата ,
Два чулка - на октябрьской батарее.

Первый курс социального Универа -
Научиться красиво носить бикини,
А уже на втором пропадает вера,
В то, что кто-то хороший тебя не кинет,

В то, что кто-то хороший с тобой навечно,
А не шарит в Фейсбуке по выпускницам,
Первоклассный коньяк завезли в таверну,
Расцарапала грудь - приходи напиться.

Только с болью давно никакого сладу,
Ночь кисла, как больничные апельсины...

Умной женщине так не легко быть слабой,
Может, даже сложней,

чем мужчине - сильным!

Ищи прекрасное в простом:
С обычным клетчатым листом
Ты можешь натворить такого...
Сложить бумажного дракона,
Журавлика или цветок,
Барашка с гнутыми рогами,
И это будет оригами,
И в этом будет весь Восток.

А можно написать романс:
"Когда я вновь увижу Вас..."
(Двенадцать строчек на странице)
И отнести романс певице.
Певицам нравятся стихи,
Когда в них есть зерно таланта,
Она покажет музыкантам,
И это будет новый хит.

А если не один, а два
Листа, их можно изорвать
И сбросить с театральной выси
На голову большой актрисе.
И это будет спецэффект!
И снег ворвется в помещенье,
И зритель кончит в восхищенье
Шуршать обертками конфет.

Но у меня особый план :
Три слова, полные тепла,
Пишу на клетчатой бумажке,
Чтоб подложить тебе в кармашек
(Забытый ход, но роковой),
Ты прочитаешь с интересом
В объятьях полуночных кресел

И станешь думать -
от кого...

Сухо в жилах. Не кровь – мазутная
Жижа лужами разлита
По постели. Ежеминутное
Перевязыванье бинта
Обнажает не ткань багровую –
Черный радужный перелив
Нефти – пленкой миллиметровою –
Будто берег – меня накрыв.
Слито. Выпарено. Откачано
Все внутри – только жар и сушь.
Сушь и жар. И жгутами схвачены
Соконосные токи душ.
Слезы выжаты все. Сукровицу
Гонит слезная железа
По щекам – отчего лиловятся
И не видят мои глаза.

Представителям всех профессий посвящается.

Молодцы, что стараетесь.
Вспотели от тяжести общей цели.
Всё в цех, всё в кассу, всё, как хотели.
Четыре нормы за раз.
Щупаем "потом", перегнувшись через "сейчас".
Я расскажу вам об одном работяге,
Работал за троих, работал, как надо.
Умер грустным, в глазах ни капли бодрости.
Бедняга, он так и не дожил до молодости.

Услышал и вспомнил лето,
Пропахший цветами сквер...
Оркестрик, возникший где-то,-
Воздушный цветник химер.
Вернулась ничьей улыбкой
Мелодия давних лет
С какой-то надеждой зыбкой,
В которой надежды нет...
Я слушаю. Что мне в этом?
Себе не отдам отчет.
Но дарит улыбка светом
И в дар ничего не ждет.

***
Ах, если бы она была жива
Я все бы отдал за нее, все бросил
Слова, слова, слова, слова, слова
Мы все их после смерти произносим...

И пишуться в раскаяньи стихи
Но в глубине души навеки будут с нами
Грехи, грехи, грехи, грехи, грехи
Которые не искупить словами...

**
Живых все меньше в телефонной книжке,
Звенит в ушах смертельная коса,
Стучат все чаще гробовые крышки,
Чужие отвечают голоса.
Но цифр этих я стирать не буду
И рамкой никогда не обведу.
Я всех найду, я всем звонить им буду,
Где б ни были они, в раю или в аду.
Пока трепались и беспечно жили —
Кончались денно-нощные витки.
Теперь о том, что недоговорили,
Звучат, как многоточия, гудки.

Только змеи сбрасывают кожи,
Чтоб душа старела и росла.
Мы, увы, со змеями не схожи,
Мы меняем души, не тела.
Память, ты рукою великанши
Жизнь ведешь, как под уздцы коня,
Ты расскажешь мне о тех, что раньше
В этом теле жили до меня.
Самый первый: некрасив и тонок,
Полюбивший только сумрак рощ,
Лист опавший, колдовской ребенок,
Словом останавливавший дождь.
Дерево да рыжая собака -
Вот кого он взял себе в друзья,
Память, память, ты не сыщешь знака,
Не уверишь мир, что то был я.
И второй.. . Любил он ветер с юга,
В каждом шуме слышал звоны лир,
Говорил, что жизнь - его подруга,
Коврик под его ногами - мир.
Он совсем не нравится мне, это
Он хотел стать богом и царем,
Он повесил вывеску поэта
Над дверьми в мой молчаливый дом.
Я люблю избранника свободы,
Мореплавателя и стрелка,
Ах, ему так звонко пели воды
И завидовали облака.
Высока была его палатка,
Мулы были резвы и сильны,
Как вино, впивал он воздух сладкий
Белому неведомой страны.
Память, ты слабее год от году,
Тот ли это или кто другой
Променял веселую свободу
На священный долгожданный бой.
Знал он муки голода и жажды,
Сон тревожный, бесконечный путь,
Но святой Георгий тронул дважды
Пулею не тронутую грудь.
Я - угрюмый и упрямый зодчий
Храма, восстающего во мгле,
Я возревновал о славе Отчей,
Как на небесах, и на земле.
Сердце будет пламенем палимо
Вплоть до дня, когда взойдут, ясны,
Стены Нового Иерусалима
На полях моей родной страны.
И тогда повеет ветер странный -
И прольется с неба страшный свет,
Это Млечный Путь расцвел нежданно
Садом ослепительных планет.
Предо мной предстанет, мне неведом,
Путник, скрыв лицо; но все пойму,
Видя льва, стремящегося следом,
И орла, летящего к нему.
Крикну я.. . но разве кто поможет,
Чтоб моя душа не умерла?
Только змеи сбрасывают кожи,
Мы меняем души, не тела.

Pretender,
круто жи как)))))

Ты, дочь моя, уходишь в дом чужой.
А каждый дом - сам по себе держава.
Там все свое. Там распорядок свой,
И свой закон, И правила, И право.

Свои капризы у порога брось
И уважай привычки их любые:
Коль там хромые - обопрись на трость,
И надевай очки, коль там слепые.

Тебе вручается очаг
Отныне и навеки.
Пусть он горит, как свет в очах,
Как сердце в человеке.

Сумей большой огонь разжечь
На малом огоньке.
И хлеб большой сумей испечь
На небольшой муке!

Ты, дочь моя, уходишь в дом чужой.
А там свои тропинки от порога.
Чтоб сделать шаг, ты оглянись, постой
И выбери - куда поставить ногу.

Есть добрые слова - слова-лучи.
Щедрее будь на ласковое слово.
А есть слова, звучащие сурово.
Hе взвесив слово, лучше промолчи.

Ты, дочь моя. уходишь в дом чужой.
Пусть он роднее будет с каждым годом.
И все, что там возникнет пред тобой,
Пусть будет солнцем для тебя и медом.

Hе поддавайся даже мелкой ссоре.
Размолвка - обязательно к беде.
Обиду раствори, как ты в воде
Могла бы растворить щепотку соли.

Ты, дочь моя, уходишь в дом чужой.
Там на тебя с оценкой взор нацелят.
А ты - мой плод, росла не за межой,
И по тебе меня оценят.

Ты слейся с ними. верная подруга.
И преданная мужняя жена.
Hо, как солдат, нет-нет да глянь по кругу-Hе слишком ли уж ты окружена?

Хочу у зеркала, где муть
И сон туманящий,
Я выпытать — куда Вам путь
И где пристанище.

Я вижу: мачта корабля,
И Вы — на палубе...
Вы — в дыме поезда... Поля
В вечерней жалобе —

Вечерние поля в росе,
Над ними — вороны...
— Благословляю Вас на все
Четыре стороны!